– Нет. Мелани чувствовала, что внутри поднимается клокочущая магма. Так ведь та красная штука называется? Да, лава – это когда она уже извергается. Словно лежавший на душе камень плавился, и поток вот-вот мог хлынуть во все стороны. Мелани глубоко вдохнула, потом еще и еще. Надо держать себя в руках. Нельзя распускаться. – Все хорошо. Все хорошо… Теннисон прищурилась. – Прекрати. – Что? – Давай же, приди в себя! Мелани будто очнулась и обвела взглядом помещение, вспомнив, что они здесь не одни. Мать с сыном, прижавшиеся друг к другу в своем углу, смотрели на нее с жалостью. Они наверняка понимали, что к чему, – врачи день и ночь заходили сюда, в эту ужасную комнату, к родственникам, держа в руках чужие судьбы. Наверняка эти двое видели уже не одно лицо с выражением «сожалеем о вашей утрате». Что-то в их взглядах, в похожем на амебу пятне от кофе на зеленом полу, в кошмарных пейзажах на стенах, рядом с растениями в горшках, так похожих на пациентов там, за двойными дверями, тоже едва цепляющихся за жизнь, вдруг взбесило Мелани. Ей захотелось все здесь разнести – выбросить вон потертую мебель, повыдергивать растения, сорвать уродливые картины. Взять и разгромить. В голове появилась картинка, как этакая Годзилла в человеческом обличье крушит и ломает все вокруг. Мелани невольно хихикнула и указала носком своей элегантной туфельки на пятно. – Как думаешь, на что похоже? Теннисон бросила взгляд вниз. – Понятия не имею. На Иисуса? Ответ еще больше рассмешил Мелани. – Ты же не знаешь, как он выглядит! – А ты знаешь? – вздернула бровь Теннисон. Господи, у нее даже брови красивые! Такое вообще бывает? – Я ближе тебя к Богу. – Потому что ходишь в церковь? Ладно, как скажешь, – улыбнулась сквозь слезы подруга. Затем подалась ближе. – Хочешь покурить? – Здесь? Мелани бросила взгляд на табличку «Не курить» у раскрытых двойных дверей, ведущих в коридор. Да, сигарета сейчас была бы в самый раз… Скорее даже, отчаянно необходима. – Нет. У меня дома… – Теннисон придвинулась почти вплотную и понизила голос: – Есть несколько косячков. – Теннисон! – Глаза Мелани буквально вылезли из орбит. – Только копу не говори. Достала через Марка. Хотела пойти с ними к Хиллари. От травки аппетит волчий, ну я и подумала… – совершенно серьезно проговорила Теннисон. – Ты собиралась принести Хиллари марихуану?! Теннисон пожала плечами. Мелани расхохоталась. – Ты просто ненормальная! Совершенно чокнутая! Но это-то мне в тебе и нравится. Не представляю, чтобы кто-то еще мог раздобыть наркотики для моей сестры, кроме тебя. – Ну так что? Будешь? – Я не могу уйти. У меня только что умерла сестра. Мне нужно… Теннисон подняла руку. – Эй, эй, стоп – сейчас как раз самое время. Думаю, Хиллари бы одобрила. Полагаю, она сказала бы всем, кто ждет от тебя сейчас, что ты ответственно, послушно и тактично выполнишь свой долг и сделаешь все как полагается, что они могут идти на хрен. – Хиллари ни за что бы не выругалась. Теннисон закатила глаза. – Она показала бы три пальца и сказала: «Читайте между строк»[19]. Да, именно так она бы и сделала. Мелани постояла секунду, обводя глазами почти пустое помещение приемного покоя. Посмотрела на привлекательного полицейского, стоявшего у стены в коридоре. Потом перевела взгляд на Теннисон, в таком же платье-футболке, какие она любила носить в старшей школе. И кроссовки… Такие еще делают? Эта Теннисон не была похожа на женщину с сумочкой «Биркин», что непринужденной походкой снова вошла в жизнь Мелани, не оставив от привычного уклада камня на камне. Рядом стояла подруга, которую она когда-то любила как сестру. Сестру, которой у нее больше не было. – Поехали, – сказала Мелани. Глава 19 Теннисон давно не курила травку и забыла, как странно после нее себя чувствуешь. Кожа казалась такой скользкой, будто сейчас провалишься внутрь дивана и останешься там навсегда. И еще хотелось хлопьев. Не полезных, с клетчаткой и пищевыми волокнами, а таких, больших, в форме медовых сот и с кучей сахара, которые мама покупала в детстве в награду за хорошие оценки и помощь по дому. Последний раз полную миску запретной вкуснятины Теннисон наворачивала много лет назад. – Надо заказать хлопья, – проговорила она, затягиваясь и передавая косяк Мелани. Та переоделась в старую футболку Эндрю и тренировочные штаны. Аккуратно сложенное платье лежало поверх сумочки на кожаном кресле в углу. В свою очередь затянувшись, Мелани помахала рукой, разгоняя дым. – Не думаю, что хлопья можно заказать. Это же не пицца. – И почему? В чем разница? Та пожала плечами. – Ты уже настолько забалдела, чтобы обсуждать подобные вещи? – Да нет вроде. Хотя не знаю… Давно не имела дела с наркотиками. Мелани выпрямилась, глядя расширенными глазами. – Ты пробовала другие наркотики?! В смысле, настоящие?! Теннисон состроила гримасу. – Я много чего делала, о чем не хотела бы говорить. – Почему? Потому что стыдилась немалой части из этого. Не до такой степени, как отец Мелани, конечно, но достаточно, чтобы избегать признаний о дорожках с кокаином в туалете ночного клуба, сексе втроем с одним актером не первой величины и его подружкой или о том лете, когда подрабатывала «госпожой», чтобы хватало на оплату жилья. Это было особенно горькое воспоминание, потому что закончилось все интрижкой с Рольфом. Увидеть две полоски на тесте во второй раз в жизни оказалось достаточно, чтобы с треском вернуть Теннисон к реальности. Девушке только что исполнилось двадцать три, и она знала, что если собирается стать матерью, то нужно, черт побери, взять себя в руки. Сперва она, правда, была совсем не уверена, что действительно сможет растить ребенка сама. В ее жизни напрочь отсутствовала какая-либо стабильность. Рольф отказался уйти от жены и все сильнее подсаживался на наркотики. У Теннисон не хватало денег, чтобы остаться в актерской школе, даже работая «госпожой». Пришлось устроиться поющей официанткой в заведении для туристов на Таймс-сквер. В карьере не было никаких перспектив, и всерьез приходили мысли бросить здесь все и вернуться в Шривпорт. Что делать с беременностью, Теннисон тогда еще не решила. А потом она получила приглашение на свадьбу… В определенной степени именно произошедшее там подтолкнуло Теннисон к браку со Стивеном. Ей было так стыдно – она не только напилась, будучи беременной, но еще и сотворила нечто ужасное, – что ответ «да» на его предложение предстал вдруг в привлекательном свете. Хоть какое-то доброе дело – дать Стивену возможность стать отцом, завести семью. К черту прошлое – с прослушиваниями, выпивкой после спектаклей и поисками настоящей любви. Кит теперь принадлежит Мелани, и пора перевернуть эту страницу. Рольф самоустранился, а на банковском счете ни гроша… И Теннисон согласилась, в одночасье став вдруг домохозяйкой с безлимитной кредитной картой и с мужем, который не любил жену. Конечно, Стивен был добрейшим из людей и, безусловно, просто обожал Эндрю, но, будучи геем, просто не мог стать ее второй половинкой по-настоящему. Зато Теннисон узнала, каково это, когда тебя ценят и уважают, и научилась получать удовольствие от определенного уровня благосостояния. Стивен научил ее, что значит быть взрослой, уметь идти на жертвы и в то же время наслаждаться лучшим. У нее больше не было причин принимать наркотики, зато она подсела на вещи от «Шанель», полеты на частных самолетах и слюнявую улыбку сына. В конечном итоге жалеть о браке со Стивеном Абернати не приходилось. – Ну, может, пробовала несколько раз в колледже, – проговорила Теннисон, поднимаясь с дивана. – Но сейчас меня и правда на хавчик пробило. Надо посмотреть, есть ли у нас что не из диетического и полезного. Мелани затушила косяк в импровизированной пепельнице – небрежно сполоснутой коробке из-под черной икры, оставшейся после праздника, – и следом за подругой прошла на кухню. – Никогда раньше не курила травку. Даже не думала, что от нее такой запах. Теннисон рассмеялась. – Да, это есть. И в колледже не курила? – Только обычные сигареты, и то тайком. Не хотела, чтобы меня считали какой-то такой… – ответила Мелани, открывая выставленную подругой на шкафчик банку с сальсой. – Какой «такой»? – поинтересовалась Теннисон, зубами разрывая упаковку кукурузных чипсов. Господи, коронки целое состояние стоили! Не хватало только сломать какую-нибудь – придется к дантисту идти. Уж лучше к гинекологу, чем к нему. Тому хоть не в нос приходится таращиться, а на лысую макушку… – Сама не знаю. Глупость ляпнула… – Мелани состроила гримасу. – Нет, ты просто говоришь то, что ожидала бы от тебя твоя матушка. Она заставляла тебя постоянно следить за собой… и ты до сих пор не можешь отучиться. Мелани медленно кивнула. – Наверное. Никогда не задумывалась. – Ты предпочитаешь со всеми ладить и ведешь себя соответственно, приспосабливаешься к окружающим. Защитный механизм. – Теннисон подцепила чипсину и щедро зачерпнула ею сальсу. – Черт, объедение! С ума сойти можно!