– Воздушная тревога! Маскируйте самолеты! Техники, механики, мотористы и прочий авиационный люд стали набрасывать на самолеты маскировочные сети. Андрей выхватил из сумки ракетницу, пустил вверх красную ракету. Она возымела эффект. Со стороны штаба завыла сирена, к зениткам побежали расчеты. Андрей же бросился к щели, отрытой за стоянками на такой случай. А «Хейнкели» уже видны. С ходу пикировать стали. Сегодня зенитчики не оплошали, открыли огонь из всех пушек. Ага, не понравилось! Атакующий самолет отвернул в сторону. Сделали круг над аэродромом, постреляли из пулеметов издалека, не причинив вреда, и улетели. Вылет оказался удачным, и Андрей решил на днях повторить еще один, на аэродром, где базировались истребители. У немцев было десять аэродромов для легиона «Кондор». Как правило, под одну модель самолета. Так проще обеспечивать расходными материалами – бензином, маслами, запчастями, боеприпасами. Под контролем Франко были многие испанские провинции – Галисия, Леон, Наварра, Старая Кастилия, Эстремадура, Севилья, порт Кадис и испанское Марокко. А территории, подконтрольные республиканцам, становились все меньше. У республиканцев необученная пехота, резервисты. А еще летчики и танкисты из интербригад и советские добровольцы. На стороне Франко испанская армия, итальянские и немецкие кадровые военнослужащие. Кстати, они не в форме, а в гражданской одежде, как и бойцы интербригад. Только зачем маскарад, если обеим сторонам и так известны детали? Ни для правительств, ни для журналистов никаких секретов не было. Да и не умели хранить секреты испанцы. Амурные – вероятно, а военные – нет. О предстоящем наступлении или перегруппировке знала вся деревня или город. Учитывая «пятую колонну» из числа сторонников Франко, немцы узнавали о всех передвижениях, дислокации частей республиканцев. Абвер широко раскинул сети, и для военной разведки Германии Испания тоже была полигоном для отработки навыков. Для немцев Испания вообще была находкой, полигоном для испытаний новой техники – танков «Т-I», 88-мм зенитных орудий, «Ю-87», «Bf-109», многих родов войск. Немцы сделали выводы и усовершенствовали боевую технику и тактику. Причем после завершения гражданской войны всю технику вывезли в фатерланд. СССР боевую технику республиканцам продал, а не подарил, после разгрома республиканцев вывезли только военный персонал, технику бросили. А главное – выводов не сделали, ни по технике, ни по тактике. Новые танки и самолеты в СССР стали появляться в 1940 – 1941-х годах, в малых количествах, и освоить их толком ни летчики, ни танкисты, ни технический персонал не успели. Наступило Рождество. Испанцы – католики истовые, особенно франкисты. Республиканцы, как и коммунисты, анархисты, социалисты – веру не почитали, и на своей территории священников изгоняли из храмов, зачастую расстреливали, тем самым настраивали простой люд против себя. Бои временно прекратились без всякого официального перемирия. Немцы хоть и почитали фюрера не меньше бога, но от веры не отступились. Среди немцев и католики, и протестанты есть, как и в военных частях, капелланы обеих конфессий. В эскадрилье разных национальностей люди, но в Бога верили, устроили себе несколько дней выходных, в церковь ходили. Самое нелепое – эскадрилья получила письменный приказ: на Рождество совершить налет на аэродром немцев Авила, в сотне километров на запад от Мадрида. К удивлению Андрея, пилоты выполнить приказ отказались. – Испанцам надо, вот пусть их летчики летают, а я в церковь пойду, – заявил один из бельгийцев. – Но приказ! – Пошли их к черту! Я присягу на верность безбожникам не давал. Эскадрилья приказ не выполнила. Лететь Андрею одному – не серьезно. За невыполнение приказа во время войны наказание во всех армиях мира серьезное – трибунал, долгий срок или расстрел. А эскадрилью даже не пожурили. Для Андрея дико. После этого случая он осознал – республиканцам с их отвратительной дисциплиной победы не одержать. Приказ на вылет повторили через две недели. На аэродроме Авила базировались бомбардировщики «Ю-87». На этот раз Андрей решил штурмовать вечером. На своем аэродроме договорился, что при возвращении даст зеленую ракету. Пусть в начале и середине посадочной полосы, сбоку от нее, поставят грузовики с включенными фарами. Штурмовку произведут при свете уходящего дня, немцы вызовут истребители, по задумке должна наступить ночь. В этих краях темнело быстро. Только что было светло, как солнце село за горы, сразу темно, как будто рубильник выключили. Мадрид от Авилы отделяет горный хребет Кордильеры, средние высоты две с половиной тысячи метров, судя по топографической карте. Поэтому высоту меньше трех тысяч держать по маршруту не следует. Об этих особенностях Андрей напомнил на совещании. С севера к Кордильерам перпендикулярно примыкали Иберийские горы, так что обойти не получится. Полет над горами имеет свои особенности – ветер со склонов, облачность и погода переменчивы. С одной стороны хребта может быть отличная погода, с другой – ливень и ветер. Перед вылетом Андрей в пустую противогазную сумку положил десяток гранат, вспомнив опыт полетов на Первой мировой войне. Лучше бы авиабомбу, а куда ее пристроить в истребителе? Не держать же на коленях? У метеорологов уточнил погоду по маршруту, время захода солнца. Для Мадрида, недалеко от которого был их аэродром, и для Авилы, с другой стороны хребта, время отличалось на десять минут. Казалось бы – немного. Но для боя десять минут – целая вечность. Поднялись все самолеты, построились парами. Ведущим комэск Андрей. Сразу время засек, еще заранее просчитал полетное время до цели, поэтому старался выдерживать крейсерскую скорость триста пятьдесят километров в час. К Авиле вышли с ошибкой в пару километров, для истребителя простительно. На бомбардировщике есть штурман, он прокладывает курс, не отвлекается на управление, просчитывает полетное время и прочие детали на логарифмической линейке. А летчику истребителя приходится постоянно крутить головой – не видно ли неприятельских самолетов. Бомбардировщики, как правило, имеют истребительное прикрытие. Так во всех уставах ВВС закреплено. Летчик-истребитель сам себе пилот, штурман, радист. Штурмовку перед темнотой никто не ожидал на аэродроме, не было прецедентов. Персонал обслуживал «Юнкерсы», по аэродрому ездили топливозаправщики и другие машины технических служб. Даже зенитчики размякли от тепла, бездействия, расслабились. Как и было задумано, истребители рассыпались попарно широким фронтом и огонь открыли одновременно. Если заходить на цель пара за парой, времени уйдет больше, зенитчики успеют пристреляться. Семь самолетов, четырнадцать пулеметов, ливень свинца с малой высоты. Бронебойно-зажигательные пули исправно поджигали то, что может гореть – самолеты, грузовики, легкие постройки из досок. И живой силы было поражено много. За аэродромом боевой разворот, повторный заход на вражеский аэродром. Вот теперь зенитчики открыли огонь. Андрей снизился до бреющего, стал бросать за борт гранаты, одну за одной. Выдергивал чеку – и гранату за борт. До конца стоянки успел опустошить всю сумку из-под противогаза. Другие истребители шли выше и вели пулеметный огонь. Все! Патронные ящики пусты, надо идти к своему аэродрому. Андрей осмотрелся. Все самолеты в сборе, у крайнего слева, на борту нарисован черт с копьем в руке, на нем француз Эмиль летает, легкий дымок сзади виден. И непонятно – дым или какая-то техническая жидкость? Охлаждение мотора воздушное, радиатора с охлаждающей жидкостью нет, гидравлики на истребителе нет, стало быть, вытекать нечему. Снова повернул голову. Дымок сильнее. Похоже, через Кордильеры ему не перетянуть. Андрей подлетел к самолету Эмиля ближе, несколько раз махнул рукой вперед. Давай, мол, уходи вперед. Мотор у самолета Эмиля работал исправно. Надо дать полный газ, выжать из двигателя все, постараться перевалить через горы. И даже если Эмиль угробит повышенными оборотами мотор, лучше пусть перетянет через горы. Там можно или подходящую площадку для посадки найти, или выброситься с парашютом. Любая выброска с парашютом опасна, можно удариться о хвостовое оперение, либо приземлиться неудачно, повиснув на дереве в безлюдной местности, где помочь некому. Или угодить в болото, или бурную реку. Довоенного образца парашюты были практически неуправляемы в полете. Хорошо, если потоком воздуха снесет в сторону от скалы или крутой стены ущелья, потому как в горах покидать самолет с парашютом вдвойне опасно. Эмиль требование Андрея понял, двинул ручку управления двигателя вперед. Самолет медленно стал набирать скорость, оторвался от основной группы. Ну еще бы немного, десяток минут продержался в воздухе! За уходящим истребителем тянулась струйка дыма, но открытого пламени не видно. На высоте трех тысяч метров видно, что за спиной еще светит солнце и вершины гор освещены, а впереди уже темно, горы закрывают местность от солнца. Андрей, как и все летчики, назад оборачивался. Нет ли преследователей? Немцы сейчас оказывают помощь раненым, тушат пожары, считают потери – убитых военнослужащих, не подлежащие восстановлению бомбардировщики. Что такие будут, Андрей не сомневался, при штурмовке в зеркале заднего вида видел, как от взрыва гранаты вспыхнул и почти сразу взорвался «лаптежник». Завтра или послезавтра можно ожидать ответного удара. «Девуатины» базировались только на одном аэродроме, и немцы прекрасно знали – где именно. Только перелетели Кордильеры, внизу показались огоньки в селениях, а впереди на земле вспышка, потом пожар. Екнуло сердце. Не самолет ли Эмиля? Жив ли сам? Андрей, по расчетам, чувствовал – свой аэродром где-то рядом. Выстрелил из ракетницы, как уговаривались. В стороне вспыхнули фары, осветив посадочную полосу. Пришлось снижаться по пологой спирали, теряя высоту. Андрей старался не упускать из вида аэродром. Вышел в створ двух грузовиков, перед ним полоса. Ночью, пусть и при свете фар, дистанция кажется иной. Немного ошибся с высотой, жестко ударился колесами шасси, дал «козла», как называют такую ошибку пилоты, уже мягко подвел к полосе второй раз, приземлился. За ним по очереди остальные истребители. Зарулив на стоянку, Андрей заглушил двигатель, пересчитал все самолеты. Зарулил последний, шестой. Все! Стало быть – на земле они видели горевший «Девуатин». Да черт с ним, самолет можно сделать или купить. Жив ли пилот? Навалилась сильная усталость, еле выбрался из кабины, сказалось нервное напряжение. Дружно направились в столовую, выпили вина, поели. Вылет прошел удачно, но летчики были мрачны и неразговорчивы. Всех интересовала одна мысль – жив ли Эмиль? Успел ли покинуть самолет, или старался посадить в темноте машину, потерпел неудачу и сгорел вместе с истребителем? Потери в боевых товарищах всегда действовали на настроение пилотов плохо. Сегодня он, а завтра ты. К тому же к парашютным прыжкам летчики относились с опаской. Парашют один, запасного нет. Раскроется купол или его стропами перехлестнет? В боевой обстановке никто не имел опыта спасения на парашюте. А это не то что учебные прыжки в мирное время, когда день, безветренная погода, рядом товарищи и есть на всякий случай запасной парашют. В боевых условиях мало удачно покинуть гибнущий самолет. Надо еще осмотреться, оценить – можно ли дернуть кольцо и открыть купол? Если недалеко вражеские самолеты, лучше совершить затяжной прыжок, потерять высоту метров до 300 – 400, потом дергать кольцо. Сколько случаев было, когда немцы расстреливали в воздухе пилотов на парашютах. В Первую мировую войну немцы, как и другие пилоты, вели себя по-рыцарски. Мировоззрение быстро поменялось. В Германии девиз «Германия превыше всего». И на пряжке ремня «С нами Бог!». А творили действия жуткие, верующий человек так себе поступать не позволит. В той же Испании 26 апреля 1937 года немецкие бомбардировщики совершили массированный налет, сровняв с землей город Гернику, убив не одну сотню мирных жителей. Уже утром на аэродром позвонил сам Эмиль, сообщил, что жив, не травмирован, доберется попутками, а самолет – увы! – сгорел. Выходит, именно этот пожар видели пилоты. Эмиль добрался только после обеда. Рассказал, что истребитель неожиданно вспыхнул, пожар начался в хвосте. Эмиль тянул сколько мог. Когда увидел внизу огоньки, понял, что горы преодолел, и выпрыгнул. Одной рукой в краге лицо прикрывал, чтобы не обжечь, пламя уже было нешуточное. Андрей припомнил рассказы бывалых фронтовых пилотов Великой Отечественной. Если самолет слушался рулей при пожаре или сильных повреждениях, пилоты открывали фонарь кабины, расстегивали привязные ремни, крутили бочку. Силой инерции их выбрасывало из кабины. Очень важный момент – не задевая хвостового оперения. Сколько пилотов получили травмы или погибли, уцелев при обстреле, но при покидании самолета, причем убийцей выступал собственный самолет. И такие травмы были характерны для истребителей, у бомбардировщиков люки снизу, да и скорости меньше, не так сильно ветром сносит. Днем пилоты отдыхали, техперсонал обслуживал технику. На половине самолетов двигатели изношены, требуют или капремонта, или списания и замены. Франция поставки новых самолетов и запчастей прекратила. За несколько месяцев боев от десятка «Девуатинов» осталось в строю шесть. Правда, командование клятвенно обещало прислать на пополнение советские «И-15». Самолет по характеристикам и летным качествам, технике пилотирования схожий с «Девуатином». Но обещать – еще не значит жениться, и самолеты эскадрилья получит только в конце февраля. Самолеты пригнали советские «добровольцы». Оставшись на несколько дней, проводили инструктажи. Андрей передал свой «Девуатин» Эмилю, а сам взял «И-15». Во-первых, русский язык знал, в отличие от Эмиля, и слова инструктора хорошо понял. Во-вторых, интересно было полетать на советской технике, оценить ее возможности. Истребитель очень маневренный, по вооружению французу не уступает, два пулемета винтовочного калибра. Другие характеристики схожи. После нескольких дней, убедившись, что пилоты интербригады самолеты вполне освоили, советские летчики уехали. Первые дни были проблемы с боеприпасами. На «И-15» стояли советские пулеметы «ШКАС», и к ним подходили только советские патроны. В отличие от пулеметов на «Девуатине», «ШКАС» обладал высокой скорострельностью. Если прицелился точно, то при попадании десятка пуль хоть одна разрушит жизненно важный узел. У скорострельности была обратная сторона: быстрый расход боеприпасов, и здесь тактика определенная – подобраться к вражескому самолету как можно ближе, не далее сотни метров, стрелять в уязвимые места. У «Юнкерса-87» это крылья, там размещены бензобаки, не прикрытые броней. С «Bf-109» хуже. Пилота ранить или убить почти невозможно – бронестекло и двигатель спереди прикрывают, бронеспинка – сзади. Если только по хвостовому оперению огонь вести или сбоку по кабине. Тогда, потеряв управление, самолет рухнет. На хвостовом оперении «И-15» механики нарисовали обозначение, эмблему интербригад – в виде трехцветного флага, сверху вниз – красный, желтый, темно-синий. В центре, на желтой полосе трехлучевая звезда. Чаще всего интербригады формировались по национальному признаку. Французы – 25 %, поляки – 10 %, как и Италия, Германия. США поменьше. Были и смешанные бригады пехотинцев, танкистов, эскадрильи пилотов. Всего через интербригады прошла 31 тысяча бойцов, методом ротации, служили по 3–6 месяцев. Ведь многие имели на своей Родине работу, семьи, которые надо кормить. Из этого числа тысяча погибла, еще 6 тысяч дезертировали или были расстреляны за преступления. Среди бойцов было 340 русских из белоэмигрантов или уехавших из России до революции в другие страны. Среди них были люди удивительные, как генерал-майор Белой армии Андрей Есимонтовский. На момент 25.10.17 года, большевистского переворота, он был полковником лейб-гвардии Измайловского полка. В интербригаде дослужился за 2 года от рядового до капитана. Карьера более чем стремительная. Плохо было, что 30 % бойцов интербригад не имели военной подготовки, не служили ранее в армии, не говоря о том, что не имели боевого опыта, потому погибших и раненых много. Две трети бойцов интербригад составляли коммунисты и социалисты, оставшаяся треть – анархисты и вообще бескорыстные, приехавшие по убеждениям. Многие, прошедшие через Испанию, в дальнейшем стали известными людьми. Например, Вилли Брандт, четвертый федеральный канцлер ФРГ, нобелевский лауреат. Или Эрнест Хемингуэй, американский писатель. Тоже нобелевский лауреат по литературе. Его книга «По ком звонит колокол» как раз про гражданскую войну в Испании. Или Джордж Оруэлл, американский писатель, и его соотечественник, певец Поль Робсон. Можно вспомнить Мюнниха Ференца, ставшего позднее премьер-министром Венгрии. Не самые плохие люди. Хотя были и мерзавцы – воры, насильники, да просто патологические убийцы. Их судили, расстреливали. Правда, руководитель интербригад, француз Андрэ Марти сам был жесток, за что получил прозвище «альбасетский мясник». По его приказу было убито не менее пятисот интернационалистов, заподозренных в связях с Троцким или спецслужбами третьих стран. В марте 1937 года прошли сильные бои под Гвадалахарой. Франкисты хотели наступать, но массированные атаки республиканской авиации наступление остановили, в чем заслуга главного военного советника по авиации Якова Смушкевича. Бомбардировщиков «СБ» над полем боя сменили «Р-5», а сверху плотное прикрытие истребителей. Немцы легиона «Кондор» пытались прикрыть войска, а не получалось. Часть истребителей республиканцев отбивали атаки «Мессеров» и «Хейнкелей», а другая часть сама штурмовала. Наступление на Мадрид через Гвадалахару сначала вела итальянская дивизия «Черное пламя». Силы были не равны, по пехоте итальянцы превосходили в 3,5 раза, по пушкам в 20, а танков на этом участке у республиканцев не было совсем, а у итальянцев 108 танкеток «L3/33», 32 бронемашины и 60 самолетов «Fiat CR-32». Только через несколько дней от начала наступления на опасный участок перебросили несколько танков «Т-26» и «БТ», которые легко расстреляли итальянские танкетки «Ансальдо», вооруженные пулеметами. А 75 самолетов республиканцев фактически уничтожили автоколонны с пехотой, подходящие итальянцам на помощь. За несколько дней наступления, начатого итальянцами 8 марта, они смогли продвинуться на 38–50 км, заняв города Когоквор, Масегосо, Альморфоле, Брегуэгу. Самолеты республиканцев базировались в Альбакете, где взлетно-посадочная полоса бетонная, а итальянские самолеты на грунтовых аэродромах. Необычно для весны выпал снег, растаял, полевые аэродромы развезло, и итальянцы оказались без поддержки авиации. После ожесточенных боев 14–17 марта сильно потрепанную дивизию «Черное пламя» отвели, ее сменила дивизия «Божья воля». Обе стороны прекратили боевые действия, остановившись на линии Вальдеаренос – Леданка – Гонтакарес. Итальянскому экспедиционному корпусу впервые так не повезло. Боевая техника уничтожена, потери личного состава ужасающие. Если в первых вылетах на новом для себя самолете «И-15» Андрей осторожничал, то потом освоился. Истребитель оказался очень маневренным, легким в управлении, надежным. Например, горизонтальный вираж самолет выполнял за восемь секунд, что было не по силам ни одной модели самолета, воюющего в Испании. Шасси неубираемое, но скорость максимальная – 370 км/час и отличная живучесть. Иной самолет возвращался с боевого вылета, а на нем попаданий по три-четыре десятка. Всю ночь механики над ним трудятся, ремонтируют. И утром истребитель снова в строю, готов к боевой службе. Андрей особенно оценил живучесть «И-15» во время штурмовок под Гвадалахарой. Вся эскадрилья тогда делала по несколько вылетов в день. Обстреляют колонну итальянцев – и на свой аэродром. Зенитной артиллерии у итальянцев практически не было. При налетах пехотинцы разбегались от грузовиков и дружно палили из винтовок по самолетам. Попасть из винтовки в быстролетящий самолет очень затруднительно, но когда в автоколонне перевозили сотни солдат, огонь получался массированным. Хоть один-два, да в самолет попадут. Приземлятся после штурмовки, пока отдыхают или обедают, механики истребители осмотрят, заправят, снарядят патронами. Три-четыре вылета в день очень утомляли. Вылеты боевые, ты стреляешь, в тебя стреляют. Штурмовки с низких высот, а местность под Гвадалахарой гористая, только и смотри, как бы в какую-нибудь горку не воткнуться. Итальянские «Fiat CR-32» пытались противодействовать, особенно в первые дни, но советские летчики на «ишаках» сбили десяток истребителей, и «макаронники» рисковать перестали. Их «Фиаты» уступали нашим «И-16» почти по всем характеристикам, и общая выучка летчиков была хуже. Вот немцы – да. Чувствовалась школа, хороший налет часов, исполнительность, даже упрямство в достижении цели. Андрей знал, что вскоре Советскому Союзу придется столкнуться в открытом бою с немцами, поэтому приглядывался к тактическим приемам немецких пилотов. Нелепо, ведь не пригодится. По крайней мере, думалось так. В первые годы войны помощь СССР шла только по ленд-лизу, устаревшей боевой техникой. А интербригад, как в Испании, не было. И шансов попасть в Союз у Андрея тоже не было. А и попади! В царских офицерах был? В Белой армии служил? Бежал из Крыма, не получив разрешения. Стало быть – виновен по всем пунктам! Когда расстреливали настоящих бойцов и патриотов вроде Смушкевича и Рычагова, то надеяться на милость НКВД не стоило, не было такого понятия в лексиконе чекистов. Только жестокость по отношению к врагам, настоящим и мнимым! А милосердие – поповское понятие не для настоящих большевиков. Бои постепенно затихли. У обеих сторон потери в личном составе. В эскадрилье Андрея четыре самолета остались годными для полетов – два «И-15» и два «Девуатина». И пока начальство быстрой поставки новых не обещало. Всего в Испании воевали 368 самолетов этого типа, причем часть была собрана здесь из комплектующих. Четырьмя самолетами, да еще двух типов, серьезного удара не нанесешь. Андрей стал задумываться о возвращении во Францию. Он точно знал о предстоящем поражении республиканцев. Протянут еще год и падут. На стороне Франко выступают почти все европейские страны, хотя стараются не афишировать. Андрей приехал в Испанию воевать с немцами, а приходится и с итальянцами сражаться, и с испанцами. Получается – за социалистические убеждения республиканского правительства бьется. Идеалы коммунизма или социализма были от него далеки, тем более анархизма. Тогда зачем он здесь? Самолюбие потешил, уничтожил несколько немецких самолетов, убил нескольких немцев, освоил два типа самолетов – «Девуатин» и «И-15». А еще видел немецкие машины в бою, познакомился с их тактикой. Что дальше? Пока пребывал в Испании, отправил почтой два письма Ивану, а ответа не получил. Не стряслось ли чего? Корить себя начал. Бросил серьезную работу, сорвался, как пацан, на чужую войну. Для чего? Может, Ивану помощь и поддержка нужна. Что бы он в Испании ни делал, Франко все равно возьмет верх. Часть интернационалистов, хлебнув крови и лишений военных действий, стали покидать позиции. Кто по ротации, другие просто дезертировали. Подло все бросить и исчезнуть – не для него. Все же русский офицер, к нему в эскадрилье относятся уважительно, называют «русской осой». Начал выжидать удобный момент, скажем, затишье в боях, когда можно подать заявление по инстанции. Сослаться на необходимость вернуться на работу, содержать семью. Повод уважительный, несколько человек из технического состава эскадрильи уже подали заявление, и им никто не препятствовал, даже выделили деньги на обратную дорогу. А выбраться с каждым днем все сложнее. В руках Франко практически оба побережья, западная граница Испании с Португалией фактически на замке. Португалия бойцов интербригад или не пропускает, или сдает путчистам. Глава 4. «На родине» Заявление при удобном случае подал, на французском языке. Попросили подождать, пока подберут кандидатуру комэска. Дня через три перезвонили, кандидата достойного нашли, завтра подъедет с приказом о назначении, а сегодня, пока он еще командир, надо сделать вылет на штурмовку в район Ибарра. Штурмовка – дело привычное, да и засиделись пилоты, несколько дней полетов не было. Истребители к полету готовы, пилоты заняли места после короткого инструктажа. Андрей – ведущим, за ним остальные. Вышли к указанному району, произвели штурмовку, развернулись к своему аэродрому, да появились «Мессеры», две пары. Бой завязался. По рации двое пилотов Андрею докладывают – нет патронов. – Уходите с пикированием, пока мы их боем свяжем. Оба «Девуатина» на пикировании ушли, остался Андрей и бельгиец Гастон, пилот хороший, но в эскадрилье новичок. Андрей бой на горизонтали «Мессерам» навязал. После нескольких виражей смог в хвост ведомому зайти, нажал на гашетку. Пулеметы сделали несколько выстрелов и смолкли, закончились патроны. Однако попадания оказались точными, «Мессер» задымил, со снижением пошел вниз. – Гастон, добей его, у меня патроны закончились, – приказал Андрей. Истребитель Гастона вырвался вперед, подобрался ближе к дымящему «Мессеру», да неожиданно по крылу «И-15» как горохом сыпанули, на крыле пробоины. Обернулся – два «худых», как их прозвали уже во время Великой Отечественной, пристроились за самолетом Андрея. «Худые», потому как для хорошей аэродинамики фюзеляжи тонкие, сравнительно с «И-15», «И-16», «Девуатином». У советских истребителей фюзеляжи короткие, бочкообразные, да еще лоб широкий. У Андрея выход – оторваться на виражах от немцев и уйти с пикированием. Бросил истребитель в левый вираж, сразу «горку», ведущий немецкой пары от Андрея отстал, зато ведомый пристроился и очередь дал. Пули по хвостовому оперению ударили. Обернулся Андрей – лохмотья висят на горизонтальных рулях. И «Мессер» не отстает. Андрей ручку вперед до отказа, мотор взревел на максимальных оборотах, Андрей попробовал иммельман исполнить, а на этапе перевода в горизонтальный полет перед ним оказался «немец». Уже и отвернуть некуда, перед самолетом Андрея кабина «Bf-109». Винтом своего самолета по ней ударил. Треск, во все стороны обломки, самолет сразу затрясло из-за повреждения винта. «Мессер» на землю, беспорядочно кувыркаясь, падать стал, за ним последовал «И-15». Тяги нет, хоть мотор ревет, скорость падает, как и высота. А сзади еще один «Мессер» по неуправляемому «И-15» из пулеметов стреляет. Высоты уже полторы тысячи метров, и она стремительно тает. Андрей попробовал поработать педалями и рукой. Бесполезно, истребитель не слушается управления, надо покидать. Андрей отстегнул привязные ремни, откинул часть борта. Была такая деталь по левому борту вроде горизонтальной дверцы на петлях, для удобства посадки и покидания кабины. Привстал в кабине, собираясь перевалиться через борт, левой рукой о борт уперся, правой схватил кольцо парашюта. Страшно, земля приближается стремительно, самолет крутит, воздух в расчалках свистит. Только покинул истребитель, как удар в грудь. Каким-то чудом успел вытяжное кольцо парашюта дернуть и лишился сознания. Хотя затухающая мысль была – проклятый «Мессер» добил, скотина. В небе свалка была, то республиканский самолет падает, то немецкий. На хвостовых оперениях ни звезд, ни свастики нет, однако все знают, кто самолетами управляет. Штурмовка итальянских позиций шла над передовой, как и воздушный бой, за которым следила пехота обеих сторон. Два парашюта с фигурками под ними опускаться стали, аккурат на нейтралку. Ветер их то в одну сторону сносит, то в другую. Пехотинцы по парашютистам не стреляют, напряженно следят, куда приземлятся. В последний момент порывом ветра парашюты снесло к республиканцам, и приземлились они в полусотне метров за передовой траншеей. Немец оказался цел, сразу руки поднял. А второй парашютист, кем Андрей был, не шевелится. К нему пехотинцы подбежали, а у пилота куртка в крови, но дышит. Так на парашюте его по траншее в тыл вынесли. Очнулся Андрей в палате госпиталя. Над ним санитар склонился. Увидев, что Андрей пришел в себя, умчался и вернулся с доктором. Хирург из русских, судя по разговору без акцента. – Очнулся? Очень хорошо! Трое суток без сознания. Стало быть, повезло, организм сильный. Значит – выкарабкаешься. Тебе бы еще полежать, да завтра пароход с ранеными уходит. Тяжелых, тебя в том числе, на родину отправят. Сейчас Фанхио – это санитар – тебя напоит и накормит. Немного попозже я перевязку сделаю. Хирург собрался уходить, уже пару шагов сделал. Потом обернулся, достал из кармана застиранного халата пулю, показал Андрею. – Вот она, немецкая, на твое счастье крупные сосуды не задела. Хочешь – возьми на память. Андрей кивнул. Хирург пулю положил на тумбочку. Андрей слегка голову повернул. На тумбочке лежало удостоверение бойца интербригады – карточка с подписями и печатями, но без фото. Хирург ушел, санитар сначала напоил водой из поильника, потом накормил котлетой, на гарнир – вареный рис с острой приправой, как любят испанцы. Есть хотелось сильно, сильнее только пить. Воды выпил три поильни, пока жажду утолил. Слова хирурга его ошеломили. В СССР? Он и хотел увидеть страну – какая она стала? И боялся, и основания для опасения были. В душе буря чувств. Убежать ночью из госпиталя? Но он слаб. Вон, после перевязки попробовал встать и едва не упал от слабости, закружилась голова. Хорошо, санитар подхватил, усадил на каталку. Хирург покачал головой укоризненно. – У тебя серьезное ранение, потерял много крови. Тебе надо лежать и больше есть мяса и фруктов, чтобы восполнить кровопотерю. – Доктор, со мной надолго? – Сюда ты уже точно не вернешься. Месяц в госпитале, потом в санаторий на реабилитацию. А там видно будет. Если из ВВС спишут, будешь на гражданке почту возить на «У-2». Санитар стал выкатывать каталку с Андреем из перевязочной, хирург закурил папиросу. Для Андрея даже странно. Чтобы врач в его время в отделении закурил? А здесь дымили все – персонал, раненые. Но советские и испанцы лежали в разных отделениях, на разных этажах. Видимо, удостоверение сыграло свою роль. Наши летчики, да и другие военспецы его имели для прикрытия. Да еще Андрей хорошо говорил на русском, что в интербригадах редкостью было. Приняли его за советского пилота. Но русский и советский – большая разница. Утром, после завтрака, раненых погрузили на поезд и уже вечером еще одна погрузка на корабль. Название судна Андрей прочитать не успел, и флаг точно не красный советский, а какой-то банановой республики. Кубрик, куда поместили Андрея, большой, человек на десять. Как позже догадался Андрей, судно приспособлено под госпитальное, ибо перевязки делали в настоящей перевязочной, а еще была операционная, сам прочитал надпись на двери. Так что судно только с виду торговое. Получается – готовился СССР к войне. А грянула беда в сорок первом, и ни черта нет. Ни пушек не хватает, ни сухарей, ни бинтов. На судне ни одной женщины. Все, кого видел Андрей, мужчины. И врачи, и санитары, и коки, не говоря о персонале судна – матросы, кочегары, рулевые и штурманы. А капитана Андрей так и не видел, но полагал, что и тот мужчина. Полторы недели судно раскачивало, но шло ходко. Андрей служил когда-то на «Орлице», хоть и не морской волк, а приблизительно мог угадать скорость по ударам волн по бортам, работе гребных винтов. Судно на угле и везде его тонкая пыль, даже на бинтах, если дня два не менять. По солнцу в иллюминаторах приблизительно определял положение судна. Сначала на север шли, потом на северо-восток, затем на восток, а когда судно на юг повернуло и солнце стало видно с другой стороны борта, в тупик встал. Куда они могли плыть таким маршрутом? Когда судно встало у причала, а потом разгружаться стало, кто-то из раненых сказал: – Братцы, да это же Мурманск, провалиться мне на этом месте! Прохладно. Снега нет, а ветер приносит ледяное дыхание близкой Арктики. За полдня крытыми грузовыми машинами всех раненых в госпиталь перевезли. Тут же подразделяли по виду ранений. Андрея – в торакальное отделение. А уже в отделении палаты для командиров отдельно, для рядовых и сержантов отдельно. Разница в пайке. Командирам выдавали папиросы, рядовым – махорку. А еще командирам конфеты, рядовым – пиленый кусковой сахар. Андрей попал в двухместную маленькую палату. На соседнюю койку определили раненного в грудь танкиста. На судне Андрей его не видел, велико судно. И в палате познакомиться не успел, ночью танкист умер. На кровати танкиста, так же как и у Андрея, висела табличка с фамилией и инициалами. Андрей, обнаруживший смерть танкиста первым, еще до обхода медсестры, еще сам не зная зачем, перевесил таблички. Персонал в лицо раненых еще не запомнил, слишком много их поступило. Одежда, если на ком и была, так цивильная. Данные на табличке прочитал дважды, мысленно про себя повторил, дабы не забыть, не споткнуться. И когда медсестра пришла с градусником, сказал: – Похоже, летчик отмучился. Вроде не дышит. Медсестричка за дежурным доктором кинулась. Танкист был моложе Андрея на пять лет, но ведь ранения никого не красят. Телосложением похож и чертами лица, званием капитан. В палату медсестричка вбежала, следом высокого роста хирург, за ним санитарка. Хирург попробовал пульс прощупать. А чего его щупать, когда танкист уже остыл? Медсестра прикрыла ладошкой веки умершего, сняла табличку с кровати, прочитала вслух. – Киреев Андрей Владимирович. Пулевое ранение в левую половину груди, массивная кровопотеря. Оперирован.