— Ну здравствуй фраерок, — обращается ко мне, презрительно скривив губу. — Привет баклан, — отвечаю ему в таком же духе. — Шелестов заткнись, — орет на меня Гризли, и снова разворачивается к сявкам. — Быстро ушли отсюда или помочь? Так я это мигом, — в голосе физрука появились угрожающие нотки. — Спокуха отец, — отшатывается от него один из сявок, — минута и нас нет. — Я б такого сына как ты, при рождении бы задушил, — басит Евгений Григорьевич. Шпиль-старший смотрит на меня. — А ты борзый. Но ничего мы с тобой ещё встретимся, — обещает он, и демонстративно плюет на пол. — Вы меня достали уроды, — рычит красный от злости Гризли, — Ну смотрите, сами напросились. Он угрожающе надвигается на побледневших урок. Ещё бы им не побледнеть. Гризли вдвое шире каждого в плечах. А его громадная лапа по толщине выглядит примерно, как нога Быка. Даже этот здоровенный переросток по сравнению с Евгением Григорьевичем смотрится бледно. — Уходим, — командует Шпиль-старший, и вся шобла быстро выметается из зала, не дожидаясь расправы. «Ещё одна проблема. Но сейчас голый мордобой не пройдет. Итак, уже засветился везде, где только мог. Только лишнего внимания к своей персоне мне не хватает для полного счастья. Хожу по лезвию бритвы. Надо это прекращать. В этом случае лучше использовать хитрость и смекалку. Это более действенное оружие, чем кулаки. Но сперва надо с Комком поговорить», — в голову начинают приходить первые идеи, как красиво разрешить вопрос с уркой. * * * Домой я попал часа в три. Матушка взяла отгулы, чтобы провести время с малой. Девочка ей явно пришлась по душе. Она давно мечтала иметь дочку. Но я родился, когда они мотались по гарнизонам, а постоянные переезды, желанию завести второго ребенка не способствовали. Три года назад наша семья обустроилась в этом городке. Но почему-то до сих пор, родители пополнением в семье не озаботились. И сейчас мамуля с удовольствием возится с Машей. Вместе смотрят телевизор, лепят вареники, разговаривают о всяком разном. Матушка просто светится от счастья, общаясь с малявкой. А кроха вообще цветет и пахнет. Здесь её все любят. Папаша уже два дня, возвращаясь с работы, обязательно что-то сладкое притащит из магазина, напротив дома. В первый день порадовал малышку кульком ирисок «Коровка» и шоколадкой «Аленка». Вкусные конфетки с тягучей жидкой начинкой-помадкой, растворяющиеся во рту с нежным вкусом топленого молока, были съедены счастливым ребенком за какие-то полчаса. Правда мама тоже к ним хорошо приложилась. И с шоколадкой девочка быстро справилась. Но батя не успокоился, и вчера принес большую картонную коробку с жирными пятнами крема. В ней оказались эклеры. Матушка с Машей так увлеклись дегустацией, что спустя минут сорок родительница с тревогой рассматривала свою фигуру в зеркало. А ребенок вообще был похож на объевшегося хомячка, и еле ходил, довольно поглаживая тугой животик. — Леша, — малявка уже традиционно летит ко мне в объятья. Следом за ней, из кухни выходит улыбающаяся мама в фартуке и полотенцем на плече. — Раздевайся, и иди есть, мы с Машей уже отбивные с жареной картошкой приготовили, пальчики оближешь, — сообщает она. — Ага, — кивает малявка, — Вкусно-превкусно получилось. — Я сама кусочки в сухарики клала, — хвастается она. — Да ты у меня сестренка, молодец. Настоящий повар, — хвалю малую, и незаметно подмигиваю маме. Родительница весело усмехается. Жареные до хруста коричневые ломтики обильно посыпаны зеленью, купленной мамой на рынке. Сверху пузырится расплавленный сыр, желтым озером растекшийся по картошке и на вершине этого великолепия лежит большой кусок горячей говяжьей отбивной. «Ммм, как вкусно», — у меня непроизвольно выделяется слюна. — Ешь, давай, — мама кладет передо мною вилку и пару белоснежных ломтиков батона. — А вы? — спрашиваю, кивая на пустой стол. — А мы с Машей уже поели, — отвечает матушка. — Ага, — весело поддакивает малявка, — не смогли удержаться. Я как посмотрела, сразу кушать захотела. А тетя Настя со мной за компанию. — Понятно. Вилка вонзается в горку картофеля. Ломтики смачно хрустят, сочное мясо медленно тает во рту, а нежный сыр с хрустящей корочкой батона повергает меня в гастрономический экстаз. Мамуля с легкой улыбкой наблюдает за быстро пустеющей тарелкой. — Проголодался? — Угу, — мычу я с набитым ртом. — Да не торопись Леш, еду у тебя никто не украдет, — в глазах родительницы плавают веселые искорки, — Что ты как будто с голодного края? Можно подумать мы тебя совсем не кормим. — Кормите, еще как, — отдуваясь, откидываюсь на спинку стула, — просто ты так волшебно готовишь, что мы с батей удержаться не можем. Скоро пузатыми станем оба. И ты будешь в этом виновата. Мать шутливо замахивается полотенцем. Изображаю страх, и закрываюсь руками. Малявка так заразительно хохочет звонким голоском, что мы тоже начинаем смеяться. — Да, Леш, пока ты был в школе, тебе звонили, — родительница ставит передо мною кружку с чаем, — за час перед твоим приходом просто шквал звонков какой-то. У меня вообще такое впечатление, словно я у тебя секретарем работаю. Сначала директор детдома Ирина Анатольевна звонила. Интересовалась, как там с Машей дела. Я Марии трубку дала, она с Ириной Анатольевной сама побеседовала. Мы с Машей отпросились до субботы. — Ага, — кивает малышка, — я ей сказала, что вы завтра все равно в колхоз едете, и меня завезете. Честно-пречестно. И она согласилась. У нас там занятия начались, сельские учителя преподают. Ирина Анатольевна говорит, что мне надо учиться. До субботы остаться можно, но это крайний срок. И она ещё попросила, чтобы ты ей перезвонил. — Попросила, перезвоню. — Потом какой-то мальчик тебя искал. Колей представился. Сказал, что будет ждать тебя завтра на остановке в четыре дня. Очень просил тебе передать, что он звонил. «Вот и Комок появился. С опозданием, но всё же позвонил. Пожалуй, не буду делать ему выговор с занесением в грудную клетку. Тем более, что он мне в будущей комбинации с Шпилем-старшим пригодится. Послушаю, что скажет. По нашему коду, встреча должна произойти сегодня в семь вечера возле черного хода химчистки. На засаду вроде не похоже». — Да, и Игорь Семенович звонил. Попросил тебя с Машей подойти в «Знамя» в пятнадцать минут пятого. Вроде какие-то журналисты к вам придут. Хотят клуб посмотреть и о пожаре поговорить. — Хорошо, подойдем, — вздыхаю я. С одной стороны, привлекать к себе внимание не очень правильно. С другой — лишняя известность и положительная репутация «Знамени» точно не помешает. Но раз Зорин сказал присутствовать, значит надо там быть. — И последнее, Константин Николаевич звонил. Он к нам вечером заедет. Часам к семи-восьми. Тебя спрашивал, говорил, что хочет с внуком пообщаться. — Хорошо, — автоматически киваю и вдруг осознаю, что мне сказала мама. Сердце тревожно замирает. Во рту мгновенно пересыхает. Делаю глубокий выдох. «Наконец-то, началось». 20 октября. 1978 года (Продолжение) — Здравствуйте, Ирина Анатольевна. — Добрый день Леша. Что же ты не перезвонил, не предупредил, что в субботу будете? — Виноват, замотался просто. — Смотри Алексей, будешь таким забывчивым, я ещё подумаю, доверить ли тебе ребенка в следующий раз. Может, ты и Машу где-то забудешь. — Ирина Анатольевна, ну зачем вы так? Я же сказал, больше не повторится. — Надеюсь. — Кстати, мы вам одежды для воспитанников привезем и ещё много чего. Одеяла, чашки и прочую мелочь. — Вот за это спасибо, молодцы. А то дети что успели надеть, в том и выбежали. Им одежда как воздух нужна. — Я знаю, Ирина Анатольевна. Поэтому мы сбор по всему городу объявили. Наши парни и девчата от себя много чего принесли, а люди вообще целую гору вещей натаскали, игрушки для мелких, куртки, брючки, юбки и денег давали. Мы вам все в субботу передадим. — Ох, ребята, — голос у директрисы прерывается. Разволновалась женщина. — Какие же вы все молодчины. Я даже не знаю, как вас отблагодарить… — Лучшая благодарность, это простое человеческое спасибо, а вы его уже сказали. — Ладно, Леша, жду вас в субботу утром с ребятами. — Договорились. Будем обязательно. — Всего доброго.