— Хорошо, — мысленно вздыхаю, готовясь к моральной порке. — Здорово, сын, — из гостиной появляется батя. В белоснежной майке и темно-синих трениках с пузырящимися коленками и резинками на пятках, он похож на обычного работягу. Только идеально выпрямленная спина, развернутые широкие плечи и подтянутое мускулистое тело, спокойный и уверенный в себе взгляд выдают в нем военного. — Привет, па. Жму батину ладонь. — Давай чай пока попей, а я «Служу Советскому Союзу» досмотрю, — папа снова исчезает в гостиной На кухне как всегда тепло и уютно. На подоконнике распустилась ярко-алыми лепестками бегония, ощетинились белесыми иголками кактусы, а с холодильника свисают побеги жасмина, обрамленные белыми, уже начинающими увядать цветами. Мамуля с этими растениями постоянно возится, поливает, чуть ли не молится на свой маленький садик. И её усилия не пропадают даром. В окружении ярких цветов, стерильно чистой белоснежной кухни и вкусных запахов настроение всегда поднимается. Мама ставит рядом со мною исходящую паром пузатую чашку с чаем. Осторожно берусь за ручку, и делаю маленький глоток, оттягивая неизбежную разборку. Родительница снимает передник и вешает его на ручку кухонной двери. Она опускается на табуретку рядом, и наблюдает за чаепитием, тихонько положив руки на стол и подперев ладошкой щеку. Неспешно пью чай. Матушка пододвигает ко мне вазочку с печеньем. Не могу удержаться, квадратик «Юбилейного» будто сам прыгает в руку. Печенье аппетитно хрустит в зубах, рассыпаясь на множество кусочков и тая во рту сладкой массой. Делаю последний глоток и отставляю пустую чашку. — Всё? Чаю попил? — вкрадчиво уточняет мама. «Сейчас начнется», — обреченно думаю я. — Ага, — вздыхаю. — Леша, а теперь я хочу с тобой серьезно поговорить, — голос матушки холодеет. — Слушаю. — Ты зачем в огонь полез? Совсем идиот? А если бы там сгорел? — разъяренно шипит мама, — Что бы мы с отцом тогда делали? — Мам, а мне, что было делать? — пожимаю плечами, — тебе же отец и дед все объяснили. Понимаешь, не мог я иначе. Не мог. На мой затылок обрушивается увесистый подзатыльник. — Всё ты мог! — бушует мамуля, — Есть пожарники, милиция. Им положено этим заниматься. И вообще обо мне ты подумал?! В глазах мамули набухают слезы. — Мам ну перестань, — неловко оправдываюсь, отводя взгляд, — А там тогда никого не было. Что мне было делать? Стоять и смотреть? — Так Настя, — папа стремительно врывается на кухню, — прекратить истерику. Я тебе уже сколько раз объяснял, Алексей правильно поступил. Мама закрывает ладонями лицо и всхлипывает. Батя неловко прижимает её к себе. — Настюша, не раскисай. Была ситуация и прошла. Слава богу, всё закончилось. А теперь Леша так глупо подставляться не будет. Правда, сын? Я молчу. Батя выразительно смотрит на меня. — Правда. — И вообще Насть, мы же хотели с ним о другом поговорить. Помнишь? — Помню, — голос матери ещё дрожит от переживаний, — Доведете вы меня когда-нибудь до сердечного приступа. — А я тут причем? — удивляется папа, — А притом, — мама обжигает отца взглядом, — Что ты такой же. И Алексей в тебя пошел. Думаешь, я забыла, как ты с хулиганами возле кинотеатра завелся? Если бы мы тогда не удрали, пришлось бы тебе под суд идти. Ребята, наверно, инвалидами остались. — Да мне все равно кем они остались, — психанул батя, — Эти, «ребята», как ты их называешь, искали приключения на свою голову. Вот и нашли. Что хотели, то и получили. А был бы вместо меня какой-то гражданский бедолага, так они бы ему запросто кастетом голову проломили. Да и не сильно я их покалечил. Ну руку и челюсть сломал, потоптал уродов немного. Да и хрен с ними. Будут знать, что на всякую силу, другая найдется. — Дурак ты Саша, — вздыхает матушка, — ты же ещё курсантом был. Мог бы срок получить. — Мог, — соглашается батя, — но не получил же? Я скандал не провоцировал, и встревать не хотел. А что мне было делать? Не фиг было этим выпившим уродам юбку на тебе задирать. Батя осекается. Покрасневшая мама крутит пальцем у виска, и показывает глазами на меня. С трудом сохраняю невозмутимое лицо, хотя уголки губ подрагивают, непроизвольно расползаясь в широкую улыбку. Какие интересные факты из жизни предков всплывают. Надо будет батю потом расспросить. — Ладно, мы же собирались с Лешей поговорить, — заторопился отец, — Сейчас будем или отложим на потом? — Сейчас, конечно, — матушка аккуратно подушечками пальцев сняла набухающие в уголках глаз слезы, — Пойду только умоюсь. Дожидаемся возвращения мамы из ванной. Через минутку она с умытым личиком появляется на кухне. — Леш, тут такое дело, — голос мамули непривычно тих, — Мы с Сашей поговорили и решили… Родительница замолкает. — Продолжай Настя, — подбадривает папа. — Леша, мы к Маше привязались, — признается мама, — замечательный ребенок. Она такой грустной вчера была, когда я ей вещи собирала, что у меня сердце сжалось. — И? — вопросительно поднимаю брови, а сам замираю в предвкушении ответа. Неужели решились? Мы хотим удочерить Машу, — смущенно выпаливает матушка, — Как ты на это смотришь? — Как? — я даже подскочил от нахлынувших эмоций, — Да прекрасно смотрю мам! Только сам об этом с вами хотел поговорить. Вы молодцы! Стул с грохотом отодвигается в сторону, а я пылко обнимаю растерянную мамулю. Отец довольно улыбается. — Видишь Настя, а ты переживала, как Алешка воспримет это. Я же говорил, нормально все будет. Парень взрослый, ответственный, Машу любит и сам с нею возится постоянно. — Вот и хорошо, — лицо матери светится счастьем, — Тогда выберем время, и мы с Сашей съездим в детдом, и поговорим с Ириной Анатольевной. Уточним, какие документы нужно собрать, что делать. Заодно и Машеньку навестим. — Всё правильно мамуль, действуйте, — подмигиваю отцу. — Ты смотри, раскомандовался, — мама шутливо замахивается на меня. Закрываюсь руками, изображая испуг. — Ладно, вроде всё решили? — уточняет отец. — Настя, пошли в комнату, скоро «Здоровье» закончится, и «Утренняя почта» начнется. — Пошли, — соглашается мама, — Леш, ты с нами? — Не, мамуль, я у себя в комнате посижу. Устал с дороги, отдохнуть хочу, — отговариваюсь я. — Как хочешь. Предки покидают кухню. Я направляюсь в свою комнату. С размаху плюхаюсь на диван и закрываю глаза. Тогда на берегу, выждал пять минут и поднялся по склону к ребятам. Костер уже догорал. Парни деловито суетились возле машин. Аня уже сидела в москвиче «сэнсея» с Дашей. Подружка ожгла меня злым взглядом, но я не отреагировал. Мне было всё равно. А зеленоглазка демонстративно отвернулась в другую сторону. Ваня и Пашка метнулись ко мне. — Вы чего, поссорились? — спрашивает Иван. — Да так, по мелочи, — стараясь казаться равнодушным, отвечаю однокласснику. — Ничего, — тихо подошедший Мальцев, ободряюще пихает меня локтем в бок, — Как поругались, так и помиритесь. — Уезжаем уже? — спрашиваю у Ивана. — Ага, — кивает он, — Игорь Семенович пять минут дал на сборы. Думали уже тебя идти звать. Всю обратную дорогу я сидел мрачный. Грусть, поселившаяся в душе после разговора с Аней, не хотела уходить. Одноклассники и Вова попробовали меня разговорить, но после нескольких односложных ответов, отстали. Когда поставили машины и пошли в заранее приготовленную для нас комнату, от беседки ко мне метнулась темная фигура. Мальцев шагнул вперед, закрывая меня мощным торсом. Потапенко напрягся, напружинив ноги. Иван и Паша просто растерялись от неожиданности. — Серый, всё в порядке, — я узнал фигуру Гордея. — Ты уверен? — с сомнением спросил здоровяк, рассматривая Семена.