– Я тут выпил немного. – Я потряс полупустой коробкой. – Заказать еще? – Не надо, мне хватит. Я принял порцию виски. Посидел, опустив голову. Хрустнул пальцами, закурил и спросил, разглядывая столешницу, покрытую многочисленными пятнами от пролитых напитков и оброненной еды: – Как у тебя с женой? – Все нормально сейчас. Она в одной фирме директорствует, и я там тоже вроде как при деле. Продаем спортивные тренажеры. – Ну и чудненько! – Я посмотрел Степану в глаза. – Расскажи мне, пожалуйста, как все было на самом деле. Он отозвался после долгой заминки: – Ты про что это? – Я – про это. Ты понимаешь. Никто не мог найти Ольгу, а ты взял и нашел. Как это так? – Потому что искал. – Ну, опиши технологию поиска! Мне интересно. Вдруг пригодится когда? И специалистов своих научу, они уже месяц сопли жуют, завтраками меня пичкают. Степа кивнул, но говорить не спешил. Цедил сквозь зубы апельсиновый сок, часто моргал, переводил взгляд с меня на свои лопатообразные клешни. Наконец он заговорил: – Я сидел дома в тот день, когда Кушнера застрелили. Ольга мне позвонила… – Тебе? Почему – тебе? – А кому она еще могла позвонить? – Степан пожал плечами и, странное дело, меня такой неконкретный ответ вполне устроил. Действительно, а кому еще она могла позвонить? Среди нас, друзей Михаила, не было никого, с кем она могла быть откровенной. Мы все относились к ней в большей или меньшей степени отрицательно. Она всем нам не нравилась и терпели мы ее лишь потому, что наш друг в ней что-то нашел. Боюсь, что если бы они успели расстаться до смерти Михаила, на следующий день никто бы из нас с ней и не поздоровался. Что касается подруг и всех прочих, то Лев Валентинович меня уверял, что она ни с кем не поддерживала доверительных отношений. Целиком сконцентрировалась на Мишке, всю себя посвятила ему. Может, именно это качество и привлекло Кушнера к ней? Так что ее звонок Степе мне представлялся логичным. Он был единственным из нашего круга, кто относился к ней нейтрально-доброжелательно. И кто остановил бы машину, чтобы выйти и разобраться, если б увидел, как на следующий день после расставания с Кушнером к ней пристает хулиган на автобусной остановке. Впрочем, я бы тоже остановился и вышел… – Она рассказала мне про странный звонок, – продолжал Степа. – Молодой мужской голос. Он не представился. Сообщил, что Кушнера застрелили. Сообщил где и когда. Насколько я понимаю, перечислил ей те подробности, которые мог знать только стрелок. Сообщил, что это сделали мы… – Мы?! – Он сказал – коллеги по бизнесу. И предупредил, что она будет следующей. Я сидел, переваривая услышанное. Пожалуй, эта новость была не слабее, чем фотография черномазого с Юркой и Лехой. Впрочем, фотография могла быть поддельной, а Степан… Можно ли ему верить? Я налил себе добрую дозу «Рэд лэйбла». Выпил, взял сигарету. В голове уже ощутимо шумело, но пока что я мог воспринимать ситуацию адекватно. – Она спросила у меня: это правда? – Ты сказал «Да»? – Я сказал, что не знаю. Пообещал разузнать. Сначала позвонил Мишке на трубку, она была выключена… Я кивнул. Телефон Кушнера, видимо, отрубился при падении тела. – …Потом – ему домой. Мать все рассказала. Наверное, в дальнейшем Мишкина мать от стресса забыла про этот звонок, потому что ничего о нем не рассказывала ни Цыганкову, ни мне. Или намеренно утаила? Я вдруг припомнил, что из всей нашей бригады она особо выделяла меня и Степана. Мы ей нравились больше других. И, скорее всего, Степа ей импонировал больше, чем я. Может быть, из-за того, что он не был начальником ее сына. Или же видела в нем нечто такое, что мужской глаз пропускает. Ведь и Инге моей Степа нравился больше, чем Пучковский, Плакса и Берестнев вместе взятые. Можно и Ольгу, с ее последним звонком, сюда приплести. Может, это просто вечная бабская жалость ко всем аутсайдерам? Надо будет Карину спросить, как ей нравится Степа. Или они ни разу не виделись? Черт, голова поплыла… Я взял себя в руки: – Ты перезвонил Ольге? – Она сама позвонила, как только я положил трубку. – И ты ей все рассказал? – Сказал, что его застрелили на лестнице. – А она? – Спросила меня: «Это точно?» Я ответил, что точней не бывает. Тогда она бросила трубку. – И ты с ней больше не разговаривал? – Нет. Очередная порция виски стимулировала мое воображение. …Маленькая женщина мечется в пустой квартире. То, что недавно представлялось ей крепостью, теперь видится западней. Она боролась за свое счастье и почти добилась его. Не хватило немного, чтобы любимый мужчина бросил ради нее все дела и улетел с ней в другую страну, где деньги, солнце и доброжелательное окружение помогут начать новую жизнь. Арабские террористы пугали ее куда меньше, чем друзья Михаила. Она всегда им не верила. И они отвечали ей взаимностью. Наверное, друзья что-то пронюхали об их планах. Может быть, сам Михаил рассказал. Он ведь всегда был доверчивым, всегда превратно понимал чувство дружбы! Они выезжали на нем, смеясь за спиной. Если б не его финансовый гений – кем бы они были? Третьеразрядными рэкетирами, которых, к концу девяностых, почти всех пересажали-перестреляли. Он оттащил их от края обрыва, они же, неблагодарные, продолжали эксплуатировать Мишку, набивая карманы за его счет и живя в свое удовольствие. Он дал им все, а взамен не получил ничего. Все должно было перемениться. Все должно было скоро перемениться, но они что-то пронюхали – может, Кушнер сам проболтался, а может, следили, – и решили поставить точку в сотрудничестве путем контрольного выстрела. Наверное, испугались, что он слишком много знает про них. Или просто не могли допустить, чтобы он начал жить отдельно от них, поскольку привыкли считать его своей собственностью. Рабом. Курицей, несущей золотые слитки. Его застрелили, а скоро придут и за ней. Они надеются загрести все. Но Михаил успел вовремя вывести свои основные средства за границу. Остались карманные деньги – вот они, лежат в потайном отделении «стенки», – и небольшая заначка в индивидуальной ячейке «Банка геологического развития» на Петроградской. Михаил выбрал этот банк неслучайно. В правлении у него есть несколько старых знакомых, а через кредитный отдел под его руководством прокручивались финансовые махинации. В «Геобанке» считаются с ним. Арендованная ячейка всегда будет в полной сохранности, и о надвигающихся катаклизмах предупредят заблаговременно. Выход один. Добиваться здесь справедливости – бесполезно. Пока не пришли, надо мчаться на Петроградскую и забирать деньги из сейфа. Там хватит, чтобы обустроиться на новом месте. Пройдет время, и так называемые друзья Кушнера о ней позабудут. Погрязнут в текущих делах, а то и перегрызут глотки друг другу… …Я очень четко представил эту картину. Но что же случилось потом? В банк она добралась, это известно. И сейф свой открыла. Либо в нем ничего не было, либо она выгребла все подчистую. Скорее второе. Как выяснил Цыганков, в банке она провела почти час. Заминка была вызвана какими-то техническими причинами. Непосредственно в хранилище провела минут пять. Как раз достаточно времени, чтобы убедиться, что сейф пуст, или распихать его содержимое по карманам и сумкам. Но если б в сейфе не было денег или брильянтов, – или что они там хранили? – она бы устроила в банке скандал. Этого не произошло. Следовательно, из банка, – кстати, уже после его официального закрытия, – она вышла удовлетворенная. Что же случилось потом? – Между прочим, – Степа сжал хрустнувший пластиковый стаканчик, – через «Геологический» Юрок с Алексеем прокручивали операции по обналичке. Их к этой схеме Кушнер пристроил. Поначалу имел с этих денег процент, а потом они сами скорешились с кем надо и работали без него. Я кивнул. Все в жилу! Если Плакса с Пучковским обзавелись связями в банке, то им могли цинкануть, когда Ольга прибежала за бабками. К этому времени они уже знали о гибели Кушнера. Вот и решили прибрать к рукам чужое наследство. Потому-то Ольга и проторчала в банке так долго – ее специально задерживали, ожидая, пока подтянутся Гасанов со вторым азером, или кто там непосредственно исполнял похищение… Я представил ужас маленькой женщины, которую насильно усаживают в машину. Куда ее запихнули, на заднее сиденье или в багажник? Ударили по голове или просто воспользовались физическим преимуществом, не обращая внимания на сопротивление, которое она пыталась им оказать? Что она могла сделать? Расцарапать лицо похитителю, да звать на помощь прохожих, которые испугаются не только вступиться, но хотя бы пригрозить, что запомнят номер машины! Это может остановить уличного наглеца или начинающего маньяка, но не двух обезьян, которые получили четкие указания и знают, каковым окажется наказание, если они провалят мероприятие. Итак, Ольгу запихнули в машину. Я представил, как она смотрит в тонированное окно и понимает, что лучшее, во что она может верить, это групповое изнасилование со всеми извращенными формами. Я вдруг осознал, что рассуждаю, как мент. Не в плане реконструкции событий, а в плане своего отношения к ним. Нападающие – вонючие обезьяны, свидетели – ссунки без гражданской позиции и пролетарского самосознания. Раздражает меня, видите ли, что они номер машины боятся запомнить! А сколько раз я сам этим пользовался и благодарил небо, что люди нелюбопытны и безынициативны? Я осознал это, но отторжения такая позиция не вызвала. Рассуждаю, как мент? Что ж, пусть как мент! Мое отношение к происшедшему соответствует ситуации и моим личным понятиям, и мне абсолютно по барабану, понравится это окружающим или нет. Кто выкажет недовольство – тот в грызло получит! В квадратной бутылке осталось не более трети. Это сколько же я вылил в себя? Сразу и не подсчитать! Ладно, еще чуточку не помешает. Я нетрезв в самую меру, так что рюмка-другая вполне допустимы. Я набулькал половину пластмассового стаканчика и проглотил одним махом. Кажется, Степан посмотрел на меня осуждающе. Наплевать! Тоже мне, ревнитель морали! Лучше бы со своими цыганками вовремя разбирался и трупы их не разбрасывал, где попало. При мыслях о гадалке я слегка отрезвел и перестал улыбаться. Может?.. Нет, нельзя сейчас говорить. Если это и делать, то только по трезвости. Так что пропустим… В следующий момент мои мысли приняли другое направление. Я чуть не застонал от собственной глупости. И, с ненавистью посмотрев на бутылку, смахнул ее стола. Это все она, проклятущая! Затуманила мне все мозги – вот я и не разглядел лес за деревьями… – Успокойся, Костя! – Помолчи! Раньше я думал, что расстрел Кушнера, исчезновение Ольги и похищение сына – это звенья общей цепочки. Но в ходе общения с Серым я, незаметно для себя, начал считать, что Ольга выпадает из этого ряда. Застрелили Мишку и украли Артема – одни, а расправились с девушкой и прикарманили деньги – другие, то есть Пучковский и Плакса. Просто воспользовались ситуацией и поправили свое финансовое положение. Они всегда были ушлыми и отличались хорошей реакцией, и эти качества увеличились многократно, когда наша бригада потихонечку рассосалась, а они стали ближайшими компаньонами. Возможности они не упустят, это все знали. И – не люблю эту поговорку, но в данном случае она верная – пальца им в рот не клади, оттяпают до каблуков, только заколку от галстука выплюнут. Ольгу они всегда не любили, так что ничего удивительного, что они решили наложить лапу на деньги и избавиться от девчонки. Наверняка в сейфе хранилось не менее тридцати тысяч. Этого более чем хватало, чтобы закончить строительство второго крыла ресторана, или открыть третий этаж в их молодежном гадюшнике. Я задумчиво посмотрел на Степана. Он не такой простачок, каким мы его привыкли воспринимать после истории с мертвой цыганкой. Вся волна вокруг Пучковского и Плаксы пошла с его подачи. А он имел все основания их ненавидеть. Дружба – дружбой, но с бизнесом они его по большому счету прокинули. Как только у них заработали собственные проекты, они забросили его дело, взятое в «доверительное управление», и сейчас оно хиреет день ото дня. Вряд ли его можно реанимировать, поздно уже, поезд ушел. И Степан, наверное, это понимает. Не такой уж он простачок…