Часть 37 из 59 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что тут сказать? Со многими это случалось, я знаю. Не все в наших руках, есть вещи, которые случаются неожиданно, каким бы ты ни был героем, пока не посмотрел в бездонный зрачок пистолета.
Но помочи для портянок он бы лучше не надевал.
Я присел рядом с трупом на корточки.
Его убили выстрелом в затылок. Пуля оставила небольшое входное отверстие, почти незаметное в густых завитках седоватых волос, но в лицевой части черепа пробила дырень размером с кулак. Так что вода была бурой не только от грязи и ржавчины…
А перед тем как застрелить, его жестоко избили, переломали на руках пальцы и душили удавкой. На шее осталась видна борозда от петли, и широкие царапины от ногтей – от ногтей его собственных переломанных пальцев, которыми он пытался эту петлю разорвать.
Она, кстати, валялась поблизости – удавка из грубой волосатой веревки. Целехонькая, – ничего он не разорвал, ему просто дали пожить лишние две минуты.
Наверное, исключительно для того, чтобы он смог позвонить…
В застенках подпольной тюрьмы, с полными штанами дерьма – вот, значит, как закончил свой жизненный путь продажный полковник милиции…
Мне не было его жаль!
Мне не было его жаль, хотя он и сделал для меня много полезного.
Как говорится, каждому свое…
Не думаю, чтоб Лев Валентиныч рассчитывал, что его похоронят на Серафимовском под залпы автоматного салюта, а вокруг гроба будут тесниться бывшие сослуживцы, сжимая пудовые кулаки и клянясь отомстить. Он давно стал чужим в той, ментовской, среде. И не стал своим в нашей. Конечно же он понимал, что его уход в мир иной мало кого озаботит. Даже жену. Но и к такому финалу себя не готовил…
– Засмотрелся?
Я, насколько мог неторопливо, повернул голову. И остался сидеть, как сидел – на корточках, опираясь предплечьями на колени.
Рамис, с пистолетом в руке, стоял на нижней ступени лестницы.
Улыбка у него была широкой и нервной.
Что-то слишком часто за последнее время в меня стали целиться те, кого я привык считать своими друзьями.
– Ты зачем убил моих людей, Саид?
Кажется, если бы я плеснул в Татарина кислотой, его реакция не была б такой острой, какую вызвала фраза из «Белого солнца…». Его лицо отобразило целую гамму чувств: торжество сменилось настороженностью, которую вытеснило удивление, а потом, надо отдать ему должное, он все очень быстро прочухал, и в его черных глазах мелькнуло разочарование:
– Так ты знал?..
Я опять-таки как мог равнодушнее пожал плечами:
– Конечно. Он меня предупредил, а ты этого не заметил.
– Как?
– У нас были оговорены кодовые слова…
Ничего у нас не было оговорено! Не шпионы, чтобы такой конспирацией заниматься. Просто я поверил своей интуиции. И не пропустил мимо ушей фразу Цыгана: «Кажется, я его кончил». В нормальном состоянии он бы так никогда не сказал. Под нормальным я подразумеваю и то состояние, в котором он мог находиться, прикончив Рамиса.
– Чё ж ты тогда пришел?
– А на тебя посмотреть!
– Ну и как я тебе, нравлюсь?
– Не очень.
Я медленно встал. Теперь мне удалось разглядеть, какую волыну Татарин держит в руке. Пистолет украинского производства, который мы подарили ему на день рождения два или три года назад. «Форт 12» в наградном исполнении – хромированный, с инкрустацией и золочением отдельных деталей. Мы добавили на затвор дарственную гравировку прикольного содержания. Пистолет обошелся недорого – продавец честно предупредил, что для серьезной работы оружие не годится, из-за особенностей конструкции пистолет регулярно заклинивает. Наверное, надо почаще его смазывать салом…
– Ты с пушкой?
Я отрицательно покачал головой. И даже похлопал себя по карманам, а потом слегка развел полы куртки:
– Ты бы тоже свою положил…
– Попозже. Если договоримся.
– А если не выйдет договориться? Будешь стрелять?
– Только когда не останется выхода. Дом окружен?
– Естественно!
– Скажи своим, чтоб убрались!
– Я-то скажу, мне нетрудно сказать. А ты уверен, что все уберутся? Не боишься, что один, самый меткий, останется и продырявит твою тупую башку?
– Ладно! – Он поставил «форт» на предохранитель и сунул за ремень. – Только ты стой, где стоишь.
– Как ты смог Цыгана заделать?
Рамис презрительно скривился:
– Думаешь, он приехал со мной разбираться за Глеба? Хрен там! Он приехал со мной торговаться. Поэтому и приехал один. Я знал, что так будет. Только заждался: думал, он быстрее появится.
– Что ж вы с ним не сторговались?
– О чем? Я на твоей стороне, и мне западло с ним базарить. Я просто ждал, чтобы расставить все точки.
– Красиво поешь…
– На, посмотри!
Он достал из кармана бумаги.
Мне сперва показалось, что Рамис вытащил конверт с фотографиями, и я мысленно чертыхнулся: если он предъявит очередную фотосессию компромата, это будет уже перебор. Слишком много в последнее время я рассматривал разных карточек, которые кого-то в чем-то уличали. Кого в этот раз?
Но оказалось, что никакими карточками и не пахнет. Татарин держал в руке листы обычной бумаги с компьютерными распечатками и напрягал мозги, как их мне передать для ознакомления. Подойти и отдать из рук в руки он опасался. Я бы на его месте положил бумаги на пол и отступил на безопасное расстояние, но он сделал по-своему. Просто скомкал их до размеров теннисного мячика и бросил:
– Держи!
Я поймал. Развернул. Сковырнул с уголка скрепку, разгладил. Ну и что это за хрень?
Оказалось, это именно то, чего я так долго добивался от Цыганкова. Распечатка звонков с «эмтээсовской» трубки девушки-«лошади».
– У Цыгана забрал? – спросил я, водя взглядом по строчкам; звонков оказалось неожиданно много.
– Сам раздобыл!
Внизу каждого листа была напечатана дата: пять дней назад.
Некоторые звонки, как исходящие, так и входящие, были криво подчеркнуты красной пастой. И везде фигурировал один и тот же, незнакомый мне, номер. «Лошадь» трепалась с ним и по двадцать секунд, и по четверти часа. Наибольшая активность проявилась в те дни, когда удерживали Артема. И всякий раз после звонка мне «лошадь» срочно отзванивалась на этот номер, тоже принадлежащий сети МТС.
На двух последних листах были сведения о регистрации телефонов. Те, что касались номера, которым пользовалась «лошадка», я уже видел. А вот те, которые относились к ее постоянному собеседнику, заставили меня крепче сжать зубы.
Телефон был зарегистрирован на Глеба, и произошло это за десять дней до того, как украли Артема.
– А теперь посмотри это! – Рамис бросил мне еще один бумажный шарик.
Это была еще одна распечатка звонков, теперь уже с глебовского «эмтээса». Трубкой пользовались не часто, хватило одного листа, чтобы поместились все сведения. Большинство номеров мне были знакомы. Офис, Цыган, «лошадь», домашний самого Глеба… За исключением «лошадиных», все остальные разговоры были короткими: пять секунд, десять, и только в одном случае – полминуты.
Что же, теперь понятно, почему Цыганков так тянул с этими документами!
Впрочем, ничего не понятно. Он мог состряпать на компьютере любую подделку, и я бы ее проглотил. Если б он заверил меня, что с «лошадиного» телефона никому, кроме как мне, не звонили, разве б я стал сомневаться? Наоборот, посчитал бы это совершенно логичным!
– Что еще?
– Этого мало? – Рамис, кажется, удивился.
– Не много. Что тебе Глеб рассказал?
– Он признался.
– Давай послушаем запись.
– У меня ее с собой нет.
– Что так?