– Меня радует, что ты не потерял чувства юмора. – С вами, пожалуй, его потеряешь! – Можешь не пытаться увидеться с Плаксой. Он покинул страну еще раньше меня, как только узнал, что покушение сорвалось. Только если я уезжал впопыхах, все побросав, то он давно готовился к отъезду. – Чего ж ты удрал, если не виноват? – Решил начать новую жизнь. – А перед этим сдал меня ментам. Это ведь с твоей подачи меня задержали, я прав? Я был уверен, что Вадим станет все отрицать. Но он, после небольшой паузы, сказал утвердительно: – Да. Моя связь с уголовкой не прервалась после увольнения Цыганкова. Он передал меня другому куратору, который работает до сих пор. Как я понимаю, Цыган этим маневром хотел себя лишний раз обезопасить. Сейчас этот человек занимает высокий пост в главке. Я с ним встретился и сказал, что ты причастен к двум убийствам, и попросил тебя задержать. Мне требовалось время, чтобы спокойно подготовиться к отъезду. А от тебя можно было ждать любых неожиданностей. – Ты попросил меня задержать? Насколько я знаю, в твоем положении не просят, а выполняют приказы. – У нас сложные отношения. Я намекнул, что мне выгодно твое немедленное задержание, и генерал пошел мне навстречу. – Тебе Цыган рассказал, что мы нашли Глеба? – Да. Он позвонил мне в тот вечер. Был сильно пьяный, нес всякую ерунду… Я представил, как это могло быть. Что ж, картинка получалась достоверной. – …говорил, что этот Глеб был единственным приличным человеком из его нынешнего окружения. Плакался, что лучшие годы прожил в ментовке, пока не спутался с нами. У Цыгана и раньше бывали такие истерики. Тебя, наверное, это удивит, но он часто звонил мне, когда нажирался. А иногда мы вместе бухали… – Козел ты, Вадим! – Посмотрись в зеркало. Если я козел, то ты… – в голосе Берестнева неожиданно послышался смешок. – Знаешь, есть такая птичка, страусом называется? Она голову прячет в песок, чтобы не видеть опасности. Вот и ты так поступаешь. Голову прячешь, а жопу оставляешь торчать. И скоро тебя в нее окончательно поимеют, готовься! Вадим повесил трубку. Я долго смотрел на погасший дисплей, переваривая услышанное. Потом позвонил в офис компании сотовой связи: – Здравствуйте, я ваш абонент. Мне только что был звонок по межгороду. Звонили с угрозами. У вас, наверное, зафиксировано, откуда был вызов… Я был готов, что на мой вопрос не ответят, сославшись на какой-нибудь закон о конфиденциальности переговоров. Да и Вадим наверняка постарался запутать следы. Но через пару минут я услышал: – Звонок был из уличного автомата в Порт-Хедленде. – Это что, в Америке где-то? – На западном побережье Австралии. * * * Тетка позвонила, когда я уже был в больнице: – Любой приличный человек на твоем месте первым делом приехал бы домой, посмотрел бы на сына. – Я не любой и не приличный. Я занят. – Занят! Из-за твоих так называемых занятий чуть Ингу не застрелили, и Артем натерпелся… Тетя Ингрид забыла упомянуть, что благодаря моим «так называемым» занятиям она ежемесячно получала субсидию, в пятнадцать раз превышающую ее пенсию. – С Артемом все нормально? – Ему бы не помешало увидеть отца. – Увидит, как только отец покончит с делами. В больнице я пробыл не более получаса. Сначала нашел лечащего врача и сунул ему в карман пачку денег, попросив приложить все усилия для скорейшего выздоровления Инги. Он заверил меня, что помогать больным – его долг, он бы и так постарался… Я сообщил, что по результатам лечения будет выплачена вторая часть гонорара, и выразительно посмотрел ему в глаза. Инга лежала в одноместной палате. Перед дверью на складном стульчике расположился охранник. Кто-то новенький, я его раньше не видел. Я принес огромный букет и два пакета с фруктами и напитками. Инга тихо заплакала: – Почему ты не позвонил? – Меня только что выпустили. Переоделся и сразу приехал. Как ты? Сильно болит? Инга осторожно кивнула. Я посмотрел на ее забинтованную шею, как будто мог через повязку оценить тяжесть ранения: – Врач говорит, что самое страшное позади. – Так всегда говорят. Даже безнадежным больным. – Тебя скоро выпишут. Инга слабо улыбнулась: – И все начнется опять? По-моему, у меня больше нет сил это переносить. – Я обещаю, что ничего больше не будет. Может… Может быть, я вообще брошу бизнес. А что? Денег у нас хватит, съездим за границу, поживем где-нибудь, где понравится. Помнишь, во время медового месяца ты мечтала увидеть Париж? Мы ведь в нем до сих пор так и не были. – Я в это не верю. Куда бы мы ни ездили отдыхать, на третий день тебе становилось скучно. Ты это говоришь, просто чтоб меня успокоить. Она взяла меня за руку, и мы немного помолчали, глядя друг на друга. Через минуту она разжала пальцы: – Я чувствую, тебе не терпится убежать и заняться своими делами. – Нашими делами… – У тебя есть время на всех кроме меня! Так было всегда… – Просто я хочу сделать нашу жизнь лучше. Я ведь для нас всех стараюсь. Для тебя, для Артема. – Нет, Костя. Ты всегда только о себе думаешь. Я тебе это уже говорила. Я поцеловал Ингу и встал. Взял с одеяла букет: – Куда его можно поставить? – Спроси у сестры. Медсестра принесла трехлитровую банку с водой. Я воткнул в банку букет и поставил ее на подоконник. – Ты сам цветы выбирал? – Конечно. – Я энергично кивнул, хотя на самом деле отправлял в магазин секретаршу. – Красивые… – Выздоравливай, зайка! Ласковое слово далось мне с трудом. С детства ненавижу сюсюканье, предпочитаю показывать отношение действиями, а не словами. Из больницы я отправился в «Монголию». Сам управлял БМВ, три охранника ехали позади меня в джипе. Это были именно те, кто облажался позавчера. В клубе они еще могут мне пригодиться, а потом я их, наверное, отпущу. На стоянке перед «Монголией» было пусто. Втроем, – водителя оставили сторожить тачки и прикрывать тыл, – мы вошли в клуб и стали подниматься по лестнице. В вестибюле на втором этаже меня опять встретила знакомая брюнетка-адмиинистраторша. На ней был тот же красный пиджак и черная мини-юбка. Треть лица закрывали очки с дымчатыми стеклами. В ее поведении заметно сквозила нервозность. Не успела она поздороваться, как я задал вопрос: – Хозяева здесь? – Юрия Олеговича нет. – И не будет, наверное? А Леха? – Тут…