В страшных муках истощения пленники умерли друг напротив друга, глядя на молящуюся маркизу через узкие прорези запертых дверей. Она прочитала последнюю молитву и отпустила им все грехи, а после заказала великолепное надгробие и с помощью верного брата Франсиско похоронила покойных. И если внимательно приглядеться к скульптурам на могиле, то можно заметить, что она ничуть не раскаивалась в содеянном, а даже, наоборот, гордилась им. Ведь, по ее мнению, эти потерянные души она все-таки спасла… — Я не понял, — тихо спросил Матео, прерывая рассказ, — она в этом доме маньячкой стала? Как ты, он в упор смотрел на Марию. — Или просто чокнулась? Как Бьянка, он покосился на мрачный силуэт особняка. — А кто сказал, что одно исключает другое? — невозмутимо отозвалась Мария. — Думаю, вам стоит дослушать ее историю, и сможете сделать выводы самостоятельно… После смерти супруга маркиза надела траур, который уже не снимала до конца жизни. Став полноправной хозяйкой, она первым делом направилась в пансион и выгнала оттуда куртизанок. Потом собрала всех воспитанниц и, прочитав горячую проповедь о порочности тела и чистоте души, предложила им добровольно уйти в монастырь, из которого когда-то вышла сама. Однако далеко не все откликнулись на ее зов. Девушки знали о щедрых подарках и отступных, которые раздавал маркиз при выпуске из пансиона, и тешили себя надеждой найти если не достойного мужа, то хотя бы обеспеченного покровителя. При таких амбициях предложение молиться остаток жизни в монастырской келье мало кому показалось заманчивым. — Грешников надо спасать, — вздохнула маркиза и начала наводить свои порядки. Первым делом она наняла новых слуг, достойных и набожных людей, готовых на все, чтобы защитить добродетель, — именно так рекомендовал их ей брат Франсиско. Их верность и понимание оказались очень кстати, когда маркиза, продолжив менять жизнь особняка, отправила покорных воспитанниц в монастырь, а строптивых — в подвалы, где столько времени провела сама и где недавно умерли ее супруг и сестра. Однако она была не так жестока, чтобы позволить девушкам разделить участь их прежнего благодетеля. В ее планах было их просто переучить, но, как это сделать, она пока совершенно не представляла. К счастью или к несчастью для юных пленниц, у маркизы появилась новая проблема, и она на время забыла о них. Началась изнурительная борьба за наследство бездетного маркиза, в которую вступили его брат и племянник. Сильные, имеющие влиятельных друзей, они захотели отобрать у маркизы единственный дом, который она могла назвать своим. Как обычно ей оставалось лишь плакать и молиться о спасении. И однажды оно пришло, вернее было приведено ее духовником. Странный человек в черном, не назвавший ни своего имени, ни звания, долго о чем-то говорил с маркизой, а затем, когда некая таинственная договоренность была достигнута, один за другим погибли все претенденты на наследство. Больше ее права на особняка никто не оспаривал. Так маркиза, не имея могущественных покровителей, сама стала покровительницей шайки разбойников, а ее особняк с обширной системой подвалов — их убежищем, где они прятались сами и куда свозили награбленное. Смущало ли это набожную маркизу? Едва ли. Движимая религиозным рвением, она сосредоточилась лишь на одном грехе, забыв, что их несколько больше. Обосновавшись в доме, разбойники обратили внимание на измученных, лишенных дневного света девушек, которых маркиза все еще держала в подвалах, так и не придумав, как наставить их на путь истинный. Разбойники заинтересовались судьбой бесхозных красавиц и вскоре предложили маркизе достойное им применение: раз они грешны — они должны быть наказаны! Маркиза, не раздумывая, согласилась и передала и подвалы, и всех, кто в них томился, своим новым друзьям. От простых развлечений разбойники вскоре перешли ко все более изощренным, и комнаты пыток, любезно предоставленные им маркизой, подошли для этого как нельзя лучше. Многое повидавшие и попробовавшие с маркизом девушки к происходящему оказались не готовы ни морально, ни физически. Они молили о пощаде, но тщетно. Их стенания были для маркизы не более чем криками наказанных грешников, которые она слушала с видимым удовольствием. Искупление стало соразмерно греху, решила она. Так в особняке, который ее почивший супруг хотел сделать персональным раем, она устроила подобие маленького ада. — А сама она чем занималась все это время? — спросил Матео, стараясь отогнать воспоминания о гремящих в тишине подвала цепях. — Тоже участвовала? — Лишь слушала и временами смотрела. — Прямо как Бьянка вчера, — с иронией заметил он. — Сеньор Матео, — Мария перевела на него холодный взгляд, — в том, что вы сегодня ходите по кладбищу, а не лежите на нем, заслуга госпожи. Так что будьте благодарны и больше не давайте поводов. — А продолжение у истории есть? — хмуро спросил Матео, отворачиваясь и от Марии, и от каменной маркизы, видеть ни одну из которых ему не хотелось. — Разумеется… К сожалению, от суровых условий содержания, а еще больше от измождения и усталости девушки начали умирать одна за другой. Привыкшие к регулярным развлечениям разбойники не хотели менять свой уклад и стали свозить в особняк не только награбленное, но и похищенных с округи красавиц: крестьянок, служанок, имевших неосторожность поздно выйти из дома или свернуть не на ту тропинку в лесу. Так подвалы маркизы пополнялись новыми жертвами. Или грешницами, как предпочитала думать она сама, усердно молясь о спасении испорченных пороком душ. Некоторым девушкам везло, и они сходили с ума почти сразу, едва попав в особняк. Но у всего есть конец, и чаще всего он наступает от необоснованной самоуверенности, когда кто-то, явно не соответствующий, пытается делать то, на что не способен, и лезть туда, где его не ждут. Разбойники промышляли в основном грабежами, но однажды жадность взяла верх над расчетливостью, и они похитили совсем еще маленькую девочку, дочь одного очень известного и влиятельного человека, который мог заплатить солидный выкуп. Не зная, куда деть ребенка, они по привычке привезли ее вместе с награбленным в особняк. Почему это не смутило маркизу? Во-первых, она не особо интересовалась, что и зачем оставляют в ее подвалах. А во-вторых, она уже вообще мало чем интересовалась, только молилась по утрам и слушала крики своих грешниц по вечерам. Говорила она лишь со своим духовником, на замечая или отказываясь замечать, что он и ведет себя, и выглядит как один из разбойников, которым он, по-видимому, всегда и был. Похищенного ребенка разбойники заперли вместе с другими пленницами, намереваясь отдать отцу, как только тот заплатит выкуп. Девочка сидела в углу совсем одна и, растирая слезы по маленькому личику, дрожала от страха и холода. Истощенные, измученные узницы лишь безучастно смотрели на нее, не в силах ни помочь, ни успокоить. Многие из них уже отчаялись настолько, что потеряли способность сострадать и сочувствовать. Многие, но не все. Одна из несчастных пленниц проявила к девочке больше участия. Она гладила ее по маленькой головке, вытирала горячие слезы и, обнимая, напевала деревенские песенки. Девочка со временем успокоилась, перестала плакать и уснула на коленях своей новой няньки. Та долго и с жалостью рассматривала малышку, содрогаясь от участи, которая ждет ее в этом доме. О том, что девочка здесь временно и за нее готовы заплатить выкуп, она не знала. Да и ее потерявший ясность разум не мог припомнить ни одного случая, когда хотя бы одна девушка покидала это место живой и невредимой. Ночью она еще раз с грустью посмотрела на малышку, поцеловала ее в лоб и задушила так быстро, что девочка даже не успела проснуться. А затем пустым, ничего не выражающим взглядом уставилась в темный угол. Тем временем отец выплатил огромный выкуп и потребовал вернуть его любимую дочку. Довольные разбойники отправились за ребенком, но, к своему ужасу, обнаружили ее маленькое безжизненное тело в руках сошедшей с ума пленницы. Возвращать было некого. Предвидя страшную расправу — а отец девочки был очень богатым и очень влиятельным человеком, — разбойники, не мешкая, разбежались по всей Европе. С маркизой, разумеется, они прощаться не стали, и даже ее духовник, брат Франсиско, покинул ее так тихо, как только мог. Несколько дней спустя в дом ничего не подозревающей маркизы ворвалось правосудие с разъяренным отцом во главе. Тело девочки было найдено в подвалах вместе с несколькими десятками изможденных полусумасшедших женщин, ни одна из которых ничего объяснить не могла. Участь маркизы была предрешена. Суд был коротким. В свое оправдание маркиза лишь молилась и твердила, что наказывала грешников, а еще просила привести отца Франсиско, без которого ей было очень плохо. Разбойников она называла святыми людьми, а своих жертв — заблудшими душами, и даже сама призналась в том, что убила супруга, но только для того, чтобы спасти его от вечных мук. Ее фанатичные речи больше напоминали видения, такие же жуткие, как витражи в ее любимой церкви. Процесс был мучительным даже для обвинителей, потому что в маркизе, все еще красивой и юной, но с явными следами безумия на лице, словно в кривом зеркале, отражалось насколько уродливой может стать добродетель, долгое время соприкасавшаяся с пороком. Так и не узнав ничего вразумительного ни о разбойниках, ни о похищенной девочке, судьи признали ее сумасшедшей, лишили имущества и титула и приговорили к пожизненному заточению в монастыре. Безутешный отец, добивавшийся более жестокого приговора, позаботился, чтобы она оказалась в одиночной темной келье — так далеко от солнечного света, как это только возможно. И до самого конца своей жизни она молилась, как и хотела, правда, в подвале, как и боялась. После суда особняк в качестве отступных отошел отцу девочки. Он пытался его продать, но безуспешно. Зная темную историю маркизы и разбойников, долгие годы никто не хотел к нему даже приближаться. Ходили слухи, что дом, в стенах которого произошло столько насилия и смертей, проклят. Что же касается разбойников, хоть они и скрылись, остаться безнаказанными им не удалось. Отец, не жалея ни сил, ни денег, нашел и переловил всех, причастных к похищению и смерти его дочери, а затем изощренно пытал и жестоко казнил. Одного за другим. Каждого. Лично… — Слышали про четвертование? — неожиданно спросила Мария. Вспомнив картинки, которыми в энциклопедиях обычно иллюстрируют это слово, Матео неуютно поежился. — Ужасные были казни, — спокойно продолжила она, — а все потому, что он очень любил свою дочь. Нельзя переходить дорогу отцу, у которого есть влияние, деньги и связи. А главное — горячий нрав… Кстати, в библиотеке есть материалы суда над маркизой, если вам интересно. После этих слов Мария замолчала и снова начала гладить по щеке плачущую каменную маркизу. — И зачем ты мне все это рассказала? — с подозрением спросил Матео. — Семейные узы — странная штука… Знаете, сеньор Матео, некоторые отцы за своих дочерей готовы пойти на многое. Даже убить… Бесстрастный голос зловеще дополнил серость могильных камней, и Матео вздохнул. Вот теперь ему точно больше ничего не хотелось: ни рисовать, ни гулять, особенно по кладбищу. Медленно развернувшись, он побрел к дому. — Чуть не забыла, — добавила идущая за ним Мария, — имя Каса де Рибейра приклеилось к особняку после громкого процесса над маркизой. И уже ни один из его последующих владельцев ни от имени, ни от дурной славы избавиться не мог… Вдалеке из старого обгоревшего фундамента, который когда-то был пансионом маркиза, торчали, как клыки, остатки давно разрушенных стен. Теперь, когда Матео знал историю этого места, даже проходить мимо них стало гораздо неприятнее. В голову лезли разные мысли, в основном мрачные и тоскливые, такие, которых он обычно предпочитал избегать. Уйду к себе в башню и усну, решил он. Только так можно было спасти остаток этого дня. Как оказалось, день был плохим не только у него. На улице прямо у крыльца из стороны в сторону встревоженно расхаживала Бьянка. Ее пальцы нервно мяли подол юбки, а взгляд потерянно скользил среди разросшейся зелени. Заметив появившегося из-за угла Матео, она замерла на месте так внезапно, что чуть не врезалась в один из сломанных фонтанчиков у крыльца, а затем после секундного молчания сорвалась на крик: — Дурак! Какой же ты дурак!.. Я же тебе говорила: не лезь ко мне на приеме! Не трогай меня там!.. Нас фотографировали!! И тебе теперь конец! Просто конец!!.. — Что случилось-то? — хмуро спросил Матео, в глубине души жалея, что не остался на кладбище. — Папа звонил!!.. Вокруг наступила абсолютная тишина, в которой, казалось, замер даже воздух, а затем ее разорвал привычно спокойный голос: — Сеньор Матео, все-таки подумайте о надписи на надгробии… Глава 10. Близкое знакомство — Пара дней в доме твоего отца… — задумался Матео. — Ну и что тут страшного-то? — Папа не поверит, что мы — пара! — нервно отозвалась Бьянка. — Никогда не поверит! Вот уже четверть часа она ходила по гостиной кругами, монотонно повторяя одно и то же: не поверит, не поверит, никогда не поверит!.. У Матео, следящего с софы за ее хаотичными блужданиями, скоро создалось впечатление, что еще немного — и у него закружится голова. Если, конечно, у нее она не закружится раньше. — Твои подруги и на том приеме все поверили, — заметил он. Бьянка резко остановилась, словно перед ней внезапно возникла стена, столкновения с которой ей очень хотелось избежать, а затем напряженно посмотрела на него, словно эту стену поставил он. Да что так нервничать-то? — не понял Матео. Просто позвонил ее папа, просто пригласил их в гости, просто хочет познакомиться с ее новым парнем. Все отцы так делают. Что такого-то? — Он тебя убьет! — выдохнула Бьянка и продолжила беспокойно ходить по гостиной. — Просто убьет!.. — И многих твой папа уже убил? — хмыкнул Матео. — Поверьте, сеньор Матео, инциденты были. Усмешка мгновенно сбежала с его губ, как случалось почти всякий раз, когда он слышал этот раздражающе невозмутимый голос. В отличие от Бьянки, Мария не нервничала, а спокойно сидела в кресле рядом с софой и читала книгу. — Пока что не фатальные, — продолжила она, перелистывая страницу. — Но у вас, сеньор Матео, есть все шансы. Особенно с таким поведением. — Я знаю, о чем говорю, — сказала Бьянка, снова вернув его внимание. — Папа тебя убьет, если не поверит! — Да за что? — недоумевал Матео. — Я же просто изображаю твоего парня! — Вот за это и убьет! — отрезала Бьянка, в очередной раз отходя от окна. Матео нахмурился, решив, что она просто издевается. Однако и выражение ее глаз, и голос были серьезнее некуда. — Да не боюсь я твоего папу! — проворчал он, стараясь не видеть, как побелели кончики ее пальцев, которые она то и дело порывисто сжимала. — Я вообще ничего не боюсь! И еще больше нахмурился, поскольку голос его прозвучал не так уверенно, как ему бы хотелось. — Сеньор Матео, а вы никогда не бываете в ужасе от своего бесстрашия? Не став ни отвечать, ни даже поворачиваться в сторону Марии, Матео угрюмо оперся на ручку софы. Как же с ними тяжело! Почему нельзя просто радоваться жизни? С той злосчастной ночи, когда он познакомился в баре с Бьянкой, его здоровью, самооценке, а теперь еще и жизни, постоянно что-то угрожает. Еще немного — и он к этому даже привыкнет… Вздохнув, он покосился на Бьянку, втащившую целую вереницу проблем в его относительно беззаботную жизнь, которую она, конечно же, назвала бы пустой, озвучь он эту мысль вслух. Бьянка все это время, как маятник, расхаживала по гостиной, и такой взволнованной и напуганной он ее еще не видел. Неужели все настолько плохо?.. В этот момент из-под софы вылез Феликс и, жалостливо поскуливая, положил голову ему на колени. Вот теперь Матео стало совсем не по себе. Неужели даже пес ему сочувствует? Заранее? — Кто ему сказал? — неожиданно спросила Бьянка и замерла прямо перед креслом, где сидела Мария. — Доминик? Или, — она пристально смотрела на Марию, — кто-то еще?.. Кто мог сдать меня отцу?