– Разве это не чудесно, мисс Константин? – в восторженном экстазе воскликнул Хановер. – Дружелюбие обесценивает смерть! Закон справедливости! Поклонение справедливости! Разве подобный подход не вселяет надежд? Только подумайте! Будущее принадлежит нам – правильно мыслящим и правильно поступающим мужчинам и женщинам. Низкие порывы и животные инстинкты черни, любовь к себе и к тем, кто близок по крови и плоти, тают и растворяются перед высшей справедливостью… точно так же, как на рассвете тает и растворяется в солнечных лучах ночной туман! Торжествует разум, причем праведный разум! Когда-нибудь все люди научатся вести себя не по законам грязной плоти и смердящего болота, а по законам высшего праведного разума! Груня склонила голову и вскинула руки в бессильном отчаянии. – Опровергнуть невозможно, правда? – негромко, но торжествующе заметил Уинтер. – Хаос неорганизованного мышления, – беспомощно признала Груня. – Этика, доведенная до крайности, до демагогического сумасшествия. – Именно об этом я тебе говорил. Все они безумны, как безумен твой отец. Как безумны мы, пока слушаем и принимаем их мысли. Итак, что же теперь ты думаешь об этих джентльменах? – Да, очень любопытно! – с улыбкой взглянул на нее поверх очков Хановер. – Единственное, что могу сказать, – ответила Груня, – вы совсем не похожи на убийц. Что касается вас, мистер Луковиль, то готова пожать вам руку – собственно, как и всем остальным тоже, – если дадите слово, что оставите попытки убить отца. – О, мисс Константин, вам еще предстоит долгий путь к свету, – с сожалением заметил Хановер. – Откуда в вас этот страх перед убийством? – возбужденно переспросил Луковиль. – Смерть – ничто. Лишь звери, низменные темные существа боятся смерти. Дорогая леди, мы выше этого. Как носители чистого разума, мы четко понимаем, что есть добро и что есть зло. Нам ничуть не сложнее стать жертвами убийства, чем убить самим. Ведь убивают постоянно – на любой ферме, на скотобойне, да где угодно. Обычное дело. – Кто не убивал комара? – запальчиво выкрикнул Старкингтон. – Кто одним движением грубой бесчувственной руки не разрушал изумительно тонко настроенный, изящный, обладающий способностью к физическим ощущениям летающий механизм? Если считаете, что смерть – это трагедия, то подумайте о комаре, о раздавленном комаре – воздушном чуде полета, уничтоженном с такой жестокостью, что даже авиаторам не снилась. Вы когда-нибудь рассматривали комара, мисс Константин? Право, зрелище переубедило бы вас. В качестве явления живой материи комар ничуть не менее прекрасен, чем человек. – И все же разница существует, – возразил Грей. – Конечно, существует, – согласился Старкингтон. – Я как раз подхожу к этому моменту. Так в чем же заключается разница? Прихлопните комара. – Ради усиления эффекта агент пару секунд помолчал. – Он убит, не так ли? И все. Его больше нет. Память о нем отсутствует. Но убейте человека – людей убивают постоянно, из поколения в поколение, – и что-то все равно останется. Что же именно? Не перипатетический организм, не голодный желудок, не лысая голова и гнилые зубы, а мысли. Королевские, царственные мысли! Вот в чем заключается разница. Мысли! Возвышенные мысли! Справедливые мысли! Разумная истинность! – Подождите! – вскочив и взмахнув руками, крикнул Хановер. – Прихлопнуть! Принимаю ваше слово, Старкингтон. Грубовато, конечно, зато выразительно. Прихлопнуть! Предупреждаю, что прихлопнуть крошечную пигментную клеточку прозрачного крыла только что родившегося комара достаточно для того, чтобы нарушить равновесие Вселенной и заставить ее отклониться от центральных солнц к далеким звездам. Не забывайте, что и в пигментной клетке, и в последнем атоме из составляющего эту клетку миллиарда атомов существует космическая справедливость. То же самое относится и к несметному количеству составляющих атомы корпускул. – Послушайте, джентльмены, – наконец не выдержала Груня. – Зачем вы здесь? То есть, не во Вселенной, а в этом доме? Принимаю все, что мистер Хановер так красноречиво поведал о пигментной клетке комариного крыла. Согласна, что убивать… прихлопывать комаров нехорошо, несправедливо и некрасиво. Но в таком случае как же логическим образом примирить ваше намерение совершить кровавое злодеяние и ваше присутствие в этом доме с только что изложенными этическими принципами? В комнате поднялся шум: каждый из агентов бюро пытался объяснить свое видение мира. – Эй, немедленно прекратите базар! – грозно прорычал Уинтер Холл, а потом повернулся к спутнице и категорично приказал: – Груня, сейчас же останови это безобразие. Ты готова сама вступить в абсурдную перепалку. Еще немного, и тоже сойдешь с ума. Достаточно пустых споров, джентльмены. Успокойтесь и забудьте теоретические разногласия. Пора перейти к делу. Где шеф – отец мисс Константин? Вы сказали, что он велел собраться здесь. Зачем вы пришли? Чтобы убить его? Хановер вытер со лба пот, спустился с высот чистого разума и кивнул. – Таково наше аргументированное намерение. Конечно, присутствие мисс Константин создает значительную неловкость, так что, боюсь, придется попросить ее удалиться. – Вы чудовище, сэр! – воскликнула Груня. – Никуда не уйду, и пока я здесь, вы не посмеете убить моего отца. Ясно вам? Не посмеете. – Но почему же здесь нет самого шефа? – осведомился Уинтер Холл. – Потому что еще не время. Он сам позвонил нам и сказал, что явится ровно в десять. Уже почти десять. – Возможно, он не придет, – предположил Холл. – Он обещал – значит, придет. Холл посмотрел на часы: без нескольких секунд десять. И прежде чем оставшиеся секунды истекли, дверь распахнулась и появился Драгомилов – бледный до бесцветности, в сером дорожном костюме, – обвел присутствующих внимательным взглядом обрамленных белесыми шелковистыми ресницами бледно-голубых глаз и проговорил монотонно-ровным голосом: – Приветствую вас, дорогие друзья и братья. Вижу, что здесь собрались все за исключением Хааса. Где же он? Не умевшие лгать исполнители озадаченно посмотрели друг на друга. – Где Хаас? – повторил Драгомилов. – Мы… мы точно не знаем, – пробормотал Харкинс. – Не знаем наверняка. – А вот я знаю точно и наверняка, – жестко проговорил Драгомилов. – Наблюдал за вашим прибытием из окна второго этажа. Узнал всех до единого. Так вот: Хаас тоже пришел. А сейчас лежит в кустах возле забора, справа от дорожки, ровно на расстоянии четырех футов четырех дюймов от нижней петли ворот. Вчера я сам измерил. По вашему мнению, его положение соответствует моим намерениям? – Нам не пришло в голову предвосхитить ваши намерения, уважаемый шеф, – добродушно, но с заметным логическим нажимом ответил Хановер. – Мы самым тщательным образом обсудили как ваше приглашение, так и ваши инструкции. В результате пришли к единодушному мнению, что, оставив Хааса на указанной позиции, не нарушим ни одного пункта. Надеюсь, вы хорошо помните инструкцию? – Безупречно, – подтвердил Драгомилов. – Подождите несколько секунд, просмотрю еще раз. Примерно с полминуты он в полной тишине читал инструкцию, после чего на лице появилось выражение счастливого удовлетворения. – Вы правы, – объявил Драгомилов. – отклонения от рекомендованного поведения не произошло. Но теперь, дорогие коллеги, наши планы нарушены вторжением моей дочери и того человека, который является вашим временным секретарем, а в скором будущем, возможно, станет моим зятем. – В чем заключалась ваша цель? – быстро спросил Старкингтон. – Убить вас, конечно! – рассмеялся Драгомилов. – А ваша? – Тоже убить, только вас, – ответил Старкингтон. – И мы это сделаем. Жаль, здесь присутствуют мисс Константин и мистер Холл: оба явились без приглашения, так что, разумеется, могут уйти. – Я не уйду! – выкрикнула Груня. – Вы хладнокровные, бесчеловечные, математически расчетливые чудовища! Это мой отец, меня можете отнести к насекомым, или как еще вам будет угодно выразиться, но я не сделаю отсюда ни шагу и не позволю причинить ему вред! – Вам придется пойти мне навстречу, – заявил Драгомилов. – Давайте считать, что в этот раз ни одна из сторон не достигла успеха. Позвольте предложить перемирие. – Отлично, – согласился Старкингтон. – Перемирие на пять минут, в течение которых запрещаются прямые действия и никто не имеет права покинуть комнату. Мы бы хотели собраться на совещание вон там, возле рояля. Не возражаете? – Ничуть. Но прежде попрошу запомнить, где именно и как я стою. Рука лежит вот на этой книге, которая стоит на конкретной полке конкретного шкафа. Обещаю не двигаться с места до тех пор, пока вы не решите, что именно намерены предпринять. Агенты отошли в дальний конец просторной комнаты и принялись шепотом переговариваться. – Пойдем, – позвала отца Груня. – Чтобы спастись, достаточно лишь выйти за дверь и убежать. Драгомилов снисходительно улыбнулся. – Ничего-то ты не понимаешь. Она страстно сжала руки и со слезами пробормотала: – Ты такой же ненормальный, как они! – Но, Груня, дорогая, разве это не прекрасная ненормальность – если тебе угодно использовать именно такое определение? Здесь главенствует мысль, главенствует справедливость, царствует высшая рациональность, которая осуществляет контроль. Именно контроль отличает человека от животных. Обрати внимание на то, что здесь происходит: вон там стоят семь человек совещаются, как меня убить, а здесь стою я, готовый убить их. Но мы полностью доверяем друг другу и благодаря чудесной силе слова договорились о перемирии. Великолепный пример высшего морального торможения. – Каждый отшельник, будь то сидящий на вершине колонны или живущий в полной змей пещере, представляет собой прекрасный пример подобного торможения, – нетерпеливо возразила Груня. – А в психиатрических лечебницах и вовсе часто применяются исключительные его виды. Однако Драгомилов решительно отказался покинуть комнату: напротив, с улыбкой и с шутками дождался возвращения агентов. Как и прежде, слово взял Старкингтон. – Мы решили, дорогой шеф, что исполнить заказ – наш долг. Остается еще минута перемирия, а потом мы приступим к выполнению своих служебных обязанностей. А пока есть время, опять обращаемся к непрошеным гостям с предложением немедленно удалиться. – У меня оружие! – предупредила Груня, вытащив маленький автоматический пистолет и продемонстрировав полное неумение с ним обращаться, поскольку не сняла с предохранителя. – Очень плохо, – отозвался Старкингтон. – Но ничего не поделаешь: долг есть долг, и он требует исполнения. – Если не помешают непредвиденные обстоятельства, – уточнил Драгомилов. Старкингтон посмотрел на коллег, те кивнули, и он подтвердил: – Да, если не помешают непредвиденные обстоятельства… – Одно непредвиденное обстоятельство существует, – невозмутимо перебил Драгомилов. – Посмотрите на мои руки, любезный Старкингтон: оружия в них нет, – но не спешите радоваться. Видите книгу, которой касается левая ладонь? За этой книгой в задней стенке шкафа помещается кнопка. Одно легкое, но энергичное движение ладони, и книга нажмет эту кнопку. Комната представляет собой склад динамита. Следует ли продолжать? Отверните угол ковра, на котором стоите. Вот так. А теперь осторожно приподнимите подвижную половицу. Под ней рядами сложены бруски взрывчатого вещества, соединенные между собой. – Чрезвычайно интересно, – пробормотал Хановер, рассматривая динамит сквозь очки. – Смерть так легкодостижима! Полагаю, всего-навсего произойдет бурная химическая реакция. Когда-нибудь обязательно выберу время и займусь изучением взрывчатых веществ. В этот миг Холл и Груня ясно осознали, что философы-убийцы в самом деле ничуть не боятся смерти. Плоть действительно нисколько их не тяготит, а любовь к жизни не влияет на работу мозга. Они ценят исключительно сам процесс мышления. – Подобного развития событий мы не предусмотрели, – обратился к Драгомилову Грей, – однако предусмотрели возможность покушения, поэтому оставили Хааса на улице. Даже если сумеете скрыться от нас, от него не уйдете. – Кстати, ваши слова напомнили мне об одном забавном обстоятельстве, – заметил Драгомилов. – Другой провод я протянул как раз в те кусты, где сейчас выжидает Хаас. Будем надеяться, что он случайно не нажмет на спрятанную там кнопку, иначе все мы взлетим на воздух вместе со своими заумными теориями. Что, если кто-нибудь из вас выйдет и пригласит его к нам? А тем временем считаю полезным договориться еще об одном перемирии: в нынешних условиях руки у вас связаны. – Семь жизней за одну, – проворчал Харкинс. – С точки зрения математики соотношение отвратительное. – Порочная статистика, – подтвердил Брин. – Предлагаю продлить перемирие до часа ночи и приглашаю всех поужинать вместе со мной, – добавил Драгомилов. – Сейчас позову Хааса, – вызвался Олсуорти. – Думаю, он согласится присоединиться к нам. Хаас согласился. Теплой дружеской компанией все сели в трамвай и поехали в город. Глава 13