Глава 6 – Дядюшка очень хочет с тобой познакомиться, – сказала Груня, когда везла Холла в поместье. – Пока он ничего о тебе не знает: я специально держала его в неведении, чтобы разжечь любопытство. Может, именно поэтому ему так не терпится увидеть тебя собственными глазами. – Но о главном ты сказала? Груня внезапно сосредоточилась на дороге, потом уточнила, не поворачивая головы: – О чем? Вместо ответа Холл накрыл ладонью ее лежащую на руле руку. Наконец прямо и твердо Груня посмотрела ему в лицо, но тут же смутилась, покраснела, отвела глаза и снова переключила внимание на дорогу. – Возможно, именно поэтому он с нетерпением ждет знакомства, – спокойно заметил Уинтер. – Никогда… никогда об этом не думала. Хотя Груня смотрела вперед, он видел розовое тепло ее щеки, а спустя минуту прервал молчание: – Жаль осквернять великолепный закат неправдой. – Трус! – воскликнула Груня, однако в голосе не было обиды или злости. Она опять посмотрела на него и рассмеялась. Уинтер последовал ее примеру, и оба почувствовали, что закат по-прежнему прекрасен, а мир все так же чудесен. Когда свернули на ведущую к дому аллею, Уинтер спросил, как проехать к поместью Драгомилова. – Драгомилов? В Эдж-Муре такого нет, точно, – пожала плечами Груня. – Может, он здесь недавно? – предположил Холл. – Вероятно. Ну вот, приехали. Кроссет, возьмите у мистера Холла чемодан. Где дядюшка? – В библиотеке, мисс. Что-то пишет. Велел до обеда не беспокоить. – Значит, встретитесь в столовой. Времени остается совсем немного. Кроссет, покажите мистеру Холлу его комнату. Спустя пятнадцать минут Уинтер спустился в гостиную и столкнулся лицом к лицу с тем самым человеком, с которым расстался в три часа ночи. – Какого черта вы здесь делаете? – воскликнул он изумленно. Однако визави остался невозмутимым. – Полагаю, жду возможности представиться. Меня зовут Сергиус Константин. Стоит ли говорить, что Груня сумела удивить нас обоих? – И в то же время остаетесь Иваном Драгомиловым? – Только не в этом доме. – Ничего не понимаю. Вы рассказывали о дочери, а Груня называет вас дядей. – Она и есть моя дочь, хотя считает себя племянницей. История долгая, но после обеда, когда останемся вдвоем, постараюсь кратко изложить суть. А сейчас позвольте сообщить, что считаю совпадение прекрасным и символичным. В высшей степени символичным. Вы, кого я избрал в качестве опекуна дочери, внезапно оказались ее… возлюбленным. Я прав? – Не знаю… честное слово, не знаю, что сказать, – растерянно пробормотал потрясенный неожиданной развязкой гость. – Я прав? – настойчиво повторил Драгомилов. – Да, правы, – наконец последовал ответ. – Я действительно люблю вашу дочь. Люблю Груню. Но знает ли она… вас? – Только как своего доброго дядюшку Сергиуса Константина, руководителя импортной компании, которая носит его имя. Вот она идет. Как я уже упомянул, согласен с вами в предпочтении Тургенева Толстому. Но при этом, разумеется, ничуть не умаляю мощи Толстого как мыслителя. Однако его философия отвратительна всякому, кто верит в… Ах, вот наконец и ты, милая. – Уже познакомились! – обиженно проворчала Груня. – А я-то надеялась присутствовать при знаменательной встрече! – Она укоризненно посмотрела на гостя, а мистер Константин обнял ее за талию. – Почему не предупредил, что так быстро одеваешься к обеду? Она подала Уинтеру свободную руку. – Так пойдемте же скорее за стол. Вот такой необычной процессией все трое проследовали в столовую. За обедом гость то и дело подавлял желание ущипнуть себя, чтобы очнуться от невероятной реальности, в которую неожиданно угодил. Ситуация действительно выглядела чересчур гротескной, чтобы оказаться правдивой. Возлюбленная Груня то улыбалась, то возражала отцу, считая его дядей и даже не подозревая, что именно он организовал и возглавил страшное бюро. Сам же Холл, которому Груня отвечала взаимностью, принимал участие в дружеском подшучивании над тем самым человеком, которому недавно заплатил пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы его убили. И, наконец, Драгомилов: невозмутимый, довольный, благосклонно позволяющий себя дразнить, наконец-то утративший обычную холодность манер и разделивший общее уютное веселье. После обеда Груня долго играла на рояле и пела, пока, ожидая некоего посетителя и желая поговорить с Холлом наедине, Драгомилов не отправил ее восвояси, с отцовской насмешливой снисходительностью заявив, что детям ее возраста пора спать. Изящно поклонившись на прощание, Груня удалилась, и из коридора донесся ее счастливый смех. Драгомилов встал, плотно закрыл дверь и вернулся в кресло. – Итак? – поторопил Уинтер. – Во время русско-турецкой войны мой отец осуществлял крупный подряд на снабжение армии. Его звали… впрочем, неважно, как его звали. Отец сколотил состояние в шестьдесят миллионов рублей, которое я унаследовал как единственный сын. В университете увлекся радикальными идеями и вступил в организацию «Молодая Россия». Как и следовало ожидать, кучка утопистов-мечтателей с треском провалилась. Я несколько раз попадал в тюрьму. Моя жена и ее родной брат – Сергиус Константин – почти одновременно умерли от оспы. Это произошло в моем поместье. Наш последний заговор был раскрыт, и на этот раз мне грозила ссылка в Сибирь. Выкрутиться удалось благодаря небольшой хитрости: шурина – ярого консерватора – похоронили под моим именем, а я принял его имя и стал Сергиусом Константином. В то время Груня была еще младенцем. Мне без труда удалось выехать из страны, хотя вся недвижимость осталась в руках властей. Здесь, в Нью-Йорке, где русских шпионов значительно больше, чем кажется непосвященному, я продолжал поддерживать легенду своего имени и сумел достичь успеха в делах. Однажды даже съездил в Россию – разумеется, под видом шурина, – чтобы распродать его имущество. Однако игра затянулась. Груня знала меня только как дядю, а потому я и остался для нее дядей. Вот, собственно, и все. – А что насчет Бюро заказных убийств? – спросил Уинтер. – Веря в справедливость дела, а также желая опровергнуть установившееся мнение о том, что русские склонны к рассуждениям, а не к конкретным поступкам, я основал эту фирму. Спустя некоторое время выяснилось, что бюро не только безупречно четко работает, но и приносит хорошую прибыль. Так я доказал всем, а прежде всего самому себе, что в равной степени умею рассуждать, мечтать и действовать. Однако Груня ничего не знает и по-прежнему считает меня прекраснодушным идеалистом. Одну минуту. Драгомилов вышел в соседнюю комнату и вернулся с большим конвертом в руке. – Перейдем к другой теме. Посетитель, которого я ожидаю, – тот самый агент, который получит приказ меня убить. Хотел передать вам вот это завтра, но благодаря удачному стечению обстоятельств сделаю это немедленно. В этом конверте вы найдете подробные инструкции относительно опеки. Конечно, Груня будет сама подписывать счета, договоры и прочие необходимые документы, но вы обязаны руководить ее действиями и контролировать каждый шаг. Завещание лежит в сейфе. До моей смерти или возвращения вам придется управлять всем состоянием. Если получите телеграмму с требованием денег или чего-то другого, действуйте согласно инструкции. В этом конверте вы также найдете ключ к шифру, которым я буду пользоваться. Им же пользуется бюро. Мною создан также крупный экстренный фонд. Эти средства принадлежат агентам бюро. Назначаю вас попечителем. При необходимости именно к вам они будут обращаться за материальной поддержкой. С наигранной грустью Драгомилов покачал головой, но тут же улыбнулся. – Боюсь, выполнение последнего заказа обойдется им очень дорого. – Подумать только! – изумленно воскликнул Уинтер. – И вы еще снабжаете подчиненных средствами для действий против себя самого! А ведь следовало бы поступить наоборот: перекрыть им доступ к деньгам. – Это было бы нечестно, Холл, и я не могу допустить нечестной игры. Больше того: оказываю вам огромное доверие и надеюсь, что и вы будете точно выполнять все мои инструкции. Я прав? – Невероятно! Чудовищно! Вы поручаете мне снабжать деньгами людей, которые намерены убить вас, отца моей возлюбленной, невесты. Немедленно отмените все эти жуткие приготовления! Распустите своих агентов и положите конец этой дикой истории! Но Драгомилов твердо стоял на своем. – Ни за что. Мое решение останется неизменным, и вам это прекрасно известно. Итак, готовы в точности следовать инструкции? – Вы безумец! Фанатик абсурдной, чудовищной справедливости. Ваш ученый ум извращен, ваша этика искажена… вы… вы… Так и не отыскав нужных слов для обвинений, Уинтер Холл сник и умолк, а Драгомилов с улыбкой заметил: – Насколько я могу судить, вы не отступите от моих инструкций. Верно? – Да, да, да! Я их выполню, все до одной! – в гневе крикнул Холл. – Спорить с вами бессмысленно: все равно сделаете по-своему. Ничто вас не остановит. Но почему же именно сегодня? Неужели нельзя отложить начало этого сумасшедшего приключения хотя бы до завтра? – Нет. Мне не терпится начать. Вы подобрали точное слово: «приключение». Именно так. Последний раз я участвовал в приключении еще в юности, когда жил в далекой России, увлекался идеями Бакунина и по-детски мечтал о всеобщей свободе. Много воды утекло с тех пор: я научился функционировать как думающая машина: я создал несколько успешных предприятий, сколотил немалое состояние, изобрел, разработал и учредил бюро заказных убийств, а затем взялся единолично им управлять. В общем, только работал, не жил, не знал приключений, был всего лишь пауком, неутомимым мозгом, который строит планы в центре огромной паутины. И вот наконец выбрался на волю и встал на путь, полный реального, а не выдуманного риска. Вы не поверите, но за всю жизнь я не убил ни одного человека, даже не видел, как убивают другие, ни разу не попадал в железнодорожную аварию, понятия не имел о враждебном воздействии. Обладая огромной физической силой, я использовал ее исключительно в боксе, борьбе и других занятиях подобного рода. И вот наконец мне представилась возможность пожить с размахом, проявить свою силу в настоящем деле! Он вытянул руку и посмотрел на узкую ладонь с длинными тонкими пальцами. – Груня подтвердит, что эти пальцы гнут серебряные доллары. Но разве для того они предназначены? Дайте-ка мне вашу руку. Двумя пальцами он сжал предплечье гостя в самой середине, между запястьем и локтем, с такой силой, что Холл испытал острую боль. Казалось, пальцы Драгомилова насквозь пронзили плоть и кость. Уже в следующее мгновение он их разжал и мрачно усмехнулся: – Никакого вреда, не волнуйтесь: разве что с неделю продержится синяк. Теперь вам понятно, почему мне так хочется вырваться из паутины? Больше десяти лет я вел растительную жизнь, а эти пальцы только подписывали бумаги, считали деньги и переворачивали страницы книг. Из центра паутины я отправлял людей на тропу приключений, и вот теперь вступлю с ними же в схватку, а заодно испытаю себя в настоящем деле. Начнется королевская игра. Мой грандиозный ум разработал и создал безупречную машину, которая ни разу не дала сбоя в уничтожении избранного объекта. Настало время, когда я сам превратился в объект. Вопрос формулируется следующим образом: окажется ли машина сильнее меня, ее создателя? Уничтожит ли меня собственное детище или удастся перехитрить изобретенную систему? Драгомилов неожиданно умолк, взглянул на часы и нажал кнопку звонка, а когда явился слуга, приказал: – Как только подъедет машина, возьмите в моей спальне чемодан и отнесите вниз. Слуга вышел, дверь закрылась, и хозяин опять повернулся к Холлу: – Ну вот, начинается. С минуты на минуту здесь появится Хаас. – Кто такой Хаас? – Самый опытный и одаренный из наших исполнителей. Ему неизменно поручаются самые сложные, ответственные и опасные дела. Фанатик этики, убежденный данит[1]. Ни один карающий ангел не сравнится с ним в жестокости, не человек, а пламя. А вот и он, сейчас увидите собственными глазами. Мгновение спустя в комнату вошел гениальный убийца. Взглянув на него, Уинтер Холл испытал потрясение: на худом изможденном морщинистом, с впалыми щеками лице жутким огнем горели глаза, которые можно было вообразить только в кошмарном сне. Казалось, пламя опаляло все лицо. После краткого представления Холла удивило на редкость крепкое, почти яростное рукопожатие, но когда Хаас взял стул и сел, трудно было не отметить по-кошачьи мягкие, гибкие движения. Судя по всему, этот человек обладал мускулатурой тигра, а истощенное лицо создавало обманчивое впечатление, наводя на мысль о немощном, похожем на пустую оболочку теле. Несмотря на худобу, под рубашкой скрывались крепкие плечи и четко вырисовывались очертания стальных бицепсов. – У меня есть для вас задание, мистер Хаас, – начал Драгомилов. – Возможно, этот заказ окажется самым сложным и опасным из всех, которые вам доводилось выполнять.