– Да, но… – Он мешкает, переглянувшись с остальными, но они оставляют его ни с чем. Увен внезапно находит пол завораживающим, а Бартал занят укладыванием своего лацкана. Уилкокс вздыхает и снова смотрит на меня. – Простите мне мою дерзость, но эти вопросы… звучат так, словно вы готовитесь к войне. Я милостиво ему улыбаюсь и решительно шагаю вниз. Одна ступенька, две, пока не оказываюсь прямо перед ним. Он застывает, вытаращив голубые глаза, когда я протягиваю руку, чтобы поправить знак отличия Шестого царства на его мундире – металлическую брошь, приколотую к середине воротничка. Я так крепко стискиваю ее, что он вздрагивает. Прячу улыбку, продолжая стягивать его воротник, поправлять положение блестящего золотого колокольчика на его шее. – Помните, что говорил царь Кольер, мой почивший отец? Уилкокс громко глотает и качает головой, его кадык нервно подергивается. – Он говорил: глуп тот правитель, который не готовится к нападению. Со стороны чужих, но также и со стороны своих. – Я опускаю руку и поднимаю взгляд на побледневшее лицо советника. – Вы не согласны, что это важный совет, Уилкокс? С его тонких губ срывается судорожный вздох, но он берет себя в руки и кивает. – Согласен, Ваше Величество. Бросив на остальных случайный взгляд, замечаю, насколько они потрясены: густые брови Увена вспотели, у Бартала лицо белее мела. Одним тщательно продуманным заявлением я вынесла предостережение. Каждого союзника я расцениваю как потенциальную угрозу и без сомнений прикончу любого, кто пойдет против меня. – Жду ответы на свои запросы в ближайшее время. На этом все, господа, – откровенно их прогоняя, говорю я и наслаждаюсь их беспокойством. Стражники проходят мимо моих потерявших дар речи советников и следуют за мной. Я поворачиваюсь к перилам второго этажа и, обхватив их руками, смотрю на мужчин. – О, и с сегодняшнего дня запрещено пользоваться всеми ястребами. Ни одно послание не будет принято или отправлено без моего личного разрешения. При виде советников, стоящих в полном потрясении, я почти улыбаюсь. Поворачиваюсь, чувствуя, как меня охватывает удовлетворение, и размашисто шагаю к своим покоям, зная, что с каждым днем, каждым ходом я приближаюсь к тому, чтобы установить абсолютный контроль над Хайбеллом. Когда Тиндалл попытается вернуться в Шестое королевство, будет уже слишком поздно. Глава 19 Аурен Я заболела. Не знаю, может, подцепила что-то у орды солдат или же дело в переживаниях, или мое тело просто больше не в силах выносить этот бесконечный холод. Что бы это ни было, ощущение такое, будто мозг готов выскочить из черепной коробки. Так сильно я не болела уже очень давно, но сейчас мой недуг возродил дурные воспоминания о Закире. Тогда я болела часто, как и все дети. Затея купить нас, дабы воплотить в жизнь намерение заработать на попрошайках, приносила ему неплохую прибыль, но, видимо, не настолько хорошую, чтобы заботиться о нас должным образом. Нам просто приходилось терпеть, поскольку Закир не давал нам отдохнуть. Он говорил, что люди тем более будут испытывать больше сострадания к больным детям. Нас было много, и все мы теснились в холодных и порой влажных спальнях, еды не хватало, да и с поддержанием чистоты было так себе. Не люблю вспоминать времена, когда мне приходилось копаться в выброшенных объедках. В мусоре. Иногда я ела и отходы. И даже тогда другие дети могли украсть у меня эти объедки, хотя я и пыталась их прятать. Нас не волновало, сколько грязи на них налипло. Поэтому неудивительно, что болезни цвели пышным цветом. И все же ненавижу чувствовать себя еще более слабой. Я могу лишь отсыпаться и надеяться, что никто не заметит, насколько уязвимой я стала. Я чуть не фыркаю. Уж о чем и осведомлен командир, так это о моих слабых местах. А вместе с ним и наложницы. Прошло три дня с тех пор, как Рисса назначила цену за свое молчание. Но за эти три дня я ни разу не видела командира – только силуэт его спящего, когда каждое утро перед рассветом выскальзывала из палатки. Как только мы остановились на ночлег, я пыталась приходить к наложницам. Дважды мне отказывали. Но вчера вечером пост несли стражники, которые видели меня с Лу, поэтому они позволили мне ненадолго зайти в палатку, но стало только хуже. Девушки даже не взглянули в мою сторону, разве что выплеснули недовольство из-за моей свободы ходить, куда вздумается, в то время как им нельзя даже выйти из их набитой палатки. Но, во всяком случае, я смогла убедиться, что пока ни один солдат не пытался ими воспользоваться. Я хочу и дальше стараться достучаться до них и позволить им увидеть, что я им не враг, но эти попытки всегда приводят меня в уныние, поскольку я ухожу несолоно хлебавши. Можно даже сказать, что наложницы начали ненавидеть меня еще сильнее. И все же причина, почему я решила продолжать навещать их, заключается не только в них. Все дело в том, что я все так же ищу почтовых ястребов. Всякий раз я стараюсь идти другой тропой, чтобы разведать устройство лагеря – каждый новый почти точная копия старого. Было бы легче, не будь войско таким чертовски большим. Но при мысли, что нужно будет бродить по снегу, а потом встречаться с наложницами, я стону в изнеможении. Я позволю себе отдохнуть сегодня вечером, а завтра продолжу, когда пройдет ощущение, будто мне в голову впиваются шипы командира. Помяни черта… Дверь кареты распахивается, и я, прищурившись, смотрю на Рипа, фигуру которого освещает сумеречный свет. Сегодня он без доспехов, края кожаной куртки покрылись инеем, черные волосы взъерошены ветром, шипы спрятаны. – Тебе больно, когда ты их прячешь? – выпаливаю я. Рип опускает взгляд на руку, на которую я смотрю, словно он удивлен, что шипы не снаружи. Или, может, удивлен тому, что я про них спросила. – Нет. – Хм. – Я облизываю пересохшие губы и глотаю ком, подступивший к горлу от приступа боли, а потом вспоминаю, о чем я в действительности хотела поговорить с командиром. Задираю голову, поняв, что немного сгорбилась. – Я хочу знать, где стражники Мидаса. – Правда? – хрипло спрашивает он, прислонившись плечом к дверному косяку. – Ну а я хотел бы узнать, кто был тебе самым близким другом в Шестом королевстве. Я смотрю на него. Из-за болезни глаза жжет, и я соображаю медленнее обычного. А когда его слова укладываются в голове, я все равно остаюсь в недоумении. – Почему ты всегда задаешь мне такие странные вопросы? Для чего тебе это нужно? – Мой тон растерянный и колкий. – Это наложницы, к которым ты ходила? Так он знает, что я их навещала. Наверное, не стоит этому удивляться, но все же я потрясена, что он не вмешивался. Наклонив голову, я фыркаю и пальцами тру горящие глаза. – О да. Они меня обожают. Мы заплетаем друг другу косы, обмениваясь рассказами о том, какой Мидас в постели. Великие боги, неужто я так сказала? Да, похоже, мне хуже, чем я думала. Слышу хриплый смешок. – Занятно. Я опускаю руку. Даже в тусклом свете от скребущих по черепу когтей глазам больно. – Что занятного? – Занятно, что ты пытаешься навещать их каждую ночь, но не считаешь их подругами. Заставляет задуматься почему. Я свирепею, внезапно жалея, что мы не смогли прожить и четвертый день без общения. Наверное, мне просто не везет. – Ты всю ночь будешь держать меня взаперти в этой карете, или я могу выйти? Я устала. Рип наклоняет голову набок, и короткие шипы вдоль линии бровей становятся заметнее. – Устала? Обычно ты рвешься поесть или навестить наложниц. – Да, но, как ты уже заметил, они мне не подруги, так что сегодня я просто хочу отдохнуть перед отправлением в путь, – огрызаюсь я. От этого мужчины голова болит еще сильнее. Он щурит черные глаза, внимательно оглядывая меня с головы до ног.