Сэр Пруинн убирает руку, забрав то притягивающее потрескивание. – Вот, Ваше Величество. Откройте. – Я открою, царица, – предлагает мой страж голосом, полным недоверия. Но Пруинн качает головой. – Открыть должны вы, Ваше Величество, иначе не выйдет. Еще мгновение я медлю, а потом беру пергамент за край и разворачиваю. Он не слишком большой – может, шириной в три ладони. Голова кружится от острого любопытства. – Что это? Пруинн смотрит, как я расправляю бумагу, и с интересом хмыкает. – Судя по всему, ваше заветное желание где-то совсем рядом. Это карта. Прищурившись, я внимательно разглядываю замысловатые линии. При других обстоятельствах я бы швырнула в лорда этой картой и учинила допрос, как он ухитрился вложить ее в мою руку. Но магия реальна, и что-то в этой бумаге ощущается знакомым, но что – объяснить не могу. Поглядев на карту еще мгновение, я хмурюсь, мое восхищение резко гаснет. – Это неправильная карта. Орея заканчивается на границе Шестого королевства, и на карту нанесены границы Седьмого. Неверно. Это королевство – ничто. Там вообще ничего нет – с тех пор как пришли фейри и превратили Седьмое королевство в серую бездну. Моя нелепая вспышка интереса и восхищения рассыпается вместе с ними. Зря я поверила этому жулику. Он чуть не одурачил меня своим искрящим прикосновением. Похоже, сегодняшний день и впрямь выдался хуже некуда. – Очевидно, там я не смогу найти свое заветное желание, – без всякого энтузиазма раздраженно говорю я. – Это криво нарисованная карта, которую вы пытаетесь выдать за единственную в своем роде. Лорд должен выглядеть испуганным. Или хотя бы смущенным, ведь его фокус не удался. Я могла бы высечь его на улице за мошенничество. Бумага сворачивается сама по себе, я сминаю ее в кулаке, а потом холодно, равнодушно смотрю на Пруинна и пытаюсь вернуть ему карту. – Седьмого королевства больше не существует. Уже сотни лет. Пруинн не кажется взволнованным или потрясенным. На его лице медленно расползается коварная улыбка, и с блестящими серыми глазами он заговорщицки наклоняется и говорит слова, от которых по всему моему телу ползет холодок. – Вы в этом уверены, Ваше Величество? Глава 36 Аурен Замок Рэнхолд холодный. Это первое, на что я обращаю внимание после того, как меня сажают в крытую карету и везут вдоль боковой стены замка. Меня сопровождают шесть стражников – любимое число Мидаса. Стены в этом коридоре похожи на лед, но это обман зрения, триумф архитектуры. Постучав по ним пальцем в перчатке, вижу, что они построены из гладкого камня, но покрыты слоем синего дутого стекла. Мы огибаем вход, похожий на главный, где со стропил свисают фиолетовые флаги. Балки из белого дерева перекрещены и выгибаются дугой к окну в потолке в форме десятиконечной звезды. Здесь пусто и тихо, в то время как я вся на нервах, тревога дышит мне в шею, покусывает кожу. Я вообще не понимаю, как могу так спокойно идти, не сорваться на бег или не замереть как вкопанная, пока меня ведут по тесному коридору. Дворец, без сомнений, прекрасен. Искусно выполненная лепнина из стекла, обрамленные окна, изогнутые бра. Каждый образ – это чествование льда, каждый пурпурный гобелен – дань уважения монарху Рэнхолда. Но чем дальше я прохожу, тем холоднее становится. Может, я все это себе вообразила, может, похожие на лед стены вводят меня в заблуждение, заставляя думать, что здесь холоднее, чем есть на самом деле. Но по моей коже вдруг бегут мурашки, а еще я замечаю, что ленты обвиваются вокруг меня чуть сильнее. Я вот-вот воссоединюсь с Мидасом. Он где-то здесь, ждет меня, и мое сердце бьется чаще при мысли об этом. Я не видела его несколько недель, и это самая долгая наша разлука за последние десять лет. Я тоскую по его привычному обществу. Хочу рассказать про Сэйла и Дигби, и он поймет, поскольку тоже их знал. Моя жизнь существенно изменилась с тех пор, как я покинула Хайбелл, и мне не терпится ему обо всем поведать. Стражники ведут меня в очередной узкий проход, и по-прежнему никто не выходит к нам навстречу, рядом вообще никого. Весь этаж пустой, и я недоуменно хмурюсь и задаюсь вопросом, почему меня не ведут через основную часть замка. А потом меня осеняет. Я – секрет. Только теперь я вспоминаю, что по пути сюда Мидас воспользовался как приманкой разукрашенной в золото наложницей. Этот шаг должен был меня защитить, но ничего хорошего не вышло. Молчание стражников, отсутствие радушного приема и тайный путь по пустым коридорам укрепляют мои догадку. Наверное, никто не знает, что меня похитили и теперь обменяли, если Мидас поддерживал видимость обратного. Не понимаю своих чувств по этому поводу. Меня ведут по лестнице из голого камня, а затем по коридору с узкими прорезями окон под высоким потолком, пропускающими пятна света, чуть озарившего тесный проход. Потом мы, похоже, выходим из коридора для слуг, потому что меня загоняют в проход, украшенный богаче. По полу от одного конца к другому тянется дорожка из пурпурного бархата, а на стенах висят незажженные серебряные канделябры. Окна высокие и широкие, занавески подняты и впускают и солнечный свет, и ледяной ветер. Еще один лестничный пролет, затем второй – и наконец мы оказываемся в уже не таком опустевшем крыле замка. Я сразу же узнаю царскую гвардию Мидаса: по шесть стражников стоят у каждой стены. Они смотрят на нас, но ничего не говорят. Когда один из них стучит в большие двойные двери, я чувствую, как перестаю дышать. А когда эти двери открываются, не могу даже моргнуть. И уж точно не ощущаю своих шагов, когда стражники отходят в сторону и пропускают меня. Но войдя в комнату и впервые за два месяца взглянув на своего Золотого царя, чувствую, как подпрыгнуло сердце. Двери закрывают за мной, и мы остаемся вдвоем. Только он и я. Мидас стоит посреди большого личного кабинета, вся комната, кроме него, окутана темно-фиолетовыми и голубыми цветами. Из-за золотых нитей одежды, слегка загорелой кожи и светло-медовых волос Мидас буквально сияет. И эти глаза, его теплые ореховые глаза, блестят сильнее всего. Он вздыхает шумно и резко. Словно задерживал воздух с тех пор, как узнал о моем похищении, и только сейчас смог выдохнуть полной грудью. – Драгоценная. Одно-единственное слово шепотом срывается с его губ, но в нем слышна агония от едва сдерживаемого волнения, такая яростная, что выражение лица Мидаса дает трещину, словно оно сделано из стекла. На красивом лице появляется облегчение такое непомерное, такое ощутимое, что я почти чувствую его вкус. Вижу, как мой царь на меня смотрит, слышу его голос, и моя выдержка тоже дает трещину. В следующий миг лечу к нему, потому как больше ни секунды не выдержу без его объятий. Но не успеваю обвить руками его шею, поскольку он останавливает меня, схватив за плечи и удерживая. Я замечаю, что он тоже в перчатках, вот только его девственно чистые, тогда как мои грязные и поношенные. – Драгоценная, – снова говорит он, но теперь я слышу в его голосе нотку упрека. Я трясу головой и вытираю с глаз слезы. – Извини. Я не подумала. – Ты в порядке? – тихо спрашивает он. Его простой вопрос словно открывает ворота, за которыми я спрятала все случившееся. Из них вырываются страх и горечь от тех жутких потрясений. Перед глазами тут же появляются лица Дигби и Сэйла, и по щеке бежит золотистая слеза. Мидас удивленно смотрит на меня. – Что случилось? – спрашивает он, легонько меня встряхнув. – Кто-то к тебе прикоснулся? Назови имена всех, кто дерзнул тронуть тебя хотя бы пальцем, и я сожгу их дотла и раздавлю их пепел ногами. Ошарашенная горячностью, с которой он произносит эти слова, я просто смотрю на него с открытым от удивления ртом. – Кто, Драгоценная? – спрашивает он и снова меня трясет. Я тут же вспоминаю капитана Фейна, но еще не готова к такому разговору. Не готова рассказать ему, что натворила. Я до сих пор не знаю, как поступить с Риссой. – Нет, дело не в этом, а в моих стражниках, – покачав головой, отвечаю я. – Дигби и… – я всхлипываю, пытаясь собраться с силами, пытаясь произнести эти слова вслух. – После нападения пираты сотворили с Сэйлом такое… это было ужасно. Не могу перестать прокручивать в голове эту картину… как его убили прямо у меня на глазах. Сердце будто сжимает истязающий кулак, впиваясь в него пальцами до боли и пуская кровь. – Я не могла это остановить. Просто позволила ему умереть там, на снегу. Моя вина – это извивающийся презренный зверь, который царапает когтями кожу и разрывает меня в клочья. – Они затащили его на борт и… – когда я вспоминаю, как пираты привязали Сэйла к той мачте, у меня перехватывает дыхание. Я плачу так сильно, что вряд ли Мидас понимает хотя бы слово из того, что говорю. – Тише, – тихонько напевает он, утешающе гладя меня по спине. – Все хорошо. Тебе больше не нужно об этом вспоминать. Сейчас ты здесь. Больше никто и никогда не заберет тебя у меня.