Он резко показывает пальцем на клетку. – Я никуда не уйду, пока ты не войдешь в клетку, не окажешься в целости и сохранности, где никто не сможет до тебя добраться. Хочешь, чтобы тебя снова похитили? Хочешь быть уязвимой? – Конечно, нет. Он взволнован, щеки раскраснелись, глаза горят той вспыльчивостью, которую я пыталась усмирить. Я потерпела фиаско, стараясь его успокоить и заставить меня выслушать. – Ты предала меня? – внезапно спрашивает он. От его вопроса я замираю. – Что? – Ты слышала, – невозмутимо говорит он. – Ты. Предала. Меня? – каждое слово – приговор и больно жалит. Чувствуя, как кружится голова, я от удивления открываю рот. – Что… как ты можешь такое говорить? Конечно, я не предавала тебя! – Ты позволила этим гнусным пиратам прикоснуться к тебе? Или разрешила это сделать армии Четвертого королевства? – Позволила? – мой вопрос натягивается, как струна, которая вот-вот лопнет. Я понимаю, что ему слышна боль в моем голосе, потому что тоже ее слышу. Эта обида пронизала мои слова и мое лицо, вплетена в мои черты. – Хорошо, – отвечает Мидас, но голос его все такой же жестокий, твердый, как у правителя, который ждет, что его послушаются. – Если ты не предавала меня, докажи докажи это. Полезай в клетку. Чувствую, как подступают к глазам слезы, как сковывает плечи. Мидас не станет меня слушать. Я стою здесь, прямо напротив него, и пытаюсь ему сказать, а он не слышит. Я прижимаю подбородок к груди, словно на него давит бремя безнадежных тягот. – Мидас, не поступай так со мной. Не сейчас. Только не после того, что случилось. Пожалуйста, – его неумолимое лицо не тронуто моей мольбой. – Так и должно быть, и ты знаешь причину. Ты согласилась. Я поднимаю на него взгляд. – Я передумала. Мидас равнодушно на меня смотрит. – А я не разрешал тебе менять свое решение. Я отшатываюсь так, словно он меня ударил. Могу с уверенностью сказать, что именно такая боль и охватывает мое тело. Его рот плотно сжат, плечи напряжены, на голове гордо сияет корона. – Последний шанс, – злобно говорит он. – Полезай в клетку, или я сам туда тебя запихну. Ощущение, будто меня пронзили в самое сердце. Я не видела его два месяца. Не раз думала, что меня убьют. Я лишь хотела, чтобы он сказал, что гордится мной, что любит. Хотела, чтобы он обнял меня. Обнял как следует, прижав голову к своей груди, чтобы я снова услышала, как поет для меня его сердце. Но он этого не сделал. Он не держал меня в объятиях – он держал меня на расстоянии вытянутой руки. – Мидас, я пытаюсь с тобой поговорить, по-настоящему поговорить, – произношу я, в голосе слышна боль, которая давит мне на грудь. – Я всегда тебе доверяла. Всегда прислушивалась к тебе. И ты послушай меня хоть раз. Выражение на его лице такое едкое, что я удивлена, как оно не прожгло меня насквозь. – Послушать тебя? – выплевывает он. – Ведь ты добилась огромных успехов, выживая в этом мире, не так ли? – спрашивает, насмехаясь. – Когда я тебя нашел, все ли было хорошо? Мои губы сжимаются в тонкую линию. – Ты же знаешь, что нет. – Вот именно. – Но так было в прошлом, – возражаю я. – Мидас, я была всего лишь девочкой, я… – Вдруг доказала себе обратное? – перебивает он, бросив мне в лицо мои же слова. Я обхватываю себя руками и с вызовом смотрю на него. – Да. Мидас фыркает с сарказмом, чтобы лишить меня уверенности и попытаться ее низвергнуть, как поступал много раз в прошлом. – А как же деревня Карнит? – спрашивает он, и кровь отливает от лица. – Тогда ты тоже считала, что справляешься, ведь так, Аурен? И вспомни, что случилось. Кровоподтеки на сердце словно расползаются и покрываются пестрой печалью омерзительных сине-зеленых тонов. – Это был несчастный случай, – шепчу я, чувствуя, как в глазах скапливаются слезы и перед ними все расплывается. Как он посмел вспомнить об этом? Как мог сказать мне эти слова, если знает, как сильно это меня сокрушило? Мидас ядовито усмехается. – Скажи, сколько несчастных случаев произошло, пока тебя со мной не было? – Перестань, – крепко зажмурившись, прошу я. Я не хочу его видеть, не хочу его слышать. – Я делала все, о чем ты меня просил. Была предана тебе больше десяти лет своей жизни, не замечала изъянов, подавляла каждую обиду. Я поступала так, потому что доверяла тебе. Потому что любила. Теперь я плачу не таясь, в моих слезах вся боль, словно их выдернули прямиком из моего сердца и приказали снести мои стены. Мидас вздыхает, качает головой и смотрит на пол. – Хорошо. Ты устала, и у тебя истерика. Тебе просто нужно прилечь. Аурен, ты сама на себя не похожа. – Но это я! – ору я. Мидас так потрясен, что я осмелилась повысить на него голос, что только таращится на меня. – Спустя столько лет я наконец начинаю вновь становиться собой, – кричу я, прижав руку к груди. – Наконец-то говорю то, что думаю, и я не собираюсь снова прогибаться, чтобы тебе было проще меня контролировать! Возможно, Мидас и возвел меня на пьедестал, но я его тоже туда возвела. Высота этих плит не позволяла нам смотреть друг другу в глаза. Но теперь мы смотрим. Я смотрю – уже не взглядом романтичной пятнадцатилетней девочки, – и мне не по душе увиденное. – Я отдала тебе все, всю себя, а тебе все мало. Ты велел мне лгать, говорил, что только так можно меня обезопасить, но все обстояло иначе, да? Ты сделал это не ради меня. Ты поступил так ради себя. – Мои слова – это обвинение из самой глубины моей души, от которого я так долго отказывалась. – Я больше не буду так жить, Мидас. – Ты – моя! – орет он и угрожающе делает шаг вперед. Я свирепо смотрю на него, но не вздрагиваю. – Нет, Мидас. Я принадлежу только себе. Он качает головой, блеск его короны вспыхивает, как пламя. – Драгоценная, ты давным-давно подарила себя мне. Пора тебе вспомнить свое место. Мое место. То самое, в клетке. Под его контролем. Я решительно смотрю на него. – Нет. Между нами затягивается тишина, острая, как шпага, готовая пронзить насквозь. А затем Мидас идет ко мне так быстро, что я даже не успеваю охнуть, как он оказывается передо мной. Схватив за живот, он разворачивает меня, и я удивленно вскрикиваю. Он будет обнимать меня не чтобы утешить, а для того, чтобы удержать контроль. Голова разрывается от этого осознания, и наружу вырываются каждая рваная боль, незамеченное сомнение, подавляемое чувство. Я позволила Мидасу посадить меня за решетку. Он спас меня, когда я была на самом дне, и из-за этого я думала, что, оставаясь с ним, буду на вершине. Но в действительности он поймал меня в ловушку и заставил все это принять. Он затащил меня в чужое, замерзшее царство. Женился на Ледяной царице, которая меня ненавидит.