Я каменею и сжимаю пальцами мех, а в горле застревает крик. – Убирайтесь. Ходжат недоуменно смотрит, запрокинув голову, когда слышит злобу в моем голосе. – Простите, что? Но командир разрешил мне вас осмотреть. От жуткой ярости я застываю на месте. – Неужели? Ну а я не разрешаю вам смотреть на меня, что бы там ни сказал ваш командир. Так что можете разворачиваться и уходить. Сию же минуту. Ходжат выглядит изумленным. – Но я… нет, миледи, я – лекарь. Теперь сконфуженной выгляжу я. Я снова обвожу мужчину взглядом и впервые замечаю, что он держит сумку, а на обоих рукавах в районе плеч вышиты красные полосы. Привычный знак для армейского целителя в Орее. – Ой, – произношу я, гнев тут же тухнет. – Извините. Я подумала… да забудьте. Почему же командир вас прислал? Он кивает на мою разбитую губу и щеку, где, вероятно, расплылся огромный синяк. – Думаю, причину я вижу, миледи. Меня удивляет формальность, с которой он обращается. Я скорее ждала, что армейский целитель окажется грубияном, тем более учитывая, в какой армии он служит. – Я в порядке. Заживет. Его не смущает мой снисходительный тон. – И все же мне нужно вас осмотреть. Я поджимаю губы. – Дайте угадаю: потому что вам командир приказал. Один уголок его губ приподнимается в улыбке, тогда как покрытый шрамом остается на месте. – Вы быстро схватываете, миледи. – В основном просто болит и ноет. И вы можете звать меня Аурен. Он кивает и ставит сумку. – Позвольте все же взглянуть, леди Аурен. Я хмыкаю, отчасти развеселившись от обращения, которым он продолжает пользоваться, отчасти от раздражения. – Бывало и хуже, если откровенно. – Вряд ли такое приятно слышать лекарю, – бормочет под нос Ходжат и, встав рядом, осматривает меня. По счастью, взгляд у него беспристрастный, в нем нет ничего зловещего или отпугивающего. – Откуда у вас это? – спрашивает он, показав на мою щеку. Я отвожу взгляд в сторону. – Меня ударили. – Хм. Когда говорите или жуете, больно? – Нет. – Хорошо. – Карие глаза смотрят на мою опухшую губу, хотя я чувствую, что рана там уже затягивается. – А здесь болит? Вам не выбили зуб? – К счастью, нет. – Ладно, ладно, ладно, – произносит он. – Есть ли еще у вас раны? Я мнусь. – Я упала на камень. Думаю, ударилась плечом, но не могу посмотреть, чтобы узнать наверняка. Ходжат что-то бурчит себе под нос и подходит ко мне сбоку, но я мешкаю. – Э-э-э, только взгляните. Не трогайте. Он замирает, но кивает и остается на месте. Не сводя с него взгляда, я опускаю воротник рубашки и обнажаю плечо. Он наклоняется поближе, но, хвала богам, не порывается прикоснуться. – Да, здесь небольшая рана. У меня тут кое-что есть. Он подходит к своей сумке и, порывшись в ней, извлекает какой-то раствор. Я, смущенно переминаясь, смотрю, как он переворачивает стеклянный флакон, смачивая уголок салфетки, берет еще одну склянку и возвращается ко мне. Ходжат протягивает руку, чтобы приложить салфетку к моей коже, но я непроизвольно отпрыгиваю. Выпучив глаза, он замирает. – Простите, миледи, я забыл. Я прокашливаюсь. – Все хорошо. Я сама. Он протягивает мне салфетку, и я беру ее, прижав смоченную ткань к ране. Тут же начинает щипать, и Ходжат, услышав, как я втягиваю воздух, наклоняет голову. – Немного поболит, но очистит рану. – Спасибо, что предупредили, – сухо отвечаю я. Я заканчиваю обрабатывать рану и, увидев кивок, возвращаю ткань ему. – Пусть немного высохнет для начала, – дает он наказ. – Хорошо. Ходжат поворачивается, чтобы убрать салфетку, но случайно наступает на мои ленты. Я громко охаю, когда он нечаянно тянет за них и мнет сапогами и без того воспаленные отрезки. Увидев на моем лице гримасу, он тут же отпрыгивает назад. – О, прошу прощения, миледи. Я… – Опустив взгляд, он замечает, на что наступил, и резко смолкает. – Что… что это? Я хватаю ленты и прячу их за спину. – Это всего лишь ленты на моей рубашке. Выражение его лица подсказывает, что он ни капли мне не верит, да и, откровенно говоря, правильно делает, потому что они слишком широкие и длинные для завязок. Под его взглядом я застываю, поскольку он явно заметил, что ленты выглядывают из-под рубашки. Я немедля закутываюсь в меха, чтобы прикрыть спину, но понимаю, что уже слишком поздно. – Это все? – спрашиваю я, надеясь, что уже могу от него избавиться. Ходжат прочищает горло и резко отводит взгляд в сторону. – Э, нет. Командир упомянул, что у вас еще задеты ребра. Я качаю головой. – Все нормально, они… – Боюсь, я вынужден настаивать. Приказ командира. Я стискиваю зубы. – Боюсь, и я вынуждена настоять. Я сказала, что все нормально, и это мое тело. Чтобы открыть взору целителя свои ребра, мне придется задрать рубашку выше дозволенного либо вовсе ее снять, и так я буду еще уязвимее, чем сейчас. Он увидит мое тело и ленты, а этого я позволить не могу даже лекарю. Хватает уже того, что ко мне внезапно зашел командир. Лицо Ходжата становится добрее. – Вам нечего бояться, леди Аурен. Просто разденьтесь, лягте на паллет, и я управлюсь быстро…