— Я уже объяснялась изо всех сил, но директор там какой-то… неуравновешенный. — Ладно, позвоню ему завтра. — Но это ещё не всё, — опустив глаза, чуть слышно произнесла Настя. Я молча испепелила её взглядом. — Транспортные накладные для Тюмени… — Что опять?! Ты же их переделала! — Хотя я их и откорректировала после твоей истери… твоего замечания… но, всё-таки, каким-то невероятным образом одна… то есть… четыре ошибочки туда закрались… И надо же… На посту к водителю прикопались. Груз задержали на семьдесят два часа. Вот же фигня, согласись! Сколько раз мы отправляли оборудование с липовыми накладными, и никто ничего не проверял… А тут… Машина стоит в Ишиме… Даже не знаю, как так получилось. Я же перепроверила сто пятьдесят раз. — Настя, я тебя убью, — глухо пообещала я. — Завтра утром отправлю в Ишим нормальные документы. Не переживай, это не смертельно, я всё исправлю! — Да что ты за человек такой?! Хотела бы я знать! Кто она на самом деле? Я пристально посмотрела на помощницу. Та старательно изображала невинность, мол, подумаешь, ерунда какая, слегка напортачила. Тугие розовые щёки, мерцающие карие глаза — не понять, что таится в их глубине. А если это она переехала машиной любимую тётушку? Вот эта улыбчивая аппетитная толстушка. Взяла и размазала по асфальту — отомстила за издевательства… Нет, не могу в это поверить. Но вдруг? А теперь она выбрала новую цель — свою зловредную начальницу. И будет долго-долго копить обиды, будет терпеть мои наезды и оскорбления, упиваясь собственным унижением… Чтобы в один прекрасный день, всё хорошенько просчитав, с хрустом, как мокрицу, раздавить меня автомобилем! — Прости, Леночка, — прокряхтела сзади Настя. Она за мной не успевала. Подгоняемая неприятными мыслями, я неслась по стоянке. — Прости! Это больше не повторится! Я буду очень внимательна! Буду проверять по двадцать раз! Не обижайся, прошу тебя! …Красная «тойота» поджидала на разрисованной полосками и стрелками парковке. Мокрый асфальт, отражая огни жёлтых прожекторов, переливался в темноте, как расплавленное золото. Едва сев за руль, Настя привычно расслабилась, перестала суетиться, её движения стали спокойными и уверенными. Мотор нежно заурчал, словно пригревшийся ласковый котяра. Мы неслись в темноте, преследуя красные огни впереди идущей машины. — А чем вообще занимался Леонар Бриссон? Настя, вероятно, удивилась моему вопросу, но она была рада уйти от темы испорченных накладных и потерянных криозамораживателей. — Да чем он занимался? Болел! — А до того, как заболел? — Работал в какой-то компании управленцем… Изабель мне говорила, но я не помню. Я особо не вникала. — А Изабель? Она вникала? — Тоже не очень. — Но как же так? Она же считала себя бизнес-леди и сама постоянно что-то затевала. А дела мужа её не волновали? — Вот именно. Ей хватало собственной лихорадочной деятельности. О, Изабеллушка была лихая предпринимательница. Постоянно устраивала цирк с конями. — Мне она слёту впарила партию бракованного оборудования. — Вот-вот, — вздохнула Настя. — Чудесные времена. Изабель была жива. И Леонар тогда ещё тоже… Очень приятный мужчина… Всего два раза с ним виделась, а впечатлений — на всю жизнь. Завалил меня комплиментами и подарками. Надарил шарфов, часов, шкатулок… Все очень изящное, дорогое… Он так на меня смотрел… — Как? — Ну, так… — Как на малышку? — подсказала я. — Точно! На меня всегда все смотрят, как на бегемота. А Леонар смотрел, словно я была маленькая девочка. — Он ведь был в два раза тебя старше. Так, наверное, в детстве смотрел на тебя отец? — О-о… Да! Лена, ты буквально читаешь мои мысли. Ты можешь быть чуткой, когда захочешь. Но гораздо чаще ты бываешь фурией. — Не отвлекайся. Мы говорим о Леонаре. — Чудесный был старик. А как он любил Изабель! — А она его так же сильно любила? — Не думаю. Наверное, поменьше. — Если бы сильно любила, не сбегала бы от него каждый месяц в Россию. — Она не сбегала! — обиделась Настя. — Не так-то легко день и ночь сидеть у постели умирающего. Изабель требовалась разрядка. — Она выглядела довольно весёлой, когда мы с ней встречались. Вовсе не убивалась из-за того, что муж того гляди отправится на тот свет. — Да, Изабель мне говорила, что нельзя грузить людей своими проблемами и портить им настроение нытьём. Поэтому она всегда улыбалась. — А вдруг Леонар, всё же оставил твоей тётушке что-то, кроме гнилого домика? Даже если Изабель ещё не успела оформить наследство, всё равно, ты — наследница. Тебе надо встретиться с Жильбером в Париже и выяснить этот вопрос. — Лен, ты что? Никуда я не поеду! И права качать не буду. Конечно, ты деловая дама до мозга костей. И если есть возможность пополнить банковский счёт, ты не успокоишься, пока этого не сделаешь. А я не такая. — У меня обострённое чувство справедливости. — А если по справедливости? Предположим, у Леонара остались какие-то сбережения. Но я-то тут при чём? Как я могу на что-то претендовать? С какой стати? — Потому что твоя тётя Изабель пять лет была замужем за Леонаром. Возможно, она подарила ему дополнительные пять лет жизни. Ведь он её любил? Любил. И это его поддерживало. — Но я не Изабель! Я Леонару жизнь не продлевала. — Ты наследница. — Не знаю, меня это совсем не волнует, — Настя пожала плечами. — Квартира и машина, вот, что мне нужно. Если я смогу и дальше жить в своей квартире и ездить на этой машине, — она похлопала по рулю, — то ничего больше и не надо. И дом в Нормандии мне тоже не нужен. И, пожалуйста, давай оставим эту тему. — О’кэй, давай оставим, — кротко согласилась я. Не удивлюсь, если Настя водит меня за нос. Постоянно подсовывает этот нормандский домик, чтобы отвлечь внимание. Говорит, что наследства никакого нет, а на самом деле там миллион евро. Или даже три. Или тридцать три. И тётю она укокошила не только из ненависти, а ещё чтобы заграбастать себе наследство Леонара. Теперь она выжидает, тянет время и ломает передо мной комедию. Если у следователя вдруг возникнет подозрение, что племянница причастна к гибели Изабель, я должна стать главной свидетельницей — буду рассказывать всем, как убивалась бедная девушка, как долго не могла прийти в себя после смерти тётушки, какое удивительное равнодушие проявляла к вопросу наследства… Но если никаких миллионов нет и в помине, остаётся одна только ненависть к Изабель, искусно спрятанная, убаюканная обещанием возмездия… Настя не знает, что я прочитала её дневник. Пусть переделанный, с другими именами и географией — но всё же… И теперь я обязательно докопаюсь до сути, потому что роль дурочки — не для меня. … — А давай заедем куда-нибудь перекусить? У меня в холодильнике шаром покати. В Париже так металась, даже пообедать не успела. В самолёте дали зелёные макароны. — Тухлые?! — испугалась Настя. — Нет, со шпинатом. Здоровое питание. Вот, поворачивай, здесь есть чудесный ресторанчик. Вскоре мы уже отрывались по полной программе в декорированном под крестьянскую избу уютном зале маленького заведения. Несмотря на поздний час, Настя без тени сомнения заказала себе эскалоп, два оливье и вареники с творогом. Предлагая где-нибудь перекусить, я вовсе не собиралась ввергать подругу в пучину разврата. Но спустя десять минут она уже нежно похрюкивала над тарелкой, поедая двойную порцию салата. — Настя, что с машиной? — С ней всё в порядке, — удивилась подруга. — Ты же видела, она в отличном состоянии. Ездить на ней — сплошное удовольствие. — Тебе на чём угодно ездить — удовольствие, лишь бы за рулём сидеть. Но я имею в виду не «тойоту», а «ниссан». Обрадованная встречей с едой, Настя вмиг заскучала и сникла, едва речь зашла об угнанном джипе. — Никаких новостей. Машину не нашли. — Когда ты узнавала? — Так… Когда же… Две недели назад им звонила.