Валерия сникла. Если бы она не отозвалась пренебрежительно о моей фирме и роде деятельности, я бы проигнорировала знаки внимания, посылаемые Мартецким. А так… Сама напросилась! Не надо меня подкалывать. Захочу — к концу полёта надену ошейник на этого роскошного самца, и по трапу мы сойдём вместе. Я знаю, как с такими управляться. Могу провернуть операцию в два счёта — и только для того, чтобы позлить Лерку. Так-то мне Мартецкий нужен, как депутату «жигули». Только одно имя меня волнует. Только один мужчина меня интересует. Константинов. А что я для него значу? Нужна ли ему ещё? 30. Рейс 2579. Знакомство с сумасшедшим профессором В конце салона уютно разместилась компания из сногсшибательной дамы (это была Ядвига) и двух мужчин. На фоне широкоплечего Вадима Мартецкого седовласый крошка-старичок смотрелся бледной поганкой, но на нём были экстрамодные очки, да и дорогой костюм сидел безупречно. Моё появление было воспринято с воодушевлением. Я очутилась в центре внимания. — О, Елена, вы! — улыбнулась Ядвига, и мне почудилось, что в мою сторону покатилась тёплая морская волна — с воздушным белым барашком, вся в облаке сверкающих солёных брызг. — Добро пожаловать! Вот и эту обворожительную женщину предал муж, обменял на какую-то вульгарную вертихвостку. Мы с Ядвигой коллеги по несчастью. И теперь я, как и она, должна сделать выбор — гордо уйти, хлопнув дверью, или приготовить из своей гордости кровавую отбивную и, давясь, проглотить её. Что я выберу? Никто бы и не поверил, что я — такая самоуверенная, высокомерная — всерьёз размышляю над вариантами. Тут и думать нечего — надо поставить Константинова перед фактом, указать на его свинское поведение. А ещё лучше — избить негодяя! Сразу же представила, как луплю Вольдемарыча кулаками по его каменной груди, а он хватает меня за запястья квадратными лапами… толкает на кровать… наваливается сверху… Ох! У меня перехватило дыхание. Как же приятно ощутить на себе эту тяжесть! Почему я должна отказаться от всех этих удовольствий?.. — Елена, садитесь к Николаю Андреевичу! — А? Что? — Садитесь сюда, к Николаю Андреевичу, — повторила Ядвига. — Ох, как у вас щёки горят, Елена, — мурлыкнул Мартецкий. — Что это с вами? В хвосте салон сужался, и в центральном ряду было не четыре кресла, а всего три. Модный старичок подвинулся, уступая мне место с краю. Ядвига и Мартецкий сидели рядышком на двух креслах у левого борта. — А мы тут немного расслабляемся. Глаза Ядвиги мерцали особым блеском, ясно указывая, что дама уже успела принять на грудь. Джентльмены не отставали. Используя подручные горячительные средства, они изо всех сил старались забыть о том, что неподалёку, в саркофаге из одеял лежит спящая красавица. Нет, не спящая. Мёртвая. — Ужасно всё это, Елена, правда? — мило осведомилась Ядвига. — Не ужасно, а закономерно, — поправил профессор, придвигая хрупкое коленце вплотную к моей стройной правой ноге. — Всё к тому и шло. Нельзя безнаказанно издеваться над людьми. У кого-нибудь обязательно лопнет терпение. Кстати, Елена, позвольте представиться! Я — Николай Андреевич Риенко, доктор фармацевтических наук, профессор, автор ста пятидесяти научных работ и исследований, ведущий консультант компании «Фармаконика». Мартецкий кивнул и посмотрел на Ядвигу: «Вот так, и никак иначе!». Та улыбнулась. — Увлекаюсь бильярдом, плаванием и красивыми женщинами. Коллекционирую пуговицы. Зовите меня просто — Николай Андреевич. Так что вы обо всём этом думаете, прелестная Елена? — О чём? — О нашей корпоративной трагедии? — Да так… — Елена, между прочим, думает, что мы подсыпали Беате молотого арахиса в дозатор с японскими витаминами, — безжалостно сдал меня Мартецкий. Профессор перестал дышать. На третьей минуте его потрясённого молчания я подёргала старичка за рукав элегантного костюма — и тогда доктор наук вернулся к жизни. — Молотого арахиса? — в ужасе пробормотал Николай Андреевич. — Кошмар. Да что же вы, Елена, опускаете нас ниже плинтуса! — Я? Нет. Почему? — Мы же высококлассные фармацевты, мы изобретаем инновационные препараты. И что — молотый арахис? Всего лишь? Фу! Как вульгарно! Неужели вы думаете, что мы не смогли бы отравить Беату нормально, по-человечески? С помощью яда? Существуют, к примеру, эффективные высокотоксичные препараты. Подействовав, они распадаются на совершенно безвредные компоненты и, таким образом, не оставляют никаких следов в организме жертвы. Любой из нас, задавшись целью, смог бы синтезировать такой препарат. — Много чести! — нежно пропела Ядвига. — Хватит ей и арахиса. — Арахис… Какая проза! — картинно схватился за голову профессор. На мизинце у него сверкал перстень с чёрным камнем. — А как пройти досмотр в аэропорту? — возразила я. — Великое дело! Уж миллиграмм отравы никто бы не обнаружил. — Но зачем рисковать? Если жертва готова умереть от одного орешка? — Леночка, вам налить? — у хмельного Мартецкого в руках мелькнула и тут же исчезла, как кролик в цилиндре фокусника, литровая бутылка водки. Я не поверила своим глазам. — Как вы умудрились пронести её на борт? У меня отобрали и выкинули лосьон, заявив, что его объём больше ста миллилитров. — Хороший? Дорогой? — посочувствовала Ядвига. — Вы пьёте лосьон?! — испугался профессор. — Не надо! — Шанель, — ответила я Ядвиге. — Хороший. Не очень дорогой, но, конечно, я бы предпочла, чтобы он остался в моей сумке, а не улетел в мусорную корзину. — Шанель! В урну! Вот жлобы! — возмутилась Ядвига. Она горячо переживала мою утрату французского лосьона — гораздо сильнее, чем гибель Беаты. — Я водку в дьюти-фри купил, — пояснил Мартецкий. — И все дела. — А-а… Как предусмотрительно! Наш виночерпий вновь разлил всем по пятьдесят грамм и спрятал матовую, с серебряными буквами, бутылку. Возникшая вдруг из ниоткуда, стюардесса Марина, заметив манипуляции Мартецкого, укоризненно покачала головой. Тот лучезарно ей улыбнулся и подмигнул. Марина вспыхнула, засияла двухсотваттной улыбкой и, не произнеся ни слова, скрылась на кухне. — Так-так, подождите, мне надо записать. Внесу вас в каталог, — я достала из кармана пиджака блокнот, где уже были зарегистрированы Марина, Ира, Ядвига, Валерия и Мартецкий. — Записываю. Николай Андреевич… — я вопросительно посмотрела на профессора. — Как ваша фамилия? — Риенко. А зачем вы записываете? Три любопытствующих взора уставились на мой реестр потенциальных убийц. — Память плохая, Николай Дормидонтович, — объяснила я. — Фиксационная амнезия с блокадой афферентных импульсов в таламических ядрах этого… как его… чёрт, забыла слово… помогите, профессор, вы же знаете… ах, да! Головного мозга! — Шутить изволите, — понимающе улыбнулся Николай Андреевич. — Ах, молодость, молодость!.. Леночка, пуговицы на вашем чудесном костюмчике ранят моё сердце. Пожертвуйте одну штучку. Запасную! У вас, наверняка, есть! Готов заплатить энную сумму. — Да вы что! — взвилась я, ревниво оглядывая свою грудь, усыпанную, как орденами за город Будапешт, великолепными пуговицами. — Да они бесценны! Я за этот итальянский костюм отвалила сумму, равную годовому бюджету Зимбабве. Николай Андреевич скуксился, как хорёк, и злобно задышал. Его остеопорозная коленка отодвинулась от моего шелковистого колена на десять сантиметров. — А что делают наши дамы? — спросил он у Мартецкого. — Ирочка спит, бедняжка. Валерия без устали трудится, печатает, — сообщила Ядвига. — Видимо, всё ещё сочиняет свою эпическую речь. — Готовится к назначению? Ах, как она мечтает о должности коммерческого директора! — заметил Мартецкий.