— Вы хоть знаете, что делаете? — начала возмущаться та самая грузная женщина. — Скорая уже едет! — закричал еще кто-то. Мария не отвечала. Она прилагала все силы, чтобы удержать ребенка, извивающегося словно под электрическим импульсом, а потом в толпе прозвучало: "Фу! О, Боже!". Ей стало противно от окружающих ее людей, но не было времени для чтения морали. Мальчик начал захлебываться пеной, и чтобы он не задохнулся, ей пришлось быстро и ловко повернуть его голову на бок. В луже скапливалась белая жидкость. Она пузырилась, вызывая "охи" и "ахи" у присутствовавших, а Мария тем временем уже ослабила хватку и ждала окончания приступа. Мальчик стал дергаться все реже, а затем и вовсе затих. Грузная женщина не смогла сдержаться и выпалила, не подумав: — О, Боже… Умер. Вы его убили. Мужчина в черной шапке толкнул ее локтем, и та замолчала, недовольно косясь в его сторону. Еще кто-то из толпы сказал: — Кажется, все позади. И действительно, Мария аккуратно подложила его правую руку под голову, другую выпрямила, также осторожно согнула правое колено и чуть повернула мальчика. Теперь он лежал, подложив свою тоненькую маленькую ручку под смешной ежик из рыжих волос. Мария с нежностью погладила его личико. Представление было окончено, и люди стали расходиться. Дождь хлестал по лицу, с волос стекали струи воды, а плащ промок настолько, что лип к телу, превращая его в кокон. Мария стояла на коленях в грязной луже и сжимала ручку своей кожаной сумочки. Слезы смешались с дождем и бежали с крыльев носа и с подбородка, текли по шее. Мария стояла, боясь пошевельнуться, и… улыбалась. На этот раз не прозвучало никакой барабанной дроби, не возникло никакой слабости в ногах. Эта мысль просто пришла, ясная, как солнечный день: Я не знаю, что со мной было до аварии. Я не знаю, настоящее ли мое имя, но я точно знаю, что была врачом. Глава 12 Александра сидела на одном из сайтов для автомобилистов и читала статистику аварий за год, когда молодая женщина в белом халате тронула ее за плечо: — Пройдемте со мной. Доктор Алексеев сейчас в операционной, но скоро освободится. Они шли по длинному коридору, и Александра ощущала запах лекарств, мочи и страха. Многие боялись больниц, боялись, что о них не будут заботиться должным образом, что их покинут или вовсе доведут до смерти. К таким паникерам относились и ее родители. Что бы ни случилось в семье, на скорую всегда был наложен запрет. Ни отец, ни мать вот уже девятнадцать лет не посещали ни поликлиники, ни частных врачей. Лечились сами, по старинке. Заболело горло — полоскание ромашкой или прополисом. Заложило нос — греем ноги горчицей. Поднялась температура — сделаем примочки с уксусом. Александра осознавала, что к врачу ее родители обратятся только в случае крайней необходимости, к примеру, если получат перелом. Оба. Одновременно. Обеих ног. Она шла, вдыхая все эти запахи, и думала о том, что сюда бы они ни за что не обратились. Она и сама бы не обратилась. Государственное учреждение, насквозь пропитанное безразличием к пациентам. Хотелось поскорее уйти отсюда. Но вот медсестра остановилась у двери с табличкой: " Ординаторская " — Дальше сами. Посидите здесь. Он скоро будет, — и медсестра удалилась, оставив ее наедине с закрытой дверью и стулом-развалюхой, обляпанным жвачкой. Примерно через полчаса из лифта вышел и сам Алексеев: молодой мужчина на вид лет тридцати. На его остром лице красовались тонкие усики, а голову венчала шапка из светлых волос. В одной руке он держал хирургическую шапочку, в другой — мобильный. Александра обратила внимание на телефон: он был не из дешевых. — Это вы меня искали? — спросил он, протягивая руку с шапочкой. Она не сделала ответного жеста и молча кивнула. — Ну, заходите, — он перехватил шапочку зубами, освободившейся рукой полез в карман, достал ключи и повернул замок, делая все это настолько быстро, словно разучивался такому фокусу не один год. Или демонстрировал посетителям не один раз. — У меня перерыв. Что вы хотели? — он занял место за столом, заваленным бумагами, а сам указал ей на противоположный стул. Перерыв? Александра ухмыльнулась. Доктор ее реакции не заметил, а она тем временем рассматривала кабинет. Детектив "изучила" его стол и отметила нетипичный для медработника беспорядок и только потом опустилась, но не на предложенный стул, а на подоконник возле окна. — Я частный детектив и занимаюсь поисками одной женщины. Моментальная реакция: доктор будто уменьшился в два раза. Глаза забегали. От его самоуверенности не осталось и следа. — Слезьте, пожалуйста, с подоконника. — Почему? Вам некомфортно? Да. Ему было некомфортно. Она это видела и по его позе, и по взгляду, и по тому, как капелька пота скатилась по виску. — Петр Алексеевич, вы ведь понимали с самого начала, что я ищу именно вашу пациентку, поэтому и не шли ко мне так долго. — Я, я был в операционной. Сложный случай. Открытая черепно-мозговая травма. — Врать вы научились весьма недурно, — она провела ладонью по подоконнику. — Но все дело в том, что вы вышли из пассажирского лифта, который никак не мог волшебным образом поднять вас из операционного блока. Или вы маг? Доктор перевел взгляд на шапочку и медленно положил ее на стол. — Петр, почему вы не хотели идти? Он молчал. Александра стала болтать ногой туда-сюда, туда-сюда. Он наблюдал за этим процессом и, наконец, не выдержал: — Прекратите! Я не хотел этого делать. Не хотел принимать никакого участия. Но когда тебе предлагают… — Деньги. Это можно не объяснять. Прежде, чем прийти сюда я навела о вас кое-какие справки. Вы закончили среднюю математическую школу, затем поступили в медицинский институт и два года назад устроились работать сюда в больницу. Живете с матерью-инвалидом. Отца нет. Ах, да, забыла сказать, имеете двухэтажный коттедж во Всеволожске площадью…Сколько? Сто? Сто пятьдесят квадратных метров? И, кажется, недавно сделали евроремонт. Продолжать? — Нет, — он опустил глаза и стал рассматривать ногти с таким интересом, будто на них отражались картины великих импрессионистов. — Но я продолжу. На работе вы появляетесь крайне редко и предпочитаете иметь дело с людьми богатыми. К примеру, на прошлой неделе вы зашивали рану на голове у семидесятилетнего Тараса Игнатенко. И, если мне не изменяет память, а она мне не изменяет, это один из владельцев крупной торговой сети, названия которой я, так и быть, упоминать не стану. Она замолчала, ожидая его реакции. Петр Алексеевич не поднимал головы, продолжая рассматривать свои ногти. — Вы молчите. Расскажу еще кое-что: камера внешнего наблюдения, та самая, что стоит у входа в корпус травматологии зафиксировала, как один из пациентов протягивает вам конверт. Крайне неосмотрительное действие с вашей стороны и со стороны "дарителя", и я сомневаюсь, что это открытка. Хотя… — Да, блин! Я беру взятки! Александра слезла с подоконника и вплотную подошла к доктору: — Это я знаю. Вряд ли такой телефон можно купить, работая в госучреждении, хотя, конечно это может быть подарок от близкого человека или вещь, купленная в кредит. Но судя по тому, насколько сильно вы любите дорогие штучки, я прихожу к выводу, что телефон куплен лично вами. Кажется, в коттедже у вас стоит профессиональный проектор? Хотя пусть все эти взятки, кредиты или что там еще остаются на вашей совести. Меня волнует другой вопрос. Что за информацию о моей пациентке ТЫ с таким рвением пытаешься скрыть? Что произошло летом этого года? Он вжался в спинку стула и на мгновение ей даже стало его немного жаль. Доктор ступил не на тот путь, вот и все. У каждого должен быть шанс на исправление, но захочет ли он исправиться? Расположившись, наконец, на указанном стуле, она произнесла: — Я тебя внимательно слушаю. … Доктор Алексеев начал издалека — со своего трудного детства. Александра слушала его, не испытывая сочувствия. У многих отцы бросают семьи, где есть инвалид, у многих есть нерадивые братья и сестры, не желающие оказывать помощь, но это не повод идти в медицину, чтобы потом брать взятки. Услышанная история была не нова. Проработав в полиции пять лет, она неоднократно слышала о столь жалких мотивах для преступлений. Эти голоса и сейчас звучали в ее голове: "Меня все считали неумехой, и поэтому я начал убивать…" "Я всегда был изгоем, меня словно не замечали, и она не стала исключением, и поэтому я взял нож…" "Я вырос в детдоме, никогда не видел богатства и поэтому, когда я увидел набитый кошелек…" Александра смотрела на сидящего перед ней мужчину, называющего себя доктором, светилом науки и задавалась вопросом: "А мог бы он пойти на убийство?" — … поэтому я и стал брать взятки. Вы слушаете меня? Она хотела задать волнующий ее вопрос, но понимала его бестактность и бесчеловечность. Судить о человеке, только лишь из-за его любви к деньгам было неправильным. Она кивнула, и он продолжил: — Знаете сколько этот Игнатенко заплатил мне за помощь и молчание? — Догадываюсь, но ведь информация и так конфиденциальная. — Да, но я… я заметаю следы за такими как он. Да, признаться, подробности она узнала только благодаря друзьям из полиции, и тем пришлось приложить немалые усилия, чтобы этот случай вылез на поверхность. — Признаюсь, до Игнатенко мне никто таких денег и не платил, если не считать… — он замялся, и Александра почувствовала, как учащенно забилось сердце. — Людей, что привезли ту женщину. — Да, блин, — ответ прозвучал совсем тихо. — С нетерпением жду подробностей. Он не решался, и ей пришлось ему помочь: — Расскажу тебе, Петруша, один анекдот: " — Доктор, меня совесть вконец измучила. Совсем спать не дает! Можно что-то сделать?