— Зеленая. Кажется, шифер. — У этого здания есть какие-то особенности? — Да нет. — Вы не уверены. Она уже ни в чем не была уверена. Память услужливо рисовала непонятные образы зверей. Мария видела то ли белку, то ли лисичку. Образы больше всего походили на детские рисунки, но во сне не было ничего подобного. Откуда же они взялись? — Вы что-то вспомнили? Она не ответила. Психолог продолжил: — Хорошо. Идем дальше. Заходите в дом. Опишите обстановку. Она будто снова погрузилась в сон и отчетливо увидела кремовые обои, фотографию в рамке. На ней были мужские глаза: серые глубокие и невероятно уставшие, а чуть левее на стене висела корзина с искусственными цветами. Это были белые розы. — Мария, что вы видите? Она должна была ответить, но словно чья-то рука закрыла рот и повела дальше по закоулкам сна. Или памяти? И она была не в силах произнести ни слова и просто смотрела по сторонам. Мария видела деревянный прямоугольный стол без скатерти. Вся его поверхность была усыпана разноцветными подставками под горячее: они были похожи на гигантское конфетти. Неожиданно в памяти всплыл короткий фрагмент: она задувает свечу на кремовом торте, а вокруг разбросаны конфетти. Да, она помнит этот день. Кажется, это ее двадцатый день рождения. Откуда-то издалека донесся голос: — Мария, с вами все в порядке? Мария… Она открыла глаза. Виктор Андреевич навис над ней, подобно иссохшему атланту. — Вы в порядке? Мария его будто не слышала. Она все еще думала о дне рождения и пыталась вспомнить с какой начинкой был торт. — Мария… Она попыталась приподняться, но Виктор Андреевич мягко и настойчиво вернул ее в кресло, и тут она неожиданно вспомнила: — Это была вишня! И начинка была именно такой, как она любит: изредка попадающиеся целые ягоды наполняли рот кисло-сладким вкусом. — Вишня? О чем вы, Мария? Женщина помотала головой, и длинные смоляные пряди упали на лицо. Она словно пыталась отогнать сумбурные мысли и вернуться в реальность. Получилось. Пропал и дом из сна, и кремовый торт, но она была рада, что вспомнила хоть что-то. Мария не сомневалась: вишни были реальными воспоминаниями, и это придало ей уверенности. Наконец она смогла ответить Виктору Андреевичу. — Я люблю вишню, — и даже улыбнулась. Психолог выглядел растерянным. В его узловатых пальцах снова появился блокнот. Очередная пометка. — Вернемся к вашему сну. Что вы видели? — Все то же самое, — уже спокойнее ответила Мария. — Дом, мебель, еще фотографию. — Фотографию? Он насторожился или ей кажется? — Расскажите о ней. — Прямоугольное фото в белой рамке. На фото мужские глаза. — Вы видели их цвет? — Они серые. Очередная пометка. — Что еще? — Все остальное я вам уже рассказывала, — она снова теребила свое платье. — Может появились какие-то новые детали? — Только фотография. Пометка. Мария снова обратила внимание на обложку. На долю секунды, словно светлячок во тьме, в голове вспыхнула мысль: "Не надо сюда больше приходить". И так же быстро, как появилась, мысль исчезла — светлячок улетел. Виктор Андреевич поправил очки в золотистой оправе и произнес: — Хорошо. Если вы еще не устали, поговорим о форме вашего сна. Именно это пугало ее больше всего. Виктор Андреевич будто прочел мысли: — Не бойтесь. Расскажите все, как есть. Она неуверенно кивнула. — Как начинается ваш сон? Мария снова начала теребить подол серого платья и не к месту подумала о том, что даже в школьные годы ее одежда была неброской. На выпускном у нее вообще было самое простое платье бежевого цвета. Еще одно воспоминание? Мария улыбнулась, и это не ускользнуло от психолога. — Мария, вы что-то вспомнили? — Я… так, мелочь. — Если вы что-то вспомнили… — Договорить он не успел. Навязчивая трель телефона заполнила собой все пространство, и Виктор Андреевич вынужден был ответить. Мария наблюдала, как он подходит к вешалке, хлопает по карманам черного плаща, и этот простой жест показался ей знакомым. Барабанная дробь вернулась так резко, что она сморщилась и схватилась за голову. Мелодия тем временем нарастала. Виктор Андреевич наконец коснулся дисплея: — Не сейчас, я перезвоню. Нет, не заходи. Мария видела его напряженное лицо, видела, как он поправил очки, как покосился в ее сторону, а головная боль уже становилась невыносимой. Всего мгновение и единым взмахом Марию накрыла тьма. Глава 2 Раннее утро выдалось ветреным и пасмурным. Небо заполонили серые тучи, и, казалось, вот-вот и они прорвутся, погружая улицу в грязный ледяной океан, а ведь грязи вокруг и так хватало: асфальт в подтеках из смеси бензина и собачьих экскрементов, черная вода, вытекающая из разбитых клумб с некогда цветущими гиацинтами, перевернутые мусорные баки, следы рвоты и мочи, разбросанные по периметру шприцы, разорванные презервативы и дополняла всю эту чудесную картину дохлая мышь. Она лежала у большого проема на входе. В общем не самое приятное место, где Инге доводилось бывать, но ничего не попишешь — трупы зачастую находят именно в таких злополучных местах. Она неохотно переступила через дохлую мышь, зацепилась за какую-то торчащую из земли железку, чуть не порвала свой новенький и достаточно дорогой плащ и недовольно посмотрела на ждущую ее детектива. — Неужели сложно было предупредить куда мы едем? — спросила Инга, зевая. — Так интереснее. Твоя реакция меня забавляет, — Александра вошла в проем, бывший некогда дверью. Инга нахмурилась, но все же проследовала за детективом. — Вы сказали, что труп здесь. — Да, но сначала я хочу, чтобы ты осмотрела территорию, — Александра обвела рукой с таким величием, будто это были королевские хоромы, и она была их владелицей. — Что тут смотреть? — Инга скривила свое милое личико и недовольно произнесла, — ну, разрушенное здание, ну, помойка, ну, грязь. Ничего не забыла? Ах, да, дохлая мышь. — Крыса. — Ох, простите, — в ее голосе прозвучало раздражение. — Ты несерьезно относишься к делу. Инга устало покосилась на детектива. Невозможно серьезно относиться к такому месту. Честно говоря, ей и на мертвеца было плевать. Александра ей тоже не нравилась. Слишком правильная, слишком умная. Не детектив, а профессор из университета. Инга здесь была только потому, что папа мечтал ее увидеть в рядах полиции. Только поэтому. — Больше ты ничего не замечаешь? — тем временем продолжала Александра. — А что я должна заметить?