Часть 4 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В ее небольшой квартире было множество мест, где хранились такие пакеты. В нижнем ящичке в ванной прятались носки "ЖО". Заглавные буквы означали принадлежность к цветовой гамме и подсказывали, что в пакете хранятся желтые, оранжевые, оранжево-желтые и всевозможные узоры из этих двух цветов. На кухне внутри угловой скамьи лежал пакет "ФС": в нем были носки фиолетовых и сиреневых оттенков. В гостиной в тумбочке под телевизором хранился пакет "КР" с красно — розовыми носками, а в пуфике вместе с фурнитурой прятались коричнево — бежевые "КБ".
Пурпурные, голубые, малиновые, кирпичные, бирюзовые, серые, абрикосовые, карамельные. В этом царстве носков можно было найти практически все оттенки и делились они не только по цветам, но и по временам года. Шерстяные вязаные и с пухом относились к холодным сезонам, кружевные и хлопковые — к теплым.
А вообще, надо сказать, цвет играл в жизни Александры одну из главных ролей: он поднимал настроение, вдохновлял, успокаивал, помогал сосредоточиться, согревал и даже мог напугать. Ее эмоциональное состояние полностью отражалось на цветовых предпочтениях, и сейчас она выбирала между изумрудными носками и носками на два тона темнее, не в силах дать точную характеристику своему настроению. Она была раздражена, но на пятьдесят процентов или на семьдесят? Инга провалила задание и, похоже, так ничему и не научилась. Александра решила, что ей ближе второй вариант. Все-таки Инга была не просто малообразованной девчонкой, но еще и ленивой. И надела те носки, что были темнее.
На кухне засвистел чайник, и одновременно с ним зазвонил мобильный. На экране высветилось имя, которое вызывало лишь отрицательные эмоции — Конюхов Владимир Вениаминович, руководитель следственного отдела. Он лично год назад отчитал ее за то, что она указала на его ошибку перед подчиненными, а на утро после инцидента предложил сменить место работы, что она и сделала. И разговор с ним не мог быть приятным. Заранее готовясь выслушивать его вечно недовольный голос, она ответила на звонок.
— Селиверстова.
— Жалоба на тебя.
Последнее слово он будто выплюнул, и Александра машинально провела рукой по лицу, словно пытаясь смыть влажный след. Конюхов продолжал:
— Понимаешь ли ты речь о ком?!
Эти его речевые инверсии никогда Александру не забавляли, а в конкретной ситуации и вовсе вызывали лишь отвращение. Он обращался с ней не просто, как с женщиной, чье место на кухне. Он говорил с ней, как с очень недалекой женщиной.
— Фасулидзе не просто стажер — сама знаешь ее папа кто. И если она пожалуется ему, то жизнь веселая ожидает не только тебя, Селиверстова, но и меня.
— Кем бы ни были Фасулидзе, знания никто не отменял, — парировала детектив, — а этой девочке даже лень включить наблюдательность.
— Селиверстова, не шути. Задача твоя ей помочь.
— Я ей подсказывала. Дважды.
— Значит надо было трижды, — повысил голос Конюхов.
— Она не обратила внимание на самое элементарное, — выдохнула Александра.
— И на что же это?
— На мой знак.
— И ты указывала на что?
— Ни на что.
Повисла пауза. Она слышала, как собеседник закурил сигарету. Детектив знала, что это значит и улыбнулась.
— Селиверстова, меня не беси.
— И не пытаюсь, — Александра жалела, что Конюхов не видит ее улыбки. Такие мерзкие люди, как он, вызывали в ней приступы жалости и отвращения.
— Что к черту это значит?
Конюхов начинал терять терпение. Она это чувствовала по сбившемуся дыханию и даже представила как он тушит сигарету, не успев поднести ко рту.
— Селиверстова, что за цирк устроила ты?
— Выясняла степень ее внимательности, — спокойно ответила детектив, — а заодно и уверенности в собственных словах.
Он тяжело выдохнул:
— Не понимаю тебя я, Селиверстова.
— Во-первых, ее легко ввести в заблуждение, легко сбить столку. А во-вторых, главное не то, на что я указывала, а то, что она не обратила внимание на мое резкое изменение позы.
— Разница какая! — Конюхов уже кипел.
Александра вспомнила про чайник, подавила зачатки смеха и серьезно ответила:
— Разница в том, что на моем месте может оказаться ее коллега или, не дай Бог, жертва, и в момент опасности Фасулидзе просто не заметит подсказки, тем самым упуская, возможно, последний шанс на спасение. Или другой вариант: из-за своей невнимательности пропустит ключевую улику и, как следствие, не раскроет дело.
Пауза была дольше предыдущей. Александра успела выйти на кухню и насыпать листья зеленого чая с клубникой и чабрецом, достать свою любимую кружку с изображением космоса и поднять чайник с плиты, когда собеседник решил продолжить разговор.
— Ясно это, — произнес Конюхов уже тише. — А что там за проблема с мышью?
— С крысой, — поправила она, наливая кипяток.
— Так что?
— Я указала на ее ошибку.
— Это имело значение?
— Образованность всегда имеет значение.
Она открыла шкафчик и достала пачку печенья.
— Черт бы тебя побрал, Селиверстова! Забываешься ты.
— А вы не забывайте, кто попросил меня нянчиться с этой девчонкой! — парировала Александра.
— Я надеялся, что ты не будешь выкидывать штучки свои. Если бы мои сотрудники не были заняты делом, я не обратился бы к тебе. Это мера вынужденная. В следующий раз подумай о том, Фасулидзе кто такие.
Александра знала, почему Конюхов обратился к ней. Она была лучшая, но он этого, конечно, не признает.
— Надеюсь, поняла меня ты.
На этом разговор был окончен.
Александра прошла в ванную комнату, прихватив с собой расческу. Казалось, шоколадные пряди возмущались вместе с ней. Они никак не желали собираться в хвост и это вызывало раздражение. Недолго думая, она открыла кран, намочила расческу и начала тщательно проводить по каждой прядке. Способ сработал. Ей удалось привести в порядок не только волосы, но и мысли. Негативные эмоции сошли на нет.
Впереди ее ждала горячая кружка ароматного чая и печенье, что вкупе составляло прекрасное продолжение дня.
Глава 3
Голоса больше походили на помехи старого телевизора. Мария улавливала лишь отдельные звуки, но и это вызывало беспокойство. Она несколько раз попыталась открыть глаза, но ощутила такое жжение в области верхнего века, что не решилась разлепить ресницы и бросила эту затею. Голова была тяжелой, словно к ней привязали пятикилограммовую гирю и тянули из стороны в сторону. Она предприняла попытку повернуть голову, но и эта идея не увенчалась успехом. Тяжесть сдавливала шейные позвонки и обжигающей волной стремилась к грудной клетке. И тогда Мария постаралась сосредоточиться на сердечном ритме, и чем дольше она слушала неровное биение, тем отчетливее становились очертания помех. Постепенно они перестали быть бесплотным шумом и приобрели человеческие интонации. Сложились в слова.
Мария узнала голоса. Тихий вкрадчивый спокойный принадлежал ее психологу Виктору Андреевичу. Тягучий и сладкий, почти медовый — женщине-администратору, что сидела на входе в частный центр. Кажется, ее звали Ольга.
Они говорили о ней. Не называли имен, но она это чувствовала, как чувствовала и то, что услышанное невероятно важно и поэтому, оставив все попытки открыть глаза, просто лежала в кресле и ловила каждое слово.
— Одни проблемы в этом деле, — недовольно сказал Виктор Андреевич. — Что ты ей вколола?
— Хотела снотворное, но не успела, — с раздражением ответила Ольга. — Она уже грохнулась в обморок. Она меня напрягает, и ваши сеансы становятся все продолжительнее. Пора кончать. Может, как обычно?
— Нельзя. Босс против.
Ольга, судя по всему, закурила. Мария почувствовала аромат табака, смешанного с ментолом.
— Не нравится мне все это. Босс не объясняет причину, но убрать ее не разрешает. Что их может связывать?
Мария услышала, как открывается окно прямо у нее над головой. Пока никто не заметил, что она в сознании, и Марию это устраивало.
— Босс не из влюбчивых. Вряд ли дело в симпатии, — Виктор Андреевич перелистывал блокнот. Мария услышала шелест и почему-то вспомнила о своей любви к книгам. Да, точно, в детстве она обожала читать. Особенно историческую литературу.
— Страсть? Потянуло на молоденьких? — тем временем продолжала Ольга.
— Возможно, но подвергать опасности дело всей своей жизни из-за какой-то бабы?
— На него это непохоже, — Ольга звучно выдохнула дым, и Мария легко представила облако, обволакивающее стройную фигуру администратора.
— По правде говоря, — произнес Виктор Андреевич, — мне осточертело играть роль психолога. Рано или поздно она все равно все вспомнит. Память уже возвращается. Пока она жива, мы в опасности.
Мария похолодела. Это галлюцинации или кошмарный сон. Сейчас она откроет глаза и окажется в своей уютной квартире на Гарькавого. Нальет кофе, сядет на диван и включит "Дискавери". Так и будет. Иначе и быть не может.
Но реальность пугающе звонко проникала в ее сознание: «Пока она жива, мы в опасности».
Ольга тем временем заговорила чуть тише, так, что Марии пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.