— Пресс-конференция через час, — перебила его Наоми. — Нам пора идти. — Кто из вас главный? — спросил Робби. Я посмотрел на Наоми, которая прошла мимо нас, стуча «мартенсами» по деревянному полу: — Все сложно. 2 — Вся полиция сегодня скорбит, и мы твердо намерены провести полномасштабное и всестороннее расследование. Не оставив ни единой возможности скрыться ни убийце, ни возможным соучастникам или пособникам… — Старший суперинтендант Чейз обвела взглядом аудиторию. — Всем спасибо. Окончание заявления для прессы было встречено вспышками и щелканьем затворов фотокамер. Чейз сохраняла невозмутимый вид. По одну руку от нее сидел суперинтендант Паррс, по другую — главный констебль Крэнстон. Обычно пресс-конференции такого масштаба проводил Крэнстон, но он уходил в отставку в конце года, так что конференция представляла хорошую возможность показать преемницу. Ведь никто не знает, когда вновь подвернется такой случай. Чейз была младше обоих коллег-мужчин. Ей едва перевалило за сорок, и, в отличие от них, она еще не утратила ни молодость, ни краски жизни. Не было и речи о том, чтобы пресс-конференцию провел Паррс. Серовато-седые волосы, серый костюм, землистая кожа и красные глаза — как два лазерных луча на новейшей установке ужасающей разрушительной силы. Глаза же Чейз светились легким блеском, который приобретал разное значение в зависимости от ситуации. В формальном общении становился отражением острого ума. В неформальном — свидетельствовал о язвительном чувстве юмора, выработанном за годы допросов мужчин, которые ее недооценивали. Сейчас этот блеск отражал решимость. Пресс-конференция в Главном полицейском управлении шла с восьми утра. Сидячих мест не осталось. Мы с Наоми стояли сзади и слушали, как Чейз кратко излагала официальную версию событий в больнице Святой Марии, сделав особый упор на смерти констебля Ренника. Мое имя не упоминалось, но голос Чейз прозвучал несколько враждебно при упоминании сотрудника, который находился на месте преступления и не пострадал. Всю дорогу в управление я размышлял о неожиданном визите Наоми и о сумке, спрятанной в потолке. Наоми ошибалась — секреты у меня еще остались, но крайне мало. Я посмотрел на нее. Она наблюдала за мной, пытаясь по выражению моего лица понять, о чем я думаю. На всякий случай я постарался выбросить все эти мысли из головы. Мелькание вспышек угасло; Чейз начала отвечать на вопросы. — Спасибо, старший суперинтендант. — Журналистка поднялась с места. — Не могли бы вы рассказать больше об интересующей всех персоне? — Как я уже говорила, мы разыскиваем вот этого человека. — Чейз нажала кнопку на столе, и фото Ренника на экране позади сменилось кадром с изображением женщины, которую я видел в туалете. Фотография с камеры видеонаблюдения. Не лучшего качества, но вполне отчетливая. — Мы полагаем, что знаки на лице подозреваемой вытатуированы. — Чейз повернулась к экрану. — Более того, похоже, у нее серьезные проблемы с употреблением запрещенных веществ. Кто-то наверняка знаком с ней, и мы призываем ее явиться с повинной. — Она представляет угрозу для общества? — спросила журналистка. Чейз поглядела на нее так, будто собиралась ответить прямо, но обошлась фразой-клише: — Разумеется, я настоятельно не рекомендую приближаться к этой женщине, поскольку мы считаем ее особо опасной преступницей. Я и не знал, что мы так считаем, и несколько упал духом, когда пятьдесят репортеров принялись записывать сказанное. Журналистка кивнула и села на место. Чейз указала на репортера в первом ряду. Грузного и краснолицего. — Старший суперинтендант, вы, конечно, понимаете, как напуганы наши читатели, — проговорил он протяжным, недовольным голосом. — Можете ли вы гарантировать, что в свете случившегося меры безопасности будут усилены? Чейз кивнула: — Подразделение вооруженной полиции продолжит круглосуточно дежурить в больнице Святой Марии и в центре города семь дней в неделю вплоть до дальнейших распоряжений. Сотрудники подразделения прекрасно подготовлены для того, чтобы справляться с любыми возникающими угрозами, и пользуются моей полной поддержкой. Репортер поблагодарил суперинтенданта и перешел к истинной цели вопроса: — Вы полагаете, что меры по охране Мартина Вика были достаточными, учитывая тот факт, что в тюрьме он пережил семь покушений? В зале поднялся легкий шумок. Не обо всех этих попытках сообщалось широкой публике. Репортер с улыбкой повернулся к коллегам: — Выходит, в тюрьме безопаснее, чем в больнице… Чейз моргнула, переварила услышанное, затем повернулась к Паррсу: — Возможно, суперинтендант Паррс прокомментирует. — Доброе утро, Чарли. — Взгляд красных глаз Паррса уперся в журналиста. — В свете субботних событий мы, безусловно, дадим оценку предпринятых мер по охране Мартина Вика. — Голос Паррса походил на сдерживаемое рычание. — Однако, думаю, стоит еще раз повторить, что мы не располагали данными о готовящемся нападении. — Разве семь покушений не свидетельствуют о явной угрозе? — возразил журналист. — Более того, — продолжал Паррс, не обращая на него внимания. — Нам удавалось скрывать местонахождение Мартина Вика до того, как вчера он попал к вам на первую полосу. — Суперинтендант, вы хотите сказать, что фотография, опубликованная за несколько часов до покушения, явилась его причиной? Но таков был общественный запрос. Пациенты больницы Святой Марии имели право знать, что они дышат одним воздухом с детоубийцей. Паррс дождался, когда в зале стихнут разговоры. — Я хочу сказать, что это одна из наиболее правдоподобных версий, и, если эти два события связаны, я буду считать автора статьи соучастником убийства констебля Ренника. Снова поднялся гул, посыпались вопросы. — И возможно, у вас появится возможность лично убедиться в том, насколько безопасны наши тюрьмы, — заключил Паррс. Чейз сурово поглядела на него, потом взмахнула рукой: — Прошу тишины. Мистер Слоун, вам известно, что после трагических событий двадцать второго мая я неустанно и успешно проводила кампанию за более глубокую интеграцию сил специального назначения в повседневную деятельность полиции. Это шокирующее и спланированное покушение только укрепит мою решимость продолжить начатое. Журналисты ожидали откровенного разговора и жесткой риторики; в воздухе прямо-таки носились заголовки и фразы из будущих статей. Репортер улыбнулся Чейз, потом Паррсу и сел на место. Вернув себе контроль над прессой, Чейз решила закругляться: — Я смогу ответить еще на один-два вопроса. Слушаю вас. — Она указала на молодого человека. — Старший суперинтендант, поскольку речь, скорее всего, идет о спланированном покушении на Мартина Вика, были ли допрошены виновные в предыдущих попытках? Чейз кивнула: — Пока у нас нет оснований полагать, что нападение непосредственно связано с теми покушениями, но мы разрабатываем все возможные версии. К этому моменту все бывшие сокамерники Вика допрошены и исключены из числа подозреваемых. Задача была относительно проста, поскольку большинство из них отбывает пожизненное заключение. Кроме того, я официально подтверждаю, что один из бывших заключенных Королевской тюрьмы сотрудничает со следствием. Мы с Наоми переглянулись. Инспектор Джеймс со своими людьми опережал нас на день, и нам никто не сказал, что один из участников покушений вышел из тюрьмы. — Последний вопрос, — сказала Чейз. — Да? С места поднялась молодая журналистка: — Ходили слухи, что незадолго до смерти Мартин Вик изъявил желание содействовать полиции в поисках места захоронения Лиззи Мур. Старший суперинтендант, произошли ли подвижки в этом направлении и, если нет, означает ли это полный крах надежд семейства Мур? Чейз смягчила выражение лица, перенастраиваясь для ответа на более личный вопрос. Положила руки на стол ладонями вверх. — К сожалению, несмотря на все наши усилия, Мартин Вик не сообщил никаких подробностей относительно смерти Лиззи Мур. Я посмотрел на Паррса, но тот не шелохнулся. — Дамы и господа, сегодня скорбный день для манчестерской полиции и для всех органов охраны правопорядка. Мы потеряли не только заключенного, находившегося под охраной, но и глубокоуважаемого и ценного сотрудника. Мы потрясены событиями выходных и просим проявить понимание, пока мы делаем все возможное, чтобы призвать убийцу к ответу. — На этом Чейз явно намеревалась завершить пресс-конференцию, но журналисты не унимались. — Старший суперинтендант, на прошлой неделе официально объявили умершей Тессу Кляйн. Поскольку тело так и не нашли и это преступление представляется спланированной акцией против всей правоохранительной системы, намерены ли вы искать связь между этими двумя преступлениями? Молодой детектив-констебль Тесса Кляйн ушла со службы по причине стресса и депрессии, а полгода назад покончила с собой. Ее машину нашли на берегу реки Эруэлл: дверцы распахнуты, на приборной панели предсмертная записка. Чейз явно не обрадовалась, что эта тема некстати всплыла на такой удачной пресс-конференции, но придала взгляду выражение вселенской скорби. — Судьба Терезы Кляйн — трагическая случайность. Страдающая депрессией сотрудница ушла из полиции и лишила себя жизни, уже будучи вне действия нашей службы психологической помощи. Да, ее случай — излюбленная тема спекуляций прессы, но давайте избавим скорбящих родственников от ненужного внимания. Сегодня мы говорим о совершенно отдельном, циничном и спланированном деянии. Журналистка не спешила садиться на место. — Учитывая жестокий характер преступления, санкционируете ли вы применение оружия против разыскиваемого человека? Чейз, похоже, была благодарна за возможность завершить пресс-конференцию на верной ноте. Она направила взгляд в центр зала. Блеск в глазах теперь выражал решимость. — Мы сделаем все, что только потребуется, чтобы убийца констебля Ренника ответил за содеянное. 3