10 Наоми звонила по номеру, который дал Чарли Слоун, а я сидел в вестибюле и наблюдал за тем, как въезжают и выезжают постояльцы. Мы пообещали Слоуну отдельно упомянуть его в отчете Паррсу, что было в разы хуже, чем просто арест. Теперь, если повезет, можно по номеру телефона найти женщину, которая сделала фотографию. Эстер, если верить Полубоксу. Моя злость ускорила темпы расследования и увела его от меня. Однако оставался вопрос украденной сумки. Которая неминуемо приведет ко мне. Телефон завибрировал. «Питер Коллинз?» Я перечитал сообщение. Закрыл, потом открыл и прочел снова. Мое имя в фальшивом паспорте. При виде Наоми я быстро спрятал телефон. — Попробуют отследить, но это займет час-два, — сообщила она. — И сегодня же запросят имя владельца у оператора. Ты что-то бледный. Я кивнул, почти не слушая. — Слушай, Эйдан, я, конечно, не вовремя, но у тебя найдется минутка поговорить? — Прости. — Я встал. — Только что вспомнил, что мне нужно кое-куда. — А если придут данные по телефону? — Постараюсь вернуться как можно быстрее. Будут новости — звони. Я вышел на улицу и пошагал прочь от гостиницы, время от времени оглядываясь, нет ли хвоста. Смотрел на ходу в телефон и уже занес палец над кнопкой вызова, но удержался. Не стоит усугублять ситуацию и оставлять свой номер в истории звонков. Я нашел одну из уцелевших в городе телефонных будок, напихал мелочи в щель и набрал номер. С минуту слушал долгие гудки, потом связь оборвалась. Я прикинул, какие еще есть варианты. Попытка определить номер по официальным каналам выведет на меня точно так же, как ответное сообщение. Стоило мне отойти от будки, как телефон в ней зазвонил. Я вернулся и рывком снял трубку. — Звонишь из будки? — спросил женский голос. — Может, ты не такой глупый, каким кажешься. Я узнал голос. — Чего ты хочешь? 11 Мы встретились в «Керосинке» — еще одном из городских подвальных баров. В девятнадцатом веке здесь, в трущобах Динсгейта существовал приют, где бесплатно давали еду и кров беспризорникам. Мне никогда не нравилось это место, я ведь и сам вырос в детдоме. На полу сохранилась старинная плитка, от которой еще лет двести будут отмывать въевшуюся безысходность. Я предложил «Керосинку» из-за уединенности и близкого расположения и уже успел промочить горло двойной порцией «Джеймсона». Я увидел ту, кого ждал, в барное зеркало, но не сдвинулся с места, пока она не похлопала меня по плечу. В этой ситуации условия диктовал не я, и, судя по улыбке констебля Луизы Янковски, она считала так же. — Привет! — Она подалась вперед для объятия. Со стороны нас можно было принять за парочку на свидании. Одета Луиза была по-простому: в черные джинсы и кожанку, но лицо выдавало нервное возбуждение. Глаза широко распахнуты, и взгляд почти такой же, как на стрельбище. Ей и тогда, пожалуй, удалось занять наиболее выгодную позицию в разговоре, а с тех пор она еще улучшила этот навык. — Что-нибудь будешь? — Не пью, минералки можно. Я заказал пинту самого крепкого IPA, минеральную воду и пошел за Луизой к столику. «Керосинка» представляет собой лабиринт из кабинок и боковых комнаток, так что найти уединенный столик в углу не составило труда. На нем горела свеча, свободного пространства не хватало, и мы оказались бок о бок друг к другу. Луиза с улыбкой стянула с себя куртку. Похоже, ей все это нравилось. — Твое здоровье! — Она подняла бокал. Я посмотрел на нее, загасил свечу пальцами и, не чокаясь, отхлебнул пива. Потом опустил бокал на стол, а она снова улыбнулась, сверкнув прекрасными зубами: — Никогда здесь не была. — Что происходит, Луиза? — Почему бы нам не подружиться? — Она посмотрела мне в глаза. — Необязательно быть врагами. — Я и не считал тебя врагом. — Однако не перебивал свою напарницу, когда мы разговаривали. А она, между прочим, была очень груба со мной. — Неужели? — Я произвожу впечатление стервы? — Ты проникла в мою квартиру. И после этого надеешься на хорошее отношение. — Она, похоже, из тех, кому нравится унижать других женщин. Не слышала, чтобы она с парнями так грубо обращалась. — Не они дежурили в больнице, когда там сфотографировали заключенного. Она всего лишь спрашивала про Ренника, твоего друга… — И я сказала правду. Я не имею никакого отношения к смерти Ренни или Мартина Вика… — Охренительный способ доказывать свою невиновность. Луиза посмотрела мне в глаза, потом положила ладонь мне на руку, будто мы влюбленная парочка. Я ожидал угроз, запугивания, шантажа, а она вела себя так, будто у нас третье свидание. — Я и не говорила, что невиновна. Только что не имею отношения к смерти Ренни. Я просто защищала себя. — От кого? — Ну, например, от чересчур старательных, закомплексованных женщин-полицейских. — А может, это я закомплексованный, но старательный и напарница этим пользуется. — Очень смешно. Посади уже эту стерву на поводок. Я убрал руку. — Задела за живое, да? Как вы двое ладите? — Не знаю, о чем ты, Луиза. — Ну-ну. Да ты не меньше меня хотел бы ее усмирить. — Зачем мне это? Луиза рассмеялась — всем телом, даже белками глаз. — А зачем хронической отличнице поручили неофициальное расследование в паре с хроническим хулиганом? Чтобы перевоспитать его или добить окончательно? — Ты ошибаешься… Луиза облизала губы и наклонилась ко мне: — У меня приятель работает в архиве. Говорит, прошлой ночью констебль Блэк рылась в твоем деле. — Я попросил ее сделать кое-какую бумажную работу. — Поэтому она изучала твои отчеты, протоколы задержаний и информацию о предполагаемых сообщниках? — Это не объясняет, почему мы здесь, — сказал я после некоторого колебания. — Ты крупно вляпался, Эйдан Уэйтс. Я много чего слышала: про наркотики, девочек, связи в преступном мире… Решила проследить за тобой до дома: вдруг найду что-нибудь, что может мне пригодиться. Может, ты встречаешься с кем не надо или трахаешь напарницу. Но даже в самых смелых мечтах я не надеялась… — Хватит, — сказал я.