— Чья жизнь под угрозой? — спросила она с сильным ирландским акцентом. — Молодой женщины. Мы полагаем, она бродяжничает. Девушка посмотрела на меня снова и, похоже, приняла решение. Звякнули ключи. Замок щелкнул, и с двери убрали цепочку. Девушка открыла дверь и теперь стояла перед нами — напряженная, жилистая, — ковыряла кожу вокруг ногтей и подрагивала всем телом. Вряд ли от озноба, скорее от нервного тика. — Джаз, — представилась она. У нее были очень румяные, почти пунцовые щеки. Плотное мешковатое худи прикрывало выцветшие розовые легинсы. Мы с Наоми шагнули за порог и назвались, пока Джаз закрывала дверь на цепочку. — Идите за мной. — Она включила маленький фонарик и повела нас вперед, будто капельдинер. Мы прошли через вестибюль и очутились в одном из залов старого кинотеатра, где бомжи устроили место ночлега. Ряды кресел устремлялись к черному прогалу, где раньше висел экран. Из-за света переносных ламп казалось, что время здесь застыло. Рядом пролегала оживленная магистраль, но благодаря звукоизоляции возникало ощущение, что мы попали в заброшенное бомбоубежище перед концом света. Бородач разговаривал с группкой из пяти-шести бродяг. Они недоверчиво косились на нас, а при нашем приближении замолчали. — Говорите, — сказала Джаз, по-прежнему подергиваясь и глядя куда угодно, только не на нас. — Мы ищем девушку, — сказал я. — Или информацию о ней. — Кроме нас, тут никого нет, — сказал бородач. Джаз положила руку ему на плечо. — С чего вы решили, что она здесь? — Отследили ее телефон, — сказал я. Бродяги переглянулись. — Послушайте, мы на вашей территории. У вас есть полное право послать нас куда подальше, но у девушки неприятности… — Какие? — поинтересовалась Джаз. — Хуже не бывает. Несколько дней назад она оказалась на месте жестокого преступления, и теперь ее ищут опасные люди. Атмосфера в зале как-то изменилась. — Какие опасные люди? — Не могу сказать, но… — Откуда мы знаем, что вы не опасны? — спросил бородач. — Потому что нам проще было бы явиться сюда со спецназом. Выломали бы дверь и загребли всех за пять минут. Один из бродяг шагнул ко мне. Похоже, я описал не гипотетический сценарий, а реальные события, которые многим из них довелось пережить. — Я не угрожаю, просто говорю, что есть разница. — Какая она из себя? — спросила Джаз. — Примерно твоего телосложения, возраст от двадцати до тридцати пяти. Но самое главное, у нее татуировки на лице. — Я достал из кармана распечатку фоторобота и протянул бродягам, один из которых ее взял. — Фото нечеткое, у нее вокруг глаз пентаграммы, ну, звезды. Бродяги смотрели на фотографию. Один из них попятился к креслам, обогнул их и, не сводя с меня взгляда, вышел из зала. Вскоре за ним последовали остальные. — Что, тревожный звоночек? — Да не звоночек, а чертов колокол. — Бородач тоже попятился прочь. Джаз вернула мне фотографию и кивнула: — Да, она здесь была. — Была? — Ушла. Она приходила, пыталась вещи забрать, но меня тут не было, так что… — Какие вещи? — спросила Наоми. — Сумку, — ответила Джаз. — Наверху есть комод, а ключ только у меня. Так что открыть было некому. — Значит, вещи остались здесь? Джаз кивнула. — Как ее зовут, знаете? Джаз поглядела на бородача. — Представилась как Эстер, — сказала она. — Но никто из нас ее не знает. Пробыла тут пару ночей. — К вещам прово́дите? — спросила Наоми. — А у меня есть выбор? — Нет, если хотите ей помочь… Джаз задумалась, потом кивнула и пошла к выходу. Мы пошли было за ней, но бородач крикнул нам вслед: — Обоим идти не обязательно! — Я пойду, — сказал я, прежде чем Наоми успела возразить. Джаз провела меня к узкой лестнице и вновь включила фонарик. В последний раз я приходил сюда, когда кинотеатр еще работал, в Рождество, четыре или пять лет назад. В легком подпитии зашел с улицы и попал на утренний сеанс «Этой прекрасной жизни»[13]. После выпил в баре и обошел три этажа художественной галереи, не пропустив ни одной из картин, относящихся к столь новому искусству, что на них, наверное, еще краска не высохла. Воспоминание было приятным. Потом вышел на улицу и позвонил на телефон доверия. Спустя минут двадцать психолог, похоже, сам готов был совершить самоубийство. Сейчас все это казалось таким далеким, будто происходило не со мной. Мысли перескочили к сегодняшнему телефонному звонку насчет какой-то Кристин Фэрроу, которую поместят в психбольницу. Дальше почему-то вспомнилось, как Наоми смотрела на меня весь день. Пыталась предугадать, в какое из двух состояний я впаду на этот раз: в ярость или в паранойю. Наверное, я все же был сыном своей матери. Джаз достала ключ и отперла дверь. Судя по трясущимся рукам, у нее была либо ломка, либо она недавно завязала. В общем, побывала в аду. Я понял это, потому что сам несколько раз проделал такой же путь. Джаз присела на корточки, пошарила в ящике комода и вынула оттуда грязно-белый рюкзак. — Вот. — Она протянула его мне. Внутри лежал зеленый спортивный костюм, который был на Эстер в больнице. Засунув руку глубже, я нашел телефон. В душе затеплилось облегчение. Что делать дальше — непонятно, но хотя бы подобие контроля над ситуацией. — Спасибо, — сказал я. Мы оба вздрогнули от неожиданности, когда мой телефон завибрировал. Звонила Наоми. — Возвращайся, — прошептала она. — Немедленно. 14 Наоми ждала около лестницы, загораживая путь к выходу. — Улицу перекрыли, — сообщила она. — Наверное, напали на след, потому что там четыре-пять машин ГБР. — Черт. — Я попытался собраться с мыслями. Джаз смотрела то на меня, то на Наоми. — Что за ГБР? — Группа быстрого реагирования, — пояснил я.