– Тетушка, не хотите ли чаю? – ласково предложила я. – Пила уже. Три раза пила. Ты мне лучше скажи, кто к тебе шастает, бесстыдница? Только мужа похоронила, чтоб на нем, кровопийце, на том свете черти воду возили, а уже за старое? В монастырь тебе надо, грехи замаливать, а ты все… – Если она уйдет в монастырь, вам придется переехать в дом для престарелых, – ядовито сказала Софья и улыбнулась от уха до уха. – Так что подумайте, прежде чем давать дурацкие советы. – Тебя забыли спросить. Молиться тебе надо, – вновь обратилась ко мне Сусанна, – а не с мужиками шашни крутить. Бесстыдница. – Тетушка, какие шашни? Я весь год в посту и молитве. В эротическом смысле. – А к кому тогда шастает? Значит, к этой голенастой. – Вот уж нет, – возмутилась Софья. – Да с чего вы взяли? – А с того, что слышу. Две ночи подряд по коридору шмыг-шмыг, возле твоей двери затихнет, а через час назад – шмыг. – Через час? Это не ко мне, – покачала головой Софья. – Я б своего до утра не отпустила. – Слушать тебя тошно, – рыкнула Сусанна. – Тогда с глупостями не приставайте. – А вам не послышалось? – спросила я, нимало не сомневаясь в правоте Сусаниных слов, что-что, а слух у старушки отменный, так же, как и взгляд. Ей бы в милиции служить розыскной собакой. – Мне не слышится, потому как я в трезвом уме пребываю. Водку ящиками не заказываю. – Тетушка, вам никто не говорил, что подслушивать нехорошо? – робко заметила я. – Тебе в ноги мне поклониться надо, – возвысила она голос. – На мне весь дом держится. Если б не я, ты давно бы по миру пошла с такими-то друзьями и советчиками. – Давайте вернемся к тому, кто шастает по коридору, – дипломатично предложила Софья. – Шастает, – удовлетворенно кивнула тетушка. – Две ночи подряд, либо к тебе, либо к Ларке. У вас двери напротив, он там замирает, и более его, подлеца, не слышно. Мы с Софьей с недоумением взглянули друг на друга. В том, что ко мне никто не «шастает», я была абсолютно уверена, но и в том, что шастают к Софье, тоже сомневалась. Прежде всего, таиться ей ни к чему, ее возлюбленный мог появиться здесь вполне официально. А если не мог? Если он по какой-то причине вынужден хранить свою любовь в тайне? Софья совершенно не способна иметь от меня секреты, непременно бы проболталась. Да и я заметила бы ее мучения, потому что по-другому словесное воздержание и не назовешь. Однако, если Сусанна говорит «шастает», тут тоже можно не сомневаться, ее качества ищейки заслуживали лучшего применения. Выходит, Софья вынуждена скрывать от меня возлюбленного, а скрывать она его может лишь в том случае, если ее интересы идут вразрез с моими. Если учесть, что у меня нет мужчины даже на примете, то… «Макс, – подумала я. – То-то она так беспокоится о моей нравственности». Софья смотрела на меня с задумчивостью, потом вдруг поморщилась, закусила губу и отвернулась. Почему-то я была уверена, что то же самое имя пришло в голову и ей. Интересно, почему она отвернулась: решила, что я догадалась, или подозревает, что он действительно ходит ко мне, и досадует на мою неосторожность? Надо бы все это выяснить, разумеется, когда мы избавимся от Сусанны. – Что примолкли, вертихвостки? – точно получив сигнал к бою, возопила старушка. – Может, вам стоит принимать успокаивающее? То есть я хотела сказать снотворное? – поспешно поправилась я. – Я бы и так прекрасно спала, не устрой вы в доме бордель. – Это уж слишком, – пробормотала Софья и зачем-то схватила сахарницу. Я испугалась, что она, чего доброго, метнет ее в старушку, и торопливо поднялась. – Меня ждет парикмахер. – Все прихорашиваешься, – мгновенно отреагировала тетушка. – Прямо расцвела, как мужа-то схоронила. Другие слезы льют, а ты все хорошеешь. Вон как скачешь, точно коза. А ведь уже не девочка. Сколько тебе годов-то будет, я все забываю? – Я ровно в пять раз моложе вас, – ответила я с ласковой улыбкой. – Вы вполне могли бы быть моей прапрабабушкой. – Это точно, – кивнула Софья. – Возьмите калькулятор и сосчитайте. Только боюсь, что свой возраст вы успели забыть. – Не волнуйся, – ответила Сусанна, а мы поспешили покинуть веранду, таким образом, поле боя осталось за ней. – Когда-нибудь я ее придушу, – мечтательно сказала Софья. – Слушай, а каков возраст долгожителя, зарегистрированного в Книге рекордов Гиннесса? – с беспокойством спросила она. – Каким бы он ни был, Сусанна его переживет, – сладким голосом убила я чужую мечту. – Авраам жил девятьсот лет, если верить Библии. – Кто ж Библии не верит? Мама дорогая… – Мы разом засмеялись, спускаясь по лестнице. Внизу меня ждал парикмахер. Я свернула в боковой коридор, туда выходила комната, соединенная с моей личной ванной. Именно в этой комнате парикмахер обычно занимался моей прической. Софья толкнула ближайшую дверь, там был ее кабинет. В это время она разбирала почту, отвечала на звонки и письма. Через час мы встретимся вновь, она сообщит мне новости, которые сочтет заслуживающими моего внимания, а я продиктую ответы на письма, если это понадобится. В особо экстренных случаях Софья приходила ко мне, и тогда я диктовала ответ, пока мастер делал мне прическу. Однако я этого очень не любила и Софья тоже. В доме все жили по установленным правилам, распорядок дня был практически неизменным. Тетушка Сусанна пойдет отдыхать, потому что встает ни свет ни заря и начинает изводить Наталью. Наталья тоже сможет отдохнуть, другого времени у нее просто не будет, Семеныч отправится за продуктами, а Роза будет готовить обед. – Все просто отлично, – пробормотала я, испытывая смутное беспокойство. Неужто слова Сусанны так подействовали на меня? С какой стати? Если Софья крутит роман с Максом, я не возражаю. У Софьи, в отличие от меня, нет возрастных ограничений при выборе мужчин, а Максу общение с ней пойдет на пользу. Как любит выражаться Софья, «старая кобыла борозды не портит». Тогда отчего на душе кошки скребут? Обычно мы с парикмахером болтали все то время, что он работал. Денис обожал поговорить и знал обо всем, что происходит в городе. Я охотно поддерживала беседу. Но сегодня все было по-другому. Слушала я его невнимательно, то и дело теряла нить разговора, отвечала невпопад, он обиделся и замолчал, а я продолжила копаться в себе, пытаясь отыскать причину беспокойства. «Надо было спросить у Софьи о ее госте, не пришлось бы сейчас ломать голову», – досадливо подумала я и как раз в этот момент услышала крик. Кричал, вне всякого сомнения, Олег Петрович, наш садовник. «Должно быть, кто-то из соседских ребятишек пролез на территорию», – решила я, но крики не утихали. – Что там случилось? – проявил любопытство Денис и даже выглянул в окно. Совершенно напрасно, между прочим: окно выходило на дорогу, а крик раздавался из сада, то есть с противоположной стороны. Тут дверь комнаты без стука распахнулась, и я увидела Наталью. Лицо ее раскраснелось, точно она бежала бегом не один километр, глаза вытаращены, она комкала руками передник, потом вытерла им глаза и заголосила: – Лариса Сергеевна, голубушка, горе-то какое… – Что случилось? – вскочила я. – Сусанна выпала из окна… – Что значит – выпала? – растерялась я. – Свалилась со второго этажа и, должно быть, что-то сломала. – Слава богу, – вздохнула я, но тут сообразила, что звучит это, мягко говоря, сомнительно, и развила свою мысль: – Я-то боялась, что она, чего доброго, разбилась насмерть. Лицо Натальи приняло довольно странное выражение, в нем явно читалось сожаление. – Жива, слава тебе господи, но расшиблась, должно быть, сильно, мычит и очень гневается. – Где она? – В клумбе. – Почему в клумбе? Ах ты господи… Идемте же скорее. Мы бросились в сад. Наталья бежала первой. Зря Сусанна утверждала, что она нерасторопная, двигалась Наталья очень живо, я за ней едва поспевала в развевающемся пеньюаре и в домашних туфлях, которые соскальзывали с ног. За мной трусил Денис, дважды он чуть не наткнулся на меня, когда я внезапно тормозила, лишившись обуви, и деликатно покашливал. Обогнать меня он так и не решился, должно быть сочтя это невежливым. Таким образом мы оказались в саду. И возле дома в самой большой клумбе я увидела Олега Петровича, Софью и Розу, они что-то разглядывали на земле. Я подбежала ближе и наконец увидела Сусанну. Старушка лежала на спине, сложив на груди ручки, точно готовилась скончаться. Я подняла голову: судя по всему, она выпала из окна своей комнаты, высота приличная. – С ума она сошла, что ли? – пробормотала Софья. Я шикнула на нее и обратилась к Сусанне: – Как вы себя чувствуете? – Мерзавец, – прошипела она. – Вор. Тюрьма по нему плачет. – По кому? – не поняла я. Забота о здоровье тетушки отошла на второй план – если Сусанна по-прежнему ругается, значит, ничего страшного. Да и что какой-то второй этаж для старушки? – Это он, – грозно сказала она, ткнула в меня пальцем, откинула голову и более не произнесла ни слова, лишившись сознания. Мы в растерянности переглянулись. – Неужто умерла? – пробормотала Роза. – Быть такого не может. – Да звоните же в «Скорую»! – завопила я. Первым в себя пришел Денис, он и вызвал «Скорую помощь». Мы ждали ее, продолжая толпиться в клумбе. – Нет чтобы в кусты упасть, – горестно вздыхал Олег Петрович, оглядывая клумбу, которая теперь выглядела так, точно на ней паслось стадо бегемотов. – Бабушке-то все равно, в кустах тоже мягко, а здесь труд двух месяцев. Ведь каждый цветочек… – Олег Петрович, замолчите, – шикнула Софья. – О цветах ли сейчас печалиться, когда мы потеряли тетушку… возможно, – добавила она со вздохом. – Вряд ли, – с сомнением заметила Наталья, приглядываясь к старушке. Должно быть, Наталья, как и я, считала Сусанну бессмертной. – Кто-нибудь видел, как это произошло? – спросила я. – Я была в кухне, – пожала плечами Роза. – Я у себя, – торопливо заговорила Наталья. – Слышу, Олег Петрович кричит, ну, я сюда… – Я тоже услышала, как кричит Олег Петрович, – пояснила Софья. Окна ее кабинета тоже выходили на дорогу, следовательно, видеть она ничего не могла. Мы уставились на Олега Петровича. Выходило, что если кто-то что-то видел, так только он. Олег Петрович крякнул, еще раз оглядел клумбу и заявил: – Я видел, как бабушка из окна вылезала. – В каком смысле? – растерялась я.