— Убивал? — вдруг спросил Заур. Я головой покачал. — А сможешь? Повисла пауза. Я над ответом думал, не знал даже, что ответить на такой вопрос настолько тяжело. Казалось бы — «да» или «нет», но ни фига. Заур до сих пор рук с моего плеча не убирал, это тоже напрягало. Как оказывать психологическое давление, этот мужик знал очень хорошо, как будто из КГБ сюда пришел, там у них такие штучки в ходу. Я привык вот так как сейчас людям смотреть в глаза, но мало у кого взгляд был настолько давящий и неприятный. — Я над такими вопросами не задумываюсь, по факту решение принимаю, — наконец, ответил я, глаз так и не отвел. — Вот и правильно, нечего думать, делать надо. У нас только так. Правильная у тебя философия. Заур задумался, прищурился, снова бородку рыжую потрепал. Я только сейчас разглядел от чего у него бородка такая куцая — целого клока волос у мужика не было. На этом месте у него был шрам, очень грубо «залатанный», что следы от швов остались, коряжистые такие. Интересно, кто его так поцарапал и где? Шрам то довольно старый, не вчера полученный. Хотя и годиков Зауру под пятьдесят, в жизни успел разное повидать. — Есть погремуха, пацан? — наконец, спросил он. — У меня имя есть. Сергей зовут. — Имя для мамы оставь, и для телки, а фамилию для памятника, как тебя по паспорту зовут мне до лампочки. Тут мы друг друга по имени не называем. Чтобы потом, как закус какой с кем произойдет, на твою родню мстить не вышли… Будешь Боец, короче. Я плечами пожал, Боец так Боец, меня так уже Демид Игоревич называл. Получается, что «Заур» это не имя у мужика, погоняло. Я думал уточнить, но не стал. Много вопросов с порога не стоит задавать, только по делу базарить надо. — И часто здесь «закусы» происходят? — спросил я. — Узнаешь, — загадочно улыбнулся Заур. — Условия какие? И что я должен делать. Хотелось бы подготовиться. — Все, что скажут, то и должен, тут не подготовишься ни хрена. А за такую лояльность, за каждый выход на гастроли будешь получать десять кусков налом. На конечной — сотка единовременно. Но конечная правда у нас только вперед ногами. Мне было не до конца ясно о чем он говорит. По другому даже — о чем он говорит было более, чем понятно еще тогда, когда я шел сюда, я уже знал, чем буду в «Спартанце» заниматься. И знал, что меня в пехоту берут, чтобы на дела ставить, в которых вот таким шишкам, как Заур или Демид Игоревич не хочется руки пачкать. Поэтому уточнять я не стал — разберемся. С такими людьми, как мой собеседник, вообще следовало меньше языком трепать, чтобы тебя за него не притянули. Но что же… быть тебе пехотинцем у кладбищенских, Серега. Не самая приятная работенка, не совсем то, на что я рассчитывал, когда в первый день в 1993 год попал, но как есть. И потом, это единственная возможность продвинуться по спорту и приблизить свою несбывшуюся в прошлом (а теперь уже в будущем) мечту. Спортзальчик у них что надо, и с наличием спарринг-партнеров проблем явно не будет. Вопрос я другой Зауру задал. — Мне бы в зал попасть, навыки свои подтянуть, это возможно? — Подтянешь, — заверил Заур и снова хлопнул меня по плечу. — Давай Боец, завтра в семь утра приходи, пойдешь на первое дело. — Приду. Дело какое известно? — Неа. — Понятно. Что ничего непонятно… Впрочем, других вариантов в том положении, в котором я оказался, пожалуй не было. Кладбищенские были той самой силой, которые здесь и сейчас могли выдать мне «иммунитет» и выступить гарантом решения большинства моих проблем, которые всего за несколько дней облепили меня, как рыбы прилипалы. Без защиты кладбищенских, уже сегодня вечером я буду лежать где-нибудь в подворотне с проломленной головой. Теперь же у меня появлялась возможность исправить прежние допущенные ошибки и если не сухим из воды выйти, то получить возможность на прямую дорогу встать, которая вела бы к поставленной самому себе цели. И на этой дороге, хотел я этого или нет, мне придется работать своими кулаками. Даже не для того, чтобы жить… а чтобы просто выжить. — Бывай, Боец. Я прогон пущу по городу, что ты теперь не один трешься, а кладбищенский. У нас здесь один за всех и все за одного, как у Дюма, просек? Правда все пацаны у нас Д’Артаньяны… — Заур хохотнул плечами пожал. А потом, когда он как удав, блин меня загипнотизировал, и я вошел в «транс», расслабившись, Заур резко ударил меня под дых апперкотом. Я перекрылся, успел среагировать, но удар все-же пропустил. Дыхание перехватило, я согнулся пополам, хватая ртом воздух, как рыба на берег выброшенная. Заур меня за плечи приобнял, в его руках не пойми откуда складная выкидуха появилась. Нож он к моей шее приставил и зашептал на ухо. — Еще раз в отказ пойдешь и варежку на меня откроешь, на перо насажу, понятно? Я не ответил. Кидаться в драку не стал. Убивать меня Заур явно не собирался. — Заруби себе на носу, Боец. Едва заметное движение руки, мой собеседник сложил выкидной нож обратно. Умело так, как будто только этим и занимался. Шею размял и из кармана кольцо достал, точно такое, как у него на пальце — золото, с отпечаткой буквы «К». — Держи, считай, что ты принят. Носи не снимая. Я, стиснув зубы, кольцо взял. — А вот за то, что ты Леху не добил, я тебя к нему на тренировке в пару поставлю, как раз к утру он очухается. — Так сотряс же у него, — пожал я плечами, надевая кольцо, которое было чуть великовато. — У него башка, как у танка башня, — хмыкнул Заур. — Нихрена ему не будет. Одыбается. Глава 17 Первое, что следовало сделать после выхода из «Спартанца» — обзавестись жильем. Мысли на этот счёт у меня были самые разные. Гостиниц в Ростове было пруд пруди, причем самых разных, некоторые из них «держали» как раз кладбищенские, и за вполне умеренную плату меня могли туда заселить. — В «Турист» на Ленина пойдешь? — предложил Заур, когда я ему обозначил вопрос по жилью. — У нас там целый этаж свой. Я припомнил высотное здание на площади Ленина, напротив памятника Ильичу, с огромной надписью «ТУРИСТ» на последнем этаже. Место отличное, да и бабки мне пошиковать позволяли. Но далековато. Оттуда до «Спартанца» ехать полчаса. Убивать час на проезд в обе стороны — такое себе. Да и деньги — это такая штука хитрая, сегодня они есть, завтра их нет. В 1993 году особо актуально иметь заначку на «черный день», потому что сегодня ты на коне, а завтра под конем. Ну и чем меньше народа будет по мне в курсах, тем лучше. А искать меня будут, чтобы с меня спросить, и даже перстень кладбищенских не поможет, я пехота. Такие как я — не более чем расходный материал. Поэтому надо быть готовым, например, к кирпичу, который «случайно» на голову попадет… — А поближе есть что? — поинтересовался я. — На Северном чтобы? — Заур задумался, припомнил. — Не, ну есть вариант, конечно, но тухляк сплошной. В смысле, обычные конуры съемные. Там же без столовки, жрать самому готовить… такое себе, но если тебе не в лом?.. — Не сахарный, не растаю, — заверил я. — Пельменей отварю, макароны по-флотски. Нормальная мужская еда. — Смотри сам. Я по зиме бабу одну трахал, а у нее пахан в советское время себе несколько хат урвал, сейчас Ленка их сдает, чтобы на плаву держаться. Заур надиктовал мне адрес своей бывшей, чтобы я у нее по съему жилья поинтересовался. — Топай к мосту через вонючку на пересечении Космонавтов-Волкова. Щас выйдешь и первый мост увидишь, как в центр дергать, а второй — между рынками, продуктовым и с тряпьем. Там дома, общаги бывшие, вдоль дороги понатыканные, — он дал мне координаты. — У Ленки свой ларек, она в нем чаще всего сама ишачит, фиолетовый такой. Скажешь, что от меня. Я Заура поблагодарил и потопал, заодно решив на районе осмотреться, раз уж мне тут придется жить. Зашел в магазин «Донские зори», бывший кооператив, удобно располагавшийся с торца того же здания, в котором и «Спартанец» находился. Взял колбасы, хлеба и кефира — пожрать на ходу. Наш зал, кстати, место занимал в самом начале района, о чем оповещала надпись «Ворошиловский район», сделанная большими каменными буквами на постаменте. Хрен его знает, почему Ворошиловский, если местные Северным называют. До продуктового рынка оказалось рукой подать. Северный, в принципе, оказался хорошо устроенным районом — в шаговой доступности парк с речкой, два рынка, ларьки. Да и сам район молодой, дома свежие, сталинок нет. Хрущевки встречаются, но куда больше здесь панелек в девять и двенадцать этажей, много кирпичных «свечек». Короче, на Северном можно жить да не тужить, осталось с местом для этого самого житья определиться. На продуктовый рынок я заходить не стал, прошел по улице с названием Космонавтов, а Волкова оказалась первой улицей, Космонавтов пересекающей. Вообще-то прикольная концепция — улицы здесь были названы в честь героев советской космонавтики. Скоро я увидел те самые общаги, о которых Заур говорил. Кирпичные высотки, сразу за рынком с тряпьем расположенные. И весьма удачно расположенные, потому что мне явно надо обновить гардероб. Танк последнюю рубашку на мне порвал, все пуговицы с мясом вырвал, а на штанах тоже беда — в момент, когда я удар кувырком наносил, «очко» на брюках с перепугу треснуло. В общем, потребуются мне обновки. Ларек нашел сразу, он на остановке и стоял и действительно был ярко-фиолетового цвета. Еще название такое прикольное — «Фиолетовый магазинчик». Бывшая Заура явно в рекламе была прошаренная. Зайдя в магазинчик, я неожиданно увидел за прилавком здоровенную бабу. Тучную такую, жопа как две мои и сиськи, что хрен там руками обхватишь. Баба занималась тем, что компостировала мозги молодой девчонке. Мне краем уха удалось подслушать их разговор. — А вот паспорт обратно получишь тогда, когда долг магазину вернешь! — баба-конь потрясла документом перед лицом девчонки, видимо, реализатора. — Елена Александровна, я же не виновата, что холодильник сломался, — прошептала девчонка, смотря на хозяйку сонными глазами, видать, только после суток в магазине. Такие вот ларьки обычно круглосуточно работали. — Никто не виноват, Маруся, — и с этими словами бывшая Заура паспорт себе за пазуху сунула. Девчонка, голову опустив, из магазина вышла. Ей бы за вредность доплачивать, при такой работе, когда по ночам у ларька алкашня местная трется, водку просят в долг продать… — Вы не видите, что у нас учет? — переключила на меня внимание Лена, занявшая место на кассе. — Для кого на дверях табличка висит? — Я от Заура, — пояснил я, не припоминая никакой таблички, да это было и не важно. Лена, заслышав имя бывшенького, сразу расцвела, щечки молочные порозовели. — Ой, а я думала, он обо мне забыл… — пролепетала она и еще больше покраснела. — Помнит, зараза. — Мне Заур подсказал, что можно насчет хаты поинтересоваться? — я сразу разговор в деловую струю вернул. — Кости надо бросить. Лена сразу осунулась, думала, видать, что Заур меня по другому вопросу послал и явно чего-то от мужика иного ждала. Посерьезнела, взяла тряпку, с прилавка с забугорными шоколадками принялась пыль смахивать. Есть такой тип баб, которые со стрессом борются, занимая себя делом, пусть даже совершенно бесполезным. Вот эта — такая как раз. — А чего тебя не селят в «Турист»? Заур от меня как раз туда съехал зимой, — не подымая глаз, поинтересовалась хозяйка. Вон оно откуда ветер дует. Заур, видимо, раньше у Лены перебивался, пока кладбищенские себе гостиницу «Турист» не отжали. Могу предположить, что после этого пути Заура и Лены разошлись, как в море корабли. Не хотелось думать, что мужик с хозяйкой из-за выгоды спал, но на это все прямо указывало. Хотя… о вкусах не спорят, может, ему такой типаж нравится, вроде как, избранница Зевса Громовержца. — Гостиницы просто не люблю, — признался я. — Ясно, — она прекратила уборку, тряпку под прилавок бросила и, сдув лезущую в глаза челку, ответила. — Занято все, и Зауру это прекрасно известно. — Совсем-совсем все? — я посмотрел на неё с прищуром. — Я непонятно разве сказала? Или ты мне, может, теперь паяльник из-за этого в одно место засунешь? — хозяйка уперла руки в боки и посмотрела на меня с вызовом. — Или ты как Заур — языком только чесать? Я сразу понял, что кольцо она на моем пальце углядела. Хотя про паяльник, блин, с таким жаром говорила, как будто не прочь совсем. Вообще смелая баба, конечно. Достаточно вспомнить, как бледнела да блеяла хозяйка ларька на Ленина, когда к ней пехотинцы заявились. А эта прямо борзая, судя по всему, с беспределом близко не встречалась, может, даже Заур ее защищал. И действительно к ней относился по-особенному. Мне было трудно представить, кто мог безнаказанно для себя этого здорового мужика в балабольстве обвинить.