— Предлагаю без паяльника обойтись, — сказал я, расстраиваясь, что из-за любовной драмы тренера «Спартанца» и этой барышни я останусь без жилья на Северном. На Ленина ехать совсем не хотелось. Собрался уходить, чтобы время не терять, когда хозяйка продолжила. — Ты своему Зауру спасибо скажи, сколько просила его порядок навести, мне эта алкашня вместо квартиры притон устроила, а ему все некогда их взашей выгнать. Зато как бутылочку подвезти или сигареты, так Заур у нас в первых рядах — меня просить, — обиженно излила она душу. Кажется, ей совсем не с кем было поговорить, а тут, нате-ка, свободные уши подвернулись. Конечно, не девчонкам же будешь жаловаться, которых разве что грязной тряпкой не гоняешь, чтоб пахали от зари до зари. — Ну он человек занятой, — предположил я. — Нечего обещать, сколько ж можно завтраками кормить… — обиженно надула губищи Лена. Я вдруг сообразил, что ситуацией можно воспользоваться и в свою сторону повернуть. Что получалось — на одном из объектов хозяйки завелась какая-то шушера, которая из квартиры притон развела. Выселить хозяйка их не могла, боялась, наверняка, она хоть и не хрупкая, но всё же женщина. А Заур, значит, никак не мог время найти, чтобы вопросом Елены заняться. — Хозяюшка, если Заур что-то обещает, то он слово держит, — я оперся о прилавок, улыбку поувереннее растянул. — Что же, думаете, он меня к вам прислал, когда я по хате у него интересовался? — Правда? — опять порозовела Лена, догадываясь, куда я клоню. — Честное комсомольское, — я ей подмигнул. — Рассказывайте, что за беда, постараюсь помочь. Всеми силами. — Ты? — она бровь скептически приподняла. Ну и поделилась проблемой. Выяснилось, что в одной из квартир, которых у Лены для сдачи насчитывалось аж целых восемь, поселился весьма проблемный тип. Его жена из дома выгнала, а мужик, вроде как, работящий, мастером у него на заводе подружка хозяйская была. Вот Лена по блату и помогла на свою голову. Почему выгнала — умолчала. — А потом смотрю, неделя, вторая — не выходит из квартиры, закупорился, зато бухает по-черному. Говорю, Максим, что у тебя случилось, Зинка где? Он меня заверяет, что отпуск у него. Ну и думаю, хай бухает — развод мужик пережил. И что ты думаешь? — Что же? — Я Зинке позвонила, а она и говорит, что Макса этого под зад ногой с завода выперли, когда он по пьяной лавке на нее с разводным ключом кинулся за то, что она бухать ему не разрешала. — Во мудак, — для виду заметил я, сам смекнул откуда ноги у женской солидарности растут — уйти видать хотел Максимка к Зинке мастерице. — И не говори, так он теперь с утра уже вусмерть, выезжать отказывается, за хату не платит, по утрам жену бывшую терроризирует, возле подъезда караулит, а по вечерам бл*дей в хату таскает и бомжей рыночных с такими же рожами пропитыми, — возмущенно руками всплеснула хозяйка. — Они мне все позасыкали, позаблевали и попереломали. Я всю прошлую неделю у него там драила, как Геракл чёртов, а только ушла — соседи звонят: потоп. Соседей гаденыш залил кипятком, а говорит, что так и было, мол, я вентель не закрыла! — Жуть, — заключил я. — Ну сейчас-то хоть там не зассано? — Уж я надеюсь, что за два дня не успел. Он мне вообще выдал при последней встрече, что бизнесменом стал, говорит, я самогонку буду гнать, а ты, Елена Александровна, ей в своем ларьке барыжь. Я в голове плюса и минуса прикинул, ну и предложил хозяйке. — Давайте я вас от проблемы избавлю, а вы мне на месяц жилье сдадите. За оказанную услугу сочтемся. Лена прищурилась, сама прикинула за и против. Медленно, со значением кивнула. — Вообще не вопрос, ты, главное, козла этого из квартиры вышвырни. — Идемте, покажете, где Змей Горыныч засел. Голову ему отрублю, — хмыкнул я. — А вот пойдем! Хозяйка тотчас из-за прилавка вышла, на остановку рядом со своим ларьком выглянула. Там всё еще стояла невыспавшаяся реализаторша, видимо, транспорт караулила. — Маруся! Сюда иди! Реализаторша, курившая за ларьком «Союзпечати», окурок затушила. — Хрен бы с ним, с мороженым, забыли, — с плеча рубанула Лена. — Давай за кассу становись, мне отойти надо. — А паспорт? — проблеяла Маруся. — Как вернусь, так сразу отдам. Логика в этом определенная была. Хозяйка уйдет, а реализатор с бабками из кассы свинтит, ищи-свищи потом. Как бы то ни было, Маруся предложению обрадовалась, просияла вся и почему-то решила, что это я виновник торжества, меня поблагодарила тихим «спасибо». Не за что, конечно, но пожалуйста. Мне не жалко. Мы с хозяйкой из дома вышли, и она, как локомотив, вперед поперла, только поспевай. Общаги высились через дорогу, туда-то мы, собственно, и шли. По пути я узнал, что, оказывается, хозяйка самогон у мужика-алкаша уже попробовать успела (нельзя же без пробы за дело браться), и самогон «такое же гавно, как он сам». Вот жужелица, видимо, размышляла — брать ли на реализацию или нет? А еще она поведала, что от жены Мишка ушел потому, что ее бил. Поэтому Ленка и выселять его боиться — чтобы не влетело. Тут я не въехал. Но, честно говоря, мне было немного пофигу на все эти расклады между хозяйкой и алкашом, думал я о том, что мне удастся на халяву пятый угол получить, чтобы там перекантоваться. Подошли к одной из общаг, хозяйка кивнула на второй этаж. Там с окна свисали постиранные вещи — затертые до дыр носки и семейники. — Вот он, козел, засрал, сука, соседи жалуются… Хозяйка, пока мы шли, запыхалась, и теперь лоб платком клетчатым вытирала. Засрал, не поспоришь — вон под окном окурков рассыпано, прямо в клумбе с цветами, несчастная в ход вместо пепельницы пошла. Забавно, что среди окурков были даже и с женской помадой. Рядом с домом, прикрывая толстую газовую трубу, рос виноград. — Какая квартира? — я сорвал виноградину, в рот закинул и скривился — кислючая. — Семнадцатая. — Пойдемте. Поднялись на второй этаж, где нас встретил длинный коридор с множеством дверей. Подошли к двери с номером «17». — Он мне еще двери, собака такая, не открывает. Я когда со слесарем приходила, так еще полчаса у дверей терлись. Надо ему замки вырезать и новые поставить… И с этими она словами поднесла к дверному полотну руку и затарабанила. — Макс, а ну открывай, козел! Я ситуацию взвесил, смекнул, что алкаш, если он такой осторожный, как хозяйка говорит, прежде чем открыть двери, в глазок пропалит, кто пришел. Поэтому — раз, и шагнул с зоны видимости. Чтобы, меня увидев, Максимка менжеваться не принялся. — Щас, он, наверное, пьяный на диване валяется, — прокомментировала хозяйка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Стучать, однако, пока перестала, и за дверью послышалось кряхтение, стоны, какой-то грохот и мат-перемат. Потом я расслышал шарканье тапочек у самой двери и хриплый прокуренный голос. — Че надо, корова? Глазок, кстати, потемнел, это в него Максимка пялился. Хозяйка выпучила глаза, на меня покосилась — мол, видишь, какой козел и грубиян! Я пощелкал пальцем по горлу, подсказывая Елене, что говорить. Та кивнула. — За самогонкой пришла, — выдала она «легенду». — С х*ра ли баня завалилась? — хрипло выкрикнул жилец. — Ты ж мне, овца, сама сказала, что у меня самогон гавно! Вообще забавно они любезностями обменивались друг с дружкой, по всем животным из колхозного хозяйства прошли — и козлы, и овцы, и прочий крупный рогатый скот в одном флаконе. — Распробовала, Максим, — стиснув зубы, ответила Лена. — Открывай давай, у меня покупатель на твою отраву нашелся. — Я для тебя — Максим Анатольевич, — прошипел алкаш из-за двери, но ключ в замке повернул, дверь открывая. Я думал Макса за шиворот взять, как высунется, но он, по ходу, прошаренный жук оказался. На двери цепочка была. Открыл сантиметров на двадцать, рожу засунул в щель. И сразу меня заметил, глаза выпучил. — Слышь, корова, ты кого сюда привела! — прохрипел он. — Я тебе сказал, что съезжать никуда не буду! — Я тебе, зараза такая, дам за корову, замки вырежу! — заверещала Лена, перестав сдерживаться, и попыталась алкаша лупить платком, которым только что лоб вытирала. Алкаш подтвердил слова Ленки о том, что он не прочь на бабу с кулаками лезть, и сунул кулаком в щель, целя хозяйке в глаз. Промазал, слава богу, но своего добился — Ленка отшатнулась, давая нерадивому жильцу возможность захлопнуть дверь. А вот это уже нехорошо, на женщин руки распускать, это ай-ай-ай. Я среагировал и сунул туфлю в дверь, не давая Максу закрыться. Тот раз попытался, второй, но дверь всё колотилась мне в ботинок. На третий раз я схватил его одной рукой за грудки и на себя потянул. Когда его голова оказалась в щели двери, резко убрал ногу, а дверь за ручку притянул, фиксируя голову алкаша между дверным полотном и косяком. — Отпусти, — заверещал он. — Дверь открой, тебе ведь сказано. — На х*р иди… ой… ой, открываю, не дави так! Для того, чтобы цепочку сдернуть, я должен был алкаша Максимку отпустить. Что я и сделал, предупредив его, чтобы он не шутил, потому что я не всякий юмор люблю. — Отвечаю, того рот — открою! — заверил тот. Ну раз отвечает, поверим, все равно особенно и нет других вариантов. Однако Максимка за базар отвечать не собирался, как только я его отпустил, он дверь захлопнул и вместо того, чтобы защелку скинуть, заперся. — Вали отсюда, ху*путало! — завизжал оттуда поросенком недорезанным. — Куда! — бросилась было хозяйка. Я дверь попытался дернуть, чего там ее ломать, тонкая, но Лена мне по рукам ладошкой ударила. — Не надо! Где я потом новую возьму! Не вопрос, логично. Я прикинул, как по-другому в хату попасть, чтобы без порчи имущества, пока Максим благим матом заходился за дверьми. И вспомнил, что с улицы, с той стороны, куда у гостинки выходили окна, виноград дикий аж до третьего этажа растет, а под ним труба газовая тянется. Ровнехонько так под окном этой квартиры. Я додумывал план уже на ходу, бросив Ленке, чтобы она здесь стояла, а то она уже следом бросилась — куда это я собрался, интересовалась. Я же из подъезда выскочил, виноград и трубу глазом смерил, ну и полез на второй этаж, благо лето — окна нараспашку открыты. Надо было видеть рожу алкаша, который, не переставая материться, в одних трусах, сигарету подкуривал, сидя на диване, когда я в окно влетел.