– Все, – констатировал капитан, отпуская радиста. – Теперь наше дело ждать. Срочная медицинская помощь вашему товарищу нужна? – Его нужно в госпиталь, а первую помощь ему оказали. Капитан подозвал своих автоматчиков и указал на землянку. Те с грозным видом, с автоматами наперевес, встали у ее входа. Рогозин посмотрел на разоруженных оуновцев: – А это что за банда? – Собственно, это те люди, кто понял, что с «бандеровцами» им не по пути. Это я посоветовал им тут сидеть и никуда не соваться. Воевать они не хотят, то, что русские и советская власть им не враги, они уже понимают. – Это вы их распропагандировали? – усмехнулся капитан. – И я, и война постаралась со всеми своим прелестями. И мужицкий рассудительный ум. Старший ‒ вон тот высокий в военном кителе. Петро. А рядом, грузный такой, это его отец Леонтий Вихор. Много чем мне помог, и вполне сознательно. Только он не думал, что я офицер НКВД, он думал, что я посланник их заграничного штаба. Придется извиниться за обман. Обман во благо. Капитан поднялся и пошел к оуновцам. Подойдя к Вихору, он посмотрел ему в глаза, потом перевел взгляд на Петро. Те смотрели на русского настороженно, как затравленные волки. Рогозин заговорил: – Я офицер военной контрразведки. Сейчас я здесь распоряжаюсь и принимаю решения. Если вы не принимали участия в преступлениях против народа, в различных карательных операциях и насилиях над мирными гражданами, вам ничего не грозит. Каждый человек может заблуждаться. К тем, кто искренне раскаивается, советская власть претензий иметь не будет. Война уходит из ваших мест, и кому-то надо восстанавливать мирную жизнь. Вы здоровые мужики, умелые. Но вы граждане своей страны, а в стране идет война. Гитлеровская Германия еще сильна, а советский народ платит за освобождение своей земли высокую плату. И за освобождение от фашистов Украины тоже. Видимо, вас, как граждан СССР, по закону призовут на воинскую службу. Те, кто не годен по здоровью или по возрасту, вернутся к мирной жизни. Это вам понятно? – Что, и вопросов задавать никто не станет? – прищурился Вихор. – Вопросы будут, много будет вопросов к каждому из вас. Но подумайте сами: отвечать на вопросы ведь приятнее, когда знаешь, что твоя совесть чиста. И когда знаешь, что твои ответы помогут истребить врагов, как внутренних, так и внешних, чтобы семьи ваши жили хорошо, чтобы женщины рожали детей и те по улицам и бульварам бежали в школу. А родители шли на заводы и фабрики, где они хозяева – народ, а не капиталисты с Запада. Сейчас я распоряжусь, чтобы вас накормили, а потом вас разведут по вашим землянкам, и в них вы будете до тех пор, пока вами не займутся органы. Придется потерпеть. Капитан вернулся к Юркову и приказал ему занять оборону вокруг базы по всем правилам военного искусства. Скоро его роту сменит подразделение НКВД. – А сейчас распорядитесь, чтобы людей накормили. Вызовите по рации своего старшину с кухней. Черт, водки дайте этим людям. Граммов по сто. Им труднее, чем вам. Коган вытер ладонью лоб и посмотрел на нее. Ладонь была мокрая от пота, и одежда на нем была мокрая, как после дождя. Да, такое напряжение без следа не проходит. Борис медленно подошел к землянке. Автоматчики расступились, пропуская его. Коган спустился вниз. Увидев встревоженные глаза Шелестова, сел с ним рядом на лежанку, положил руку ему на плечо и улыбнулся: – Все, Максим Андреевич, порядок. Мы свое дело сделали. Теперь и документы под охраной, и мы с тобой под охраной Смерша. – А Миша с Виктором? – Не знаю пока, – задумчиво ответил Коган. – Думаю, и у них все в полном порядке. Скоро узнаем. Тебя, кстати, еще сегодня отправят в госпиталь. Ты как себя чувствуешь? – Нормально, – ответил Шелестов, потом посмотрел на недоверчивое лицо Когана и рассмеялся: – Да правда нормально. Только болит все. И сил нет, а так нормально. А на поляне обыскивали оуновцев и разводили по землянкам. Они шли, понурившись, не веря и не понимая, что их ждет дальше. Может, бесконечные допросы и сырые камеры. А может, скорый расстрел поутру. Петро и Леонтий стояли и наблюдали за действиями советских солдат. – Отец, что будет дальше? – спросил Петро. – С нами? – бесцветным, равнодушным голосом ответил Вихор. – Не знаю. Может, и грохнут всех в этом вот лесу. Чтобы не канителиться. – Не с нами, – покачал головой Петро. – Мы давно привыкли к тому, что можем умереть завтра, а то и сегодня. А вот что будет после этого? – Не знаю. – А мне кажется, что все закончится и будет мир. Хороший мир, – вдруг улыбнулся Петро. ‒ Смотри, в них нет злобы, в этих солдатах. В них есть уверенность в своей правоте. И они идут на Запад с этой уверенностью. С нами разберутся и пойдут дальше разбираться с этим миром. И разберутся, батя. – Мне уже все равно, – ответил Вихор. – Устал я. – А мне не все равно, – упрямо замотал Петро головой. Летнее солнце повисло над лесом и будто зацепилось за пышные кроны. Оно никак не хотело заходить, заливая леса и поля золотом своего сияния. Природа затихла в преддверии теплого вечера, лишь на востоке все еще слышалась канонада. Но звуки войны уходили на запад, и над разрушенными городами и разоренными селами воцарилась тишина. Зеленая березка покачивала своим кудрявыми косами, свесив их над свежей могилой. Простой православный крест и большие букеты полевых цветов. Свежих цветов. Многие женщины, проходя мимо могилки, останавливались и стояли, прижимая к глазам уголки своих платков. Качали головами и шли дальше. И детвора почти каждый день приносила на могилу цветы. Все знали, что живы и радуются солнцу только потому, что этот парень и эта девушка спасли их и погибли сами. Вчера приехал одноногий мужчина, фронтовик, назвавшийся новым директором сельской школы, которой еще не было. Будут строить. Узнав историю Оксаны и Андрея, укатил в райцентр, добиваться, чтобы школу назвали именами этих ребят. Много могил вокруг. И братских тоже. Война дважды прошла через эти места, а кое-где и трижды, и четырежды. Но эта могила особая. Она будет всегда напоминать жителям села о любящих сердцах, которые не оставили друг друга даже в минуту смерти. Зато живут десятки детишек, спасенных из пламени. Из пламени безумства взрослых, которые порой забывают, что самое главное на свете. Нет, не политика, не идеология, не власть и даже не деньги. Главное в этой жизни – это дети, потому что дети ‒ это будущее, а оно должно жить. Оно просто должно быть. У всех! И березка трепетала своими нежными листьями, порой как будто замирая и прислушиваясь. Что она слышала? Голоса? Как говорил юноша и как ему отвечала девушка? – Страшно, Андрийка, – шептал девичий голос. – И сейчас страшно, и потом будет страшно. Сколько горя выпало на долю простого народа, сколько всего еще пережить предстоит. – Нет, любимая, – отвечал голос юноши. – Страшное скоро кончится навсегда. Придет Красная армия и выгонит фашистов с нашей земли. И снова будут звучать песни, снова будут развеваться ленты в девичьих волосах, когда вы будете водить хороводы. – Только мы с тобой не услышим и не увидим… – Но мы с тобой теперь навсегда вместе… * * * notes Примечания 1 После гибели в мае 1938 года первого руководителя ОУН (Организации украинских националистов) Евгения Коновальца во главе организации встал его соратник Андрей Мельник. Но уже через год произошел раскол на две фракции. Вторую возглавил Степан Бандера. В результате чего стали существовать ОУН (б) по фамилии руководителя (Бандера) и собственно ОУН под руководством Мельника («мельниковцы»). Второй вариант наименования фракции Мельника – ОУН (с) или ОУН-солидаристы. Фракции находились в постоянном соперничестве, часто переходившем в открытую вражду. 2 Генерал-губернаторство (нем. Generalgouvernement, укр. Генеральна губернія, польск. Generalne Gubernatorstwo) (1939—1945) — административно-территориальное образование на территории оккупированной в 1939 году нацистской Германией Польши. Некоторые регионы Польши (Познань, Катовице, польское Поморье) были аннексированы нацистской Германией как рейхсгау или даже обычные районы и не входили в состав Генерал-губернаторства. 3 СД (нем. SD) — слу́жба безопа́сности рейхсфюрера СС 4 Фо́льксдойче (нем. Volksdeutsche) — обозначение «этнических германцев» (см. Фольксгеноссе) до 1945 года, которые жили в диаспоре, то есть за пределами Германии.