– Хочу, чтобы прежний Джимми вернулся ко мне. Без крутых нравов и дружков. Тот самый Джимми, который плачет над киношками, если они грустные. – Черт побери, я никогда не плакал над киношками! Она улыбнулась. – Я следила за тобой. Это здорово – быть хорошим. На миг повисла тишина, затем он заговорил: – Извини. Мне правда жаль. Эти ребята… они сказали, что ты мной крутишь. Что я слишком часто навещаю тебя. Говорят, я размазня. – Кто угодно, но не ты. – Ты это знаешь, а они – нет! Она прошла через комнату и сложила руки на подоконнике. Джимми протянул к ней руки и нежно сжал ее локотки. Тихо и застенчиво произнес: – Мне стыдно. – Тебе? – Правда! Просто… ну… мне хотелось зависнуть с этими ребятами. Они крутые… и у них есть дом. Я подумал, когда мы поженимся, сможем туда уехать. Жить там не встанет нам в большие деньги. А потом… потом мы подыщем квартиру… – Кто эти ребята? – Они крутые! – Это я поняла. Кто они? – Просто компашка, я повстречал их в бильярдной. У них есть большой дом, и порой с ними живут всякие девчонки… – То есть они их меняют как перчатки? – Наверное. Не знаю. Меня это не волновало. – Джимми? – Что? – Ты ведешь себя как мудак. И твои новые дружки, сдается мне, те еще мудаки. С ними ты наживешь бед. Уж я-то знаю. – Не знаешь ты их. – Мне и не нужно. Твоих слов достаточно, чтобы понять, чем пахнет эта кодла. И, скажу тебе, запашок тухловат. – Я не веду себя как мудак! И они – не мудаки! – Помяни мое слово, они – крупнейшие мудаки в твоей жизни. Джимми вздохнул. – Ты – самая непростая девчонка из всех, что я знал. Ну да, мудаки. Они мудаки, и я мудак. Счастлива теперь? – Более чем. – Что ж, здорово. Классно. – Джимми, нам нет нужды жить в каком-то вонючем доме с компанией придурков, которые потихоньку и из тебя делают придурка, так? – Да, наверное, – вымолвил он с утомленной полуулыбкой. – Можешь забраться ко мне через окно? Повисла пауза. Он поглядел на нее с опаской. – Ты что, оглох? Можешь забраться ко мне через окно? Хватит ли духа у придурка вроде тебя перемахнуть через этот подоконник? – Эм… да, я смогу. – Тогда чего стоишь? Забирайся. – Ну, раз ты разрешаешь… Она стянула блузку через голову. Расстегнула лифчик. Ее груди – маленькие, темные и твердые – больше ничто не стесняло. Джимми залез к ней с завидной скоростью. Она сняла штаны, стянула трусики. Потом они очутились в постели, и он навалился на нее со всем пылом, который скопился с того времени, когда они впервые встретились. От того, что между ними произошло, Анджела получила не больше удовольствия, чем мат, на котором тренируются рестлеры. Вдобавок ко всему дверь спальни вдруг распахнулась, загорелся свет, и к ним с визгом вбежала мать. Схватив старого плюшевого медведя с пола, она стала остервенело бить им Джимми по голове и ушам. Скатившись с кровати, Джимми подобрал ком своей одежки и, подобно морскому котику, прыгающему со скалы в море, сиганул за окно, в темноту. Все еще сжимая мертвой хваткой медведя, мать Анджелы принялась лупить ее, сопя как страдающий астмой гиппопотам. – Ну что, мамуля? – прокричала Анджела. – Больше тебе не придется меня проверять – помяни мое слово. Стырили твою жемчужинку, осталась одна ракушка. Ее избили как никогда в жизни. Оприходовала до полусмерти вооруженная плюшевой игрушкой старенькая пуэрториканка, выведенная из себя, – было бы смешно, если бы не было так больно. Когда мать закончила, от медведя почти ничего не осталось – одна обвисшая коричневая шкурка из лоскутков ткани. Набивка усыпала весь пол. – Вон из моего дома! – прорыдала мать. – Ты мне больше не дочь! – Вот и славно, – ответила Анджела. Под гневные крики родительницы, сидящей на краю кровати, она оделась, схватила охапку одежды на смену, выгребла все припасенные на пару с Джимми деньги и пошла искать своего новоиспеченного любовника. Вот такая первая неурядица. Начало второй положило ее воссоединение с Джимми. Они так и не поженились (он все твердил «скоро»), но сумели снять занюханную клетушку в злачном районе. И те самые «друзья», о которых он ей рассказал, ребята с собственным Домом – именно так, уважительно, с большой буквы они его величали, – завалились жить к ним. По крайней мере двое. Разве не дерьмово все складывается, думала порой Анджела. Мать выгнала меня взашей, обозвав вдогонку шлюхой, и два обмудка, которых я знать не знаю и не желаю, теперь делят со мной крышу. Была во всем этом и светлая сторона. Джимми сказал ей, что обмудков изначально планировалось четверо. Что ж, спасибо Пресвятой Деве за маленькие поблажки. Но те двое парней пугали Анджелу. От них у нее мурашки бегали по спине. Один – все время смеялся как идиот и занюхивал клей, «опакечивался» – так он это называл. А другой, некто Торч, только и делал, что пялился на нее острыми глазками, что раздевали не то что до наготы – до костей. Она молилась, чтобы Джимми выдворил эту парочку, но он не хотел. Вернее, поначалу ей казалось, что не хотел, – со временем Анджела поняла, что, как и она сама, он их побаивается. Его «дружба» с этими типами строилась на банальном, подавляющем волю страхе. Вскорости явилась третья неурядица, и имя ей было Брайан Блэквуд. С появлением Брайана зарядил настоящий шквал невзгод. И вот теперь она здесь. С Брайаном и двумя его чокнутыми дружками, где-то в лесу, на малом привале перед… Ей не хотелось думать о том, что последует далее. Они с Джимми уже насмотрелись на их выходки. На то, как эти ребята хладнокровно убивали людей. На то, как… Ну нет. Вспоминать тот случай заново она не будет. Выше ее сил. Но она все равно вспомнила. Шоколадные батончики и газировка – все, чем она питалась последнее время, – превратились в желчь в ее желудке, и она ощутила приступ дурноты. Подавшись вперед, она блеванула. Когда нутро опустело – а произошло это вечность спустя, – спазмы улеглись. Пресвятая Дева, есть ли из этого выход? Они с Джимми застряли в каком-то кошмарном сне. Анджела застегнула штаны, поправила блузку. И что они, ради всего святого, собираются делать? Выход должен быть – какой-то другой, кроме того, что предложил им Брайан. Она оглянулась на машину. Бледное лицо Блэквуда маячило яснее ясного. Ни Джимми, ни остальных не было видно – тьма в салоне царила такая, что ложкой мешать не зазорно. А Брайан виднелся так же отчетливо, как полная луна в ясную летнюю ночь. И с каждой вспышкой молнии его лик казался все более нереальным, фальшивым – будто на нем красовалась резиновая маска. Анджела подумала о побеге. Нет, если она так поступит, они сполна отыграются на Джимми. Ей придется вернуться.