Несколько месяцев пришлось Осипу Марковичу распутывать сложный клубок преступлений. Многие свидетели с неохотой давали показания, так как сами вручали врачам взятки и незаконно пользовались бюллетенями. Признавались только тогда, когда их припирали к стене неопровержимыми фактами, а их нужно было искать. В итоге один за другим все участники преступной группы были арестованы. И огромную помощь следствию оказал Тулкун Каримов. Гримберг знал о случившемся в Гильяне и кое-что выяснил о причинах, побудивших по сути дела честного человека совершить тягчайшее преступление. После ареста взяточников их родственники стали жестоко мстить Каримову, угрожали убийством, если он не откажется от своих показаний в суде. С помощью некоторых представителей духовенства они спекулировали на религиозных чувствах его родных, особенно матери. Обстановка в доме Каримовых стала невыносимой. В такое трудное время и познакомился Тулкун со своей будущей женой Халимой. А вскоре сыграли и свадьбу. Но угрозы не прекратились. Более того, теперь они градом посыпались и на головы родственников его молодой жены. В их травле принимали участие и некоторые руководящие работники органов здравоохранения района. Молодая женщина не выдержала такой массированной атаки злопыхателей, они вынудили ее уйти от мужа и вернуться в Гильян. Уже потом из разговора с людьми, бывшими на свадьбе Каримова, а затем и от него самого Петросов узнал все подробности и того злополучного вечера. Тулкун неоднократно приезжал в Гильян, умолял жену одуматься, не позорить его. Но в доме Халимы его встречали бранью, а иногда и побоями. А в последний раз над его унижениями смеялась даже Халима. Под влиянием этих обстоятельств Каримов и совершил преступление, о котором до сих пор с ужасом вспоминали гильянцы. Еще несколько раз Петросов встречался с Осипом Марковичем Гримбергом. Следователь все больше и больше нравился ему. Был он от природы добрым и веселым человеком. Не любил Гримберг говорить о трудных и сложных уголовных делах, которые приходилось ему расследовать, зато охотно вспоминал случаи, о которых можно было рассказывать с присущим ему юмором. Курсанты полковой школы (слева направо) Юрий Горелик, ГУЛЬЯНЦ Армаис Григорьевич, Сергей Фёдорович ЧЕРНИКОВ. (Снимок 1936 г.). Первый секретарь Янгиюльского райкома партии Исан Юсупович ЮСУПОВ (слева направо), председатель колхоза им. Ахунбабаева Наманганской области АБДУЛЛАЕВ, Армаис Григорьевич ГУЛЬЯНЦ, сотрудник НКВД по Янгиюльскому району, Хафиз КАМАЛОВ. (Снимок 1946 г.). Первый заместитель министра внутренних дел Республики Узбекистан в 1954-1968 годах Михаил Дмитриевич БЕГЛОВ. (Снимок 1970 г.). Александр Николаевич в свою очередь знакомил следователя с новыми фактами, связанными с гильянским делом. Анализируя все «за» и «против», и тот, и другой все чаще думали об одном: Каримова, ранее никогда не имевшего дела с правосудием и совершившего преступление в состоянии крайнего душевного потрясения, можно склонить к явке с повинной. — Вы хорошо знали Тулкуна, когда он еще не был преступником, — сказал Петросов однажды. — Он вам безусловно верит. А что, если составить на его имя письмо, подписанное вами. Объяснить в нем его положение, посоветовать не усугублять свою вину. — Я охотно это сделаю, — оживился Гримберг. — Но кто передаст письмо адресату? — Это моя забота, — ответил Александр Николаевич. — Есть одна идея. Явка с повинной А идея эта пришла в голову Петросову в первый же день их приезда в Чаулийский район. Тогда из разговора с шуриным Сабирова он запомнил, что тот хорошо знаком с самыми близкими родственниками преступника, в том числе с его матерью. С тех пор мысль о возможности прибегнуть к помощи Камала-ака не покидала Александра Николаевича. Мало вероятно, что Тулкун, столько лет скрываясь, не поддерживает с матерью связь. Безусловно, она знает о месте его нахождения. В этом следователь был уверен. Именно через нее лучше всего переслать написанное следователем письмо, которое уже лежало в кармане Петросова. О ходе своей работы в Чаули Александр Николаевич в общих чертах рассказывал добродушному толстяку Кудрату, приехавшему с ним по совету Томича. Тот, в свою очередь, получил от родственника немало сведений, о которых Петросову было неизвестно. О том, например, что Тулкун раздобыл где-то пистолет, что он озлоблен и сейчас очень опасен. Часто меняет место жительства. — Пожалуй, настало время поговорить с твоим шурином откровенно, — сказал полковник. — Тем более что, на мой взгляд, он кое о чем уже догадывается. По крайней мере уверен, что приехали мы к нему неспроста. И разговор такой вскоре состоялся. Было это поздно вечером, когда домочадцы уже готовились ко сну. — Камал-ака, — начал Петросов, — человек вы умный, уважаемый не только в колхозе, но и в районе. Известна нам ваша честность и принципиальность. Поэтому я и решил поговорить с вами напрямик, вы должны понять меня. Закиров слушал молча, опустив глаза. — Как видно, вы уже догадываетесь, что приехали мы к вам отнюдь не в гости, хотя высоко оценили радушие и гостеприимство этого дома. Привело нас сюда известное гильянское дело. Каримов, совершивший тяжкое преступление, продолжает скрываться, грозит, как вы сами нам говорили, новыми убийствами. Этого не должно случиться. Камал-ака согласно кивнул головой. — Помнится, — продолжал Александр Николаевич, — вы в первый же день нашего приезда обмолвились, что Тулкун каким-то образом поддерживает связь с родственниками, в частности, с матерью. Откуда у вас такие сведения? — Сама Мухайе-биби говорила... — А не могли бы вы с ней поговорить еще, объяснить, что сын ее, скрываясь от правосудия, лишь усугубляет свое и без того нелегкое положение, что рано или поздно ему придется держать ответ за содеянное. И никакая конспирация его не спасет от ареста, это дело времени. Так пусть он будет благоразумным и сам явится с повинной. Для него это единственный, я подчеркиваю, единственный путь облегчить свою участь. Согласны ли вы нам в этом помочь? Закиров долго молчал, зажав в кулаке клинышек бородки. — Я могу поговорить с Мухайе-биби, — наконец негромко сказал он. — Только ничего из этого не выйдет. Она говорила, что Тулкун стал совсем злой. — Чтобы облегчить вашу миссию, — Петросов достал из грудного кармана пиджака конверт, — вот письмо. Его написал человек, которого Каримов хорошо знает и которому доверяет. Меня не интересует, по каким каналам оно будет отправлено. Важно, чтобы Тулкун его прочитал и сделал правильный вывод. — Хорошо, я попробую... С утра Камал-ака, хмурый, неразговорчивый, уехал на автобусе в город. Вернулся лишь к вечеру, заметно повеселевший. — Мухайе-биби взяла письмо, — сказал он в ответ на вопросительные взгляды. — Но она решать ничего не будет, посоветуется с родственниками. Только после этого даст мне ответ. — Большое вам спасибо, Камал-ака. — Петросов с чувством пожал Закирову руку. — Это уже победа... В томительном ожидании прошло несколько дней. Наконец после очередной поездки в Чаули Закиров сообщил: — Послание Тулкун уже получил и хочет лично поговорить с начальником, который мне его передал. Но при этом поставил условие: встреча может состояться только за городом в степи. Ты должен быть один и без оружия. «Осторожный малый, — подумал Александр Николаевич. — Ну что ж, в его положении это вполне естественно». И спросил: — Когда и где? — Завтра в полдень, в двадцати километрах от города по дороге на перевал. Справа там есть высокий холм. Ты его сразу увидишь, земля вокруг голая, солончаки... Машину оставишь в трех километрах от места встречи. Почти всю ночь Петросов не сомкнул глаз. Рядом на курпаче ворочался и кряхтел Кудрат, который тоже не спал, беспокоясь за друга. Оба понимали, что наступает самый ответственный момент в деле, ради которого они здесь. Лишь под утро глубокий сон свалил друзей. Когда они проснулись, заря уже подрумянила сахарные вершины гор. Было довольно прохладно. Сержант Костин хлопотал у машины, Камал-ака грузил в багажник канистру с бензином, его жена накрывала на стол. Умылись ледяной водой из медного кумгана, не спеша позавтракали — времени было еще достаточно. Наконец Петросов решительно поднялся. — Пора в путь, — произнес он, — и вслед за шофером направился к машине. Дорога на перевал все время круто забирала вверх, но на пятнадцатом километре вдруг неожиданно поползла в низину и вытянулась лентой. Полковник огляделся и лишний раз подивился предусмотрительности преступника. Действительно, лучшего места для встречи с глазу на глаз не придумаешь. Кругом была мертвая пустошь, которая просматривалась во всех направлениях. Александр Николаевич подал знак шоферу, и «Волга», свернув на обочину, остановилась. Дальше предстояло двигаться пешком. Вот и двадцатый километр, и холм справа от дороги. На вершине его стоял человек. Сдерживая волнение, Петросов быстрым шагом направился к нему. Каримов, а это был он, смерил незнакомца с головы до ног внимательным, настороженным взглядом. Правая рука его была в кармане широких брюк. Потом не менее внимательно он осмотрел окрестность и, видимо, успокоился. — Ну, здравствуй, начальник, — хриплым голосом проговорил он. — Прочел я письмо, которое вы моей матери подсунули. — Ну, и какой же будет на него ответ? — А никакого, — усмехнулся Тулкун. — Где вы раньше были, когда грозились убить меня, когда жену у мужа отняли, на весь район ославили? — Каримов скрипнул зубами, рука его, спрятанная в кармане, дернулась. Петросов насторожился. — Не бойся, не бойся, начальник, у меня на тебя зла нет. А вот с теми непременно рассчитаюсь. — Да, чисто по-человечески мне понятно, что тебя обидели, — проговорил Александр Николаевич. — Но это не дает права хвататься за нож, лишать жизни людей. Более тяжким преступлением может быть только измена Родине. А ты опять грозишь убийством. Неужели тебе не надоело так жить, Каримов? Ты же неглупый человек и знаешь, что рано или поздно, а скамьи подсудимых тебе все равно не миновать. А если сам явишься с повинной, возможно, это облегчит твою участь. Впрочем, в письме все написано. Видимо, тирада, которой Тулкун начал беседу, лишь была бравадой. Он сразу как-то сник, вытер левой рукой со лба испарину. — Ну хорошо, предположим приду к вам. А какая гарантия, что меня не поставят к стенке? — Никаких гарантий я тебе, разумеется, дать не могу. На это есть суд. Ты совершил особо тяжкое преступление и отвечать за него придется по всей строгости закона. — Это хорошо, начальник, что ты мне не врешь, — Тулкун помолчал, что-то обдумывая, потом продолжил. — Мне и самому осточертела такая цыганская жизнь, устал постоянно скитаться да прятаться. Я обдумаю твое предложение. Ответ получишь опять-таки через Камала-ака. — Когда? — Не спеши, не спеши, начальник. Не твоя жизнь поставлена на карту. Когда захочу, тогда и скажу. Может быть и скоро. А теперь иди, иди и не оглядывайся. Петросов медленно спустился с холма. Пройдя довольно значительное расстояние, он все же обернулся. Каримова на вершине уже не было. Как поведет он себя дальше? Найдет ли в себе мужество принять разумное решение? Этого полковник не знал. Однако события развивались стремительно. Уже к вечеру на другой день Камал-ака, побывав в Чаули, сообщил, что Тулкун у матери, там заночует, а утром будет здесь. К себе в управление Петросов возвращался с Каримовым. Еще одно успешно завершенное дело можно было записать в актив оперативно-розыскного отдела. Под личиной слуги аллаха