– А кто ж его знает, где он, – пожал плечами «ястребок». – Должно быть, где-то неподалеку. Да он всегда то тут, то неведомо где. Будто у него шило в одном месте! – Знаем, что это за шило! – проворчал Евген и указал на Степана Жука. – Этого – под замок! В комору! – Что, и его тоже? – поразился «ястребок». – Его-то за что же? – А ты не спрашивай, – скривился в деревянной усмешке Евген. – Ты исполняй. – Ну… – развел руками часовой и посмотрел на Степана Жука. – Пойдем, кум, коль такое дело. Посидишь… – А приезжие из города где? – спросил Евген у «ястребка». – Они там, – кивнул «ястребок» в сторону помещения сельсовета. – И председатель тоже с ними. Разговаривают. Да вот и они! Евген кивнул и глянул вначале на Хижняка, а затем на Марка. Со двора в помещение вошел Мартын. Евген смерил взглядом и его. – Ну? – коротко поинтересовался Марко. – У меня тоже есть «ну», – сказал Евген. – С которого начнем? – Пойдем во двор, – сказал Марко. – Покурим… Марко, Мартын и Евген вышли во двор и уселись на хорошо им известный штабель из бревен. – Я посадил Степана Жука в комору, – сказал Евген. – К участковому. – Это за что же? – спокойно поинтересовался Марко. – За дело, – ответил Евген. – Он связан с бандитами. Сознался. – Понятно, – сказал Марко. – Тогда рассказывай во всех подробностях. Выслушав рассказ Евгена, Марко сказал: – Значит, Стась Швайко по прозвищу Улыбка. Второй раз слышу о нем. Тут или совпадение, или… – Я думаю, что как раз «или», – сказал Мартын. – Похоже, этот Стась Швайко выполняет у бандитов особую миссию. Вербует помощников. А может, по совместительству еще и убивает. Специалист широкого профиля, так сказать. – Может, оно и так, – согласился Марко. Евген Снигур, услышав предположение Мартына, зримо напрягся, переложил автомат из одной руки в другую, и деревянный идольский оскал возник на его лице. Сдается, на все житейские проявления и на всю новую информацию он мог реагировать только так – других жестов и гримас у него не осталось. Ну а что он при этом думал и что ощущал в душе – да кто же это может знать? – Ну и что ты думаешь про Степана? – спросил Марко. – Да что о нем думать? – пожал плечами Евген. – Конечно, никакой он не Перемога. Так, мелкий бандитский пособник. Да и то с недавних пор. – Откуда ты знаешь, что с недавних? – спросил Марко. – Так он сам сказал. Да и потом: магазин-то у нас в селе недавно. А без магазина – для чего Степан нужен бандитам? Какой от него прок? – Мне непонятно только одно, – в раздумье произнес Мартын. – Ладно – магазин, Степан… Но для чего они его подожгли? Ведь гораздо выгоднее было не поджигать, а просто забрать товар! Один раз забрали, другой, третий. А так – разовая акция, и ничего больше. Самим себе же во вред действовали. Что-то тут не сходится. – Почему же не сходится? – не согласился Евген. – Все как раз и сходится. Ведь они распрекрасно знают, что магазин нам нужен позарез! Значит, откроем другой. Третий, четвертый, десятый… Оттого и подожгли. Поджечь – это, ко всему прочему, означает еще и напугать людей. Огонь – это всегда страшно. Оттого и подожгли. – Ну, коль так… – развел руками Мартын. – А, может, они сделали это из-за своей злобности, – предположил Марко. – Злобности-то у них немеряно, у этих болотяныков! А где есть злобность, там разума не бывает. – И с этим можно согласиться, – сказал Мартын. – Но, честно говоря, я сейчас думаю о другом. Об участковом. – А что участковый? – спросил Евген Снигур. – Скажи, – глянул Марко на Снигура, – ты знал, что Павло Онысько и убитый вами бандит Гаврило Лащ братья? – Братья? – сдается, впервые за все время после того, как у Евгена Снигура случилось горе, он удивился. – Какие такие братья? – По отцу, – пояснил Марко. – Матери разные, а отец, значит, один. Многие в селе о том знали. – Я этого не знал, – теперь, вдобавок к удивлению, у Евгена Снигура проявилась еще одна эмоция – растерянность. – Он-то – сельский, а я – хуторской. Можно так сказать, что мы вообще не знались с ним до недавнего времени. – Так вот, братья, – повторил Марко. – И, честно говоря, я не знаю, что тут и думать. В какую сторону думать? – А что тут думать? – Евген очень скоро справился со своими эмоциями. – Тут и так все ясно. – И что именно тебе ясно? – спросил Марко. – Все мне ясно, – отчеканил Евген. – Павло Онысько – это и есть Перемога. А убитый брат был связным. Через него Павло передавал распоряжения болотяныкам. Ограбить магазин, сжечь хутор… Да мало ли! Оттого они и встречались по ночам. Родной брат-связник – это же лучше не придумаешь! Для меня – это ясная картина. После таких слов воцарилось молчание. И Марко, и Мартын всяк по-своему обдумывали слова, сказанные Евгеном. Это были очень серьезные и значимые слова. Они могли быть правдой, а могли быть и неправдой, и коль так, то могли уводить в сторону. Иначе говоря, они могли оказаться ложным следом. А идти по ложному следу означало потерять уйму времени. Потому что рано или поздно, убедившись в том, что след ложный, пришлось бы возвращаться и все начинать сызнова. А за это время бандиты могут совершить немало других злодеяний. Да и потом, как же быть с Павлом Онысько? Что он будет чувствовать и что думать, если его обвинят в том, что он – Перемога, а окажется, что он никакой не Перемога, а честный участковый? Ведь такими подозрениями, а тем паче таким обвинением можно исковеркать всю его жизнь! Но с другой-то стороны, что, если след истинный и участковый Павло Онысько и есть тот самый Перемога – главарь болотяныков, преступник и душегуб? Ведь вот как все удачно и ловко сходится! Тут тебе и брат-бандит, и не стреляли в участкового ни разу, и никаких видимых успехов в борьбе с бандитами у него нет, а одна только суета… Ой, думай, Марко, ой, думай, Мартын! На то вы и сотрудники СМЕРШа, чтобы думать! Размышления – это ваше главное оружие! А всякие погони, засады и перестрелки – это уже потом… – Ладно, – потер лоб Марко. – Вот – полдень уже миновал, значит, дело к вечеру идет. К темноте дело. А когда стемнеет, они-то и явятся. Болотяныки. Чтобы отбить у нас своего заморского карася. Так что сейчас это вопрос номер один. А Павло Онысько – это вопрос номер два. Пусть пока посидит в коморе. Куда он денется из-под замка? * * * В коморе было темновато, и потому Степан Жук, оказавшись там, не сразу привык к полутьме. А когда привык, то тотчас же увидел Павла Онысько. – О как! – удивленно произнес он. – И ты тоже здесь! И тебя тоже… А тебя-то – за что? Павло глянул на Степана, ничего ему не сказал и вновь уткнулся лицом в колени. Какое-то время в коморе царило молчание, но положение было не такое, чтобы молчать. – Нет, ты мне ответь – тебя-то за какие такие грехи посадили в эту комору? – спросил Степан, и в его голосе ощущалось много чего – и удивление, и страх, и нервозность, и еще что-то такое, чему и определение дать сложно. – Ты же – участковый! Ты же – советская власть в нашем селе и на хуторах! А тебя под замок… Ты мне ответь! Вот ты молчишь. Оно, конечно, можно и помолчать. А только надолго ли? Вот сейчас, в любую минуту, они отопрут комору, и… И что тогда? А тогда ничего хорошего. Ни для меня, ни для тебя. Коль уж они и тебя сюда посадили… – А тебя-то сюда за что посадили? – глухо спросил Павло, поняв, что просто так ему от Степана Жука не отвязаться. – А есть причина… – уклончиво ответил Жук. – Ну и у меня есть причина, – сказал Павло Онысько. – Оно понятно, что есть причина, – согласился Степан Жук, помолчал и спросил вкрадчиво: – А может, она, причина, у нас с тобой одна и та же? А? Коль уж мы сидим сейчас в одной и той же коморе под замком. – Откуда мне знать, за что тебя сюда посадили? – пожал плечами Павло. – Э-э-э, – протянул Степан Жук, – все ты знаешь! А не знаешь, так догадываешься. Они, которые приехали из города, жуть какие ушлые! Вот меня сразу раскусили! Да и, похоже, тебя тоже… Повязали нас одной и той же веревочкой! А значит, и доля наша теперь общая! Как говорится, и жить теперь вместе, и помирать тоже. Но я-то не согласен, чтобы помирать! Вот о чем я тебе толкую! – А если так, чтобы было понятнее? – поднял голову Павло. – Бежать нам с тобой отсюда надо! Бежать! Немедленно! Потому что ведь убьют! Расстреляют! Например, тот же Евген Снигур! Что ему теперь терять, после того, как… Ты видел его глаза? А его усмешку? Ведь это же идол, а не человек! Бежать нам надо! – Бежать куда? – внимательно глянул на Степана Павло. – Известно куда! – горячим полушепотом произнес Степан. – На болота! Куда же еще! К ним!.. – И как? – спросил Павло. – Как… Главное – выбраться из этой коморы! А уж дальше я знаю как! И сам спасусь, и тебя заодно. Может, потом отблагодаришь… Главное, выбраться из коморы! Да вот только каким таким способом? Не через мышиную же нору! В ответ на все эти суетливые и наполненные страхом слова Павло Онысько не сказал ничего. Он умолк – и молчал долго. – Ну? – не выдержал молчания Степан Жук. – Что же ты молчишь? – Спрашиваешь, каким способом нам отсюда выбраться? – сказал наконец Онысько. – Допустим, знаю я такой способ… Ну что ты на меня зыркаешь? Знаю! Но сначала ты мне скажи, что мы будем делать потом. Куда подадимся? Где укроемся? – Есть в селе одна хатка, а в ней проживает один человечек, – уклончиво ответил Степан. – Там и укроемся. А уже оттуда – прямо на болота. – Что за человечек? – Ну… – отвел глаза Степан Жук. – Вот что, человече! – решительно и жестко произнес Павло. – Ты хочешь знать, за что меня сюда упекли? Ну, так я тебе скажу. За связь с людьми с болота. – Это как же так? – недоверчиво прищурился Степан.