Столь глубокий сон делает пробуждение несколько нереальным, нечетким, и пробуждение Моник было именно таким. Ей показалось, кто-то склонился над ней и целует в лоб. Никто такого с ней не делал. Даже ее отец никогда не делал ничего подобного. И она, заморгав, открыла глаза, боясь, что увидит нечто невразумительное. Несколько мгновений она действительно ничего не понимала. Перед глазами у нее маячило странное расплывшееся пятно, которое постепенно отступало, пока не превратилось в лицо мужчины, стоявшего над ней и смотревшего на нее с благоговейным трепетом. — Моник… — начал мужчина — Райли? — Я никогда за всю жизнь не видел такого совершенного произведения искусства. — (Да, похоже на голос Райли.) — Не могу даже… это… это изумительно. ТЫ… изумительная. — И он склонился над ней и снова поцеловал ее в лоб. Оттолкнув его, она с трудом села: — Сколько сейчас времени… Господи, какой сегодня день? Ее голос напоминал то ли скрежет, то ли карканье, и она прижала ладонь к горлу. — Сегодня среда, — ответил Райли. Его ответ и улыбочка вызвали у нее желание его пнуть. Она резко вскочила, вдруг охваченная беспричинной паникой. Потом подбежала к рабочему столу со взмокшим лбом — и вот оно. Моник сделала глубокий вдох, затем другой и в изумлении опустила взгляд на свое творение. «Море света». Долгое время она просто смотрела на него. Это была самая красивая и безупречная вещь, какую она когда-либо видела. В глубине души Моник понимала, что не могла она создать ничего столь изумительного, но вот эта вещь — лежит перед ней. На ее плечо мягко опустилась сильная ласковая рука. Моник не обернулась. Ей было не оторвать глаз от «Моря света». — Моник, тебе надо еще поспать, — произнес тихий голос — голос Райли. Его голос был наполнен нежностью, какой она в нем даже не подозревала. Взглянув на него, она прищурилась. Райли улыбнулся, и его улыбка была такой же нежной, как и голос. — Ты создала нечто чудесное. Нечто такое, чего никто другой на свете не смог бы сделать. — Он обнял ее за талию. — Пойдем, поспишь еще. Ты это заслужила. Моник не сопротивлялась, когда он подвел ее к дивану. Но, обернувшись, бросила еще один долгий взгляд на свое творение. Оно поймало луч света и, казалось, зажглось изнутри каким-то божественным огнем. — Да, — повторил Райли. — Самая совершенная вещь из тех, что я видел. Правда. Моник ненадолго задержала взгляд на украшении, потом отвернулась. Когда Райли опустил ее на диван, она улыбалась. И продолжала улыбаться, когда Райли прикрыл ее пледом. Она закрыла глаза и сразу уснула, не почувствовав, как Райли наклонился и поцеловал ее. Он постоял какое-то время, глядя на Моник с ласковой улыбкой. — Безупречно, — прошептал он. Потом он завернул безупречную копию «Моря света» в бархатную ткань и ушел. * * * Фрэнк Делгадо стоял на солнцепеке, благодарный за тепло. На нем по-прежнему была легкая летняя куртка, не очень подходящая для прохладного дня. Дул порывистый ветер как напоминание о наступлении осени, за которой скоро последует зима. И здесь, на открытой вершине холма, Делгадо чувствовал этот холод. Его это не волновало. Он мог бы даже лечь нагишом в ванну со льдом, если бы его попросили. Потому что он оказался прав и приехал сюда, чтобы это доказать. Дом был реальным, и Делгадо нашел его. Он стоял на том месте, где все это началось. Он нашел Большой Дом на Холме. У Делгадо не было особой необходимости выходить из машины и стоять во дворе старого, обветшалого дома. На самом деле ему не нужно было даже приезжать, чтобы взглянуть на него. Он располагал всем, что требовалось. И он знал, каким будет его следующий шаг. Но он затеял эту поездку, чтобы узнать все возможное о прошлом Райли Вулфа. Ему хотелось разыскать фрагменты пазла и посмотреть, как они встанут на место, чтобы понять Райли Вулфа — и, разумеется, поймать его. Но, кроме того, Делгадо находил настоящее удовольствие в простом созерцании этого места. И он потратил достаточно времени и усилий на поиски дома, а потому заработал полевую поездку, чтобы взглянуть на него. Своего рода награда за хорошо сделанную работу — увидеть то место, где начинал Райли Вулф. Не то чтобы работа была закончена. Он даже не начинал настоящую работу — поимку Райли Вулфа. Сидя здесь в машине, Делгадо еще раз пролистал блокнот. Просматривая многочисленные записи, он не мог не испытать удовлетворения. Он чаще бывал прав, чем ошибался, и ожидал вознаграждения за свою работу. Оставался один вопрос. Делгадо не знал, важен ли он, но был уверен, что здесь, у Большого Дома на Холме, не найдет ответа на него. Может быть, никогда не найдет. Может быть, и ответ не так уж важен. Приходилось с этим смириться, ведь у него оставалось еще много дел. И все же этот вопрос его мучил. Почему Райли Вулф? Почему из всех имен на свете Джей Эр Веймер выбрал это имя? Пустяк, вероятно, малозначащая деталь, но именно этот вопрос заставил Делгадо заняться биографией Вулфа и все еще изводил агента. У него и так складывалась предыстория, но агента не покидало чувство, что она важна и несет в себе какой-то смысл. Легко было строить догадки вроде того, что Вулф означает «одинокий волк» или «хищник». Но могло быть что-то неопределенное, — возможно, Джей Эр, будучи поклонником детективов, назвал себя в честь Ниро Вулфа. А почему Райли? Это ирландское имя. Имела ли значение для мальчика принадлежность к ирландцам? Насколько было известно Делгадо, оно не несло в себе подтекста, связанного с вором, или хищником, или одиноким волком, или… Ну и что? Какова бы ни была причина, Райли Вулф выбрал именно его. Непреложный факт. Любые догадки Делгадо не имели значения. Все остальное — дешевая салонная психология. Возможно, Джею Эру нравилось, как оно звучит. Имело значение только то, что Делгадо было известно на данный момент. Имело значение, что он проследил биографию Райли до самых корней и узнал о нем больше, чем кто-либо до него. Но что более важно: теперь Делгадо знал один действительно значимый факт и не сомневался, что этот факт поможет ему свалить Райли Вулфа. У Райли Вулфа было слабое место. И Фрэнк Делгадо обнаружил его. Итак, он с улыбкой вылез из машины, вошел во двор и устремил взгляд на Большой Дом на Холме. Смотреть уже было практически не на что. После многих лет запустения на стенах облупилась краска, на крыше раскрошилась черепица, оконные наличники стали унылого серо-коричневого цвета. Некоторые окна были выбиты, а на крыльце скопилась куча мусора, занесенного по углам ветром, который и сейчас подгонял слипшиеся комки мусора. Но Делгадо мог представить себе, каким дом был когда-то. Без сомнения, он не был поместьем миллионера. Всего-навсего викторианский особняк, в которых жили обычно представители верхушки среднего класса. И все же даже сейчас, после стольких лет запустения, он был на расстоянии многих световых лет от покосившегося трейлера. А в воображении мальчика, лишившегося его, он казался бы дворцом. Делгадо был рад, что приехал посмотреть на дом, хотя поездка могла показаться ненужной. Но спецагент Фрэнк Делгадо вовсе не считал ее ненужной. Большой Дом на Холме был важнейшей частью биографического очерка, осязаемой картиной того главного, что превратило Джея Эра Веймера в Райли Вулфа. Как выяснилось, дом не был фантазией, обещанной целью на будущее для мальчика, желавшего чего-то лучшего, чем заплесневелый трейлер. Дом был реальностью. И его отняли у Джея Эра, когда он был совсем юный и очень уязвимый. Желание вернуть себе прежний социальный и финансовый статус — или даже превзойти его, — именно оно настойчиво подталкивало Райли Вулфа на путь закоренелого преступника. Теперь Делгадо знал бо́льшую часть истории. Приехав в Нэшвилл, он был настолько взбудоражен, что воспользовался официальными каналами и отправился в местный отдел ФБР. К его великому облегчению, он встретил там Билла Келлермана, с которым учился в академии и которого вполне мог считать другом из ФБР. В последнее время Делгадо не общался с ним и не знал, что Билла перевели сюда. Но они разговаривали теперь так, словно виделись вчера. Билл был рад помочь и позвонил своему предшественнику, ушедшему в отставку, и они получили всю историю: как отец Джуниора, Рон Веймер, провел ряд жульнических махинаций, остановившись в конце концов на финансовой пирамиде. Как он два с половиной года работал с ней, изымая все наличные на покупку Большого Дома на Холме и других дорогостоящих вещей для семьи и себя. До тех пор, пока у одного музыкального продюсера, человека из очень обеспеченной семьи, не возникли подозрения. Он вызвал федералов, и те начали задавать вопросы. Растущее давление, без сомнения, способствовало сердечному приступу Рона Веймера. Его сын наверняка так думал. И когда все, что принадлежало Джею Эру, у него отобрали, виноваты в этом были алчные богатые подонки, и именно их Райли Вулф всегда будет винить в своих бедах. Джей Эр поклялся, что вернет все, по праву ему принадлежавшее, и вернет незаконным путем, как его любимый отец. Но он будет умнее папы, не позволит себя поймать. Он будет более дерзким, сильным и умным. Он станет Волком. В то же время он испытывал столь же сильную потребность защитить человека, выстрадавшего все это вместе с ним, — единственного человека, бывшего рядом и помогавшего достичь той точки, когда он сможет начать восполнять потери, — свою мать. И поскольку теперь она беспомощна после нескольких перенесенных инсультов и находится почти в вегетативном состоянии, ему потребуется держать ее поблизости от себя, чтобы присматривать за ней и чтобы он мог рассказать ей о каждом своем триумфе. Все фрагменты пазла совпали. Впервые Делгадо начал понимать Райли Вулфа, мотивы его поступков, почему Райли совершал именно эти поступки и даже то, что он может совершить потом. У Делгадо сложилась картина, и он был готов воспользоваться ею. Он намеревался поймать Райли Вулфа. И вот, подобно паломнику, пришедшему к святыне, Делгадо пришел к пониманию, что для Райли и его матери дом является исходной точкой, символом Хорошей Жизни, которая когда-нибудь вернется к ним. Большой Дом на Холме. Делгадо снял на телефон пару фотографий. Потом прошел вперед по высокой порыжевшей траве, пытаясь представить себе дом в прежнем виде, угадать, какое из окон было в комнате Джея Эра — вон то, как раз под башенкой? Возможно. В десять лет он хотел бы иметь комнату именно там. Делгадо подошел ближе, движимый странным желанием буквально прикоснуться к дому, даже вдохнуть его запах, как это делал Джей Эр. Подойдя к переднему крыльцу, Делгадо остановился и взглянул на дом. Большой Дом на Холме, с его башенкой и круговой террасой… Спецагент почти представил себе, как мать Джея Эра, Шейла Веймер, выходит на террасу и зовет сына на обед. Келлерман помог ему разыскать Шейлу. Она была жива. По крайней мере, была полгода назад, когда находилась в пансионате для хронических больных в Чикаго. Недавно ее перевезли в какой-то новый неизвестный пансионат. Делгадо снова улыбнулся, поскольку был уверен, что знает куда. А также потому, что это был последний фрагмент, и он подошел идеально. Чикаго — место последней кражи Райли, и произошла она полгода назад. Он по-прежнему держал мать рядом с собой, а это означало, что Делгадо знает, где Шейла сейчас. Если Райли в Нью-Йорке, то и Шейла должна находиться в одном из одиннадцати пансионатов Нью-Йорка с соответствующим уходом. И Делгадо подумал, что сможет найти ее довольно легко. Он теперь знает девичью фамилию Шейлы — Бомонт, — и у него есть перечень всех выписанных ей препаратов. Это значительно сузит поиск, какую бы фамилию она ни носила. Он найдет ее. И тогда он найдет Райли Вулфа и закроет дело, уже несколько лет терзающее его. Делгадо отвернулся от крыльца и бесцельно побрел вдоль боковой стены дома. Дотронувшись рукой до деревянной обшивки, он погладил ее — в палец впилась заноза. Это не имело значения. То, что он увидел дом, прикоснулся к нему, даже занозил руку, усиливало ощущение его реальности и значимости для Райли Вулфа. И Фрэнк Делгадо ухмыльнулся, вытаскивая из руки небольшую занозу. Он вернулся к машине, продолжая с улыбкой смотреть на дом, на миг остановился, чтобы обозреть вид с вершины холма. Очень красиво. Волнистые холмы, невдалеке силуэты Нэшвилла… Возможно, двадцать с небольшим лет назад вид был не совсем таким. Выросло много высотных зданий, и количество домов поблизости определенно увеличилось, и та широкая шестиполосная автотрасса, вероятно, построена недавно. Вид был прекрасный, и Делгадо помедлил еще несколько минут. Ему понравился Нэшвилл. Этот город подарит ему Райли Вулфа. В последний раз Делгадо взглянул на дом, потом сел в машину и отправился в долгое путешествие на север. Глава 25 Эта неделя превратилась в бесконечную лихорадочную гонку. И хотя ее новый босс работал столь же напряженно, как и она, Анжела Данем никогда прежде не бывала так занята. Команда из «Тибьюрона» практически поселилась у них в музее, и, по мнению Анжелы, это была устрашающая компания. Разумеется, все они были в прошлом спецназовцами, то есть обученными убийцами, что само по себе пугало. Даже в их облике сквозила потенциальная угроза, и Анжеле становилось не по себе — подгибались колени, сбивался с ритма пульс. И хуже того, она вздрагивала, если кто-нибудь из них в упор смотрел на нее. Один из них действительно смотрел на нее дольше, чем было необходимо. Или так ей казалось. Это был рослый охранник с бритой головой, фу-маньчжурскими усами и лицом, отмеченным несколькими большими шрамами. Каждый раз, когда Анжела проходила мимо мужчин, занятых работой, он поднимал глаза, и она чувствовала на себе его взгляд. От этого у нее по спине пробегали мурашки, и ей приходилось крепко держать себя в руках, чтобы не вздрагивать под его взглядом. Разумеется, он никогда и ничем ей не угрожал. Как и никто из охранников. По большей части они были проворными, квалифицированными и вежливыми и, если не считать того рослого пугающего мужчину, игнорировали ее, занимаясь своей работой. Что было очень хорошо, поскольку поводов для беспокойства у Анжелы было достаточно. Ситуация значительно усложнилась с прибытием иранской передовой группы. Большинство из них почти не говорили по-английски, но были неизменно вежливы, по крайней мере с Анжелой. Кроме того, они, похоже, не разделяли отношения Анжелы к команде охранников из «Тибьюрона». На самом деле между двумя группами явственно ощущалось враждебное напряжение. Ситуация не улучшалась от привычки охранников бубнить слово «рэгхед» в присутствии одного или нескольких иранцев. Анжела не сомневалась, что рано или поздно дойдет до насилия — если не сейчас, то почти наверняка чуть позже, когда прибудут стражи исламской революции. Насколько она поняла, они были чем-то вроде иранского эквивалента «морских котиков»: обученные убийцы, привыкшие держать палец на спусковом крючке. Было совершенно невозможно представить себе мирное сосуществование этих двух групп. А когда прибудет вооруженная команда «Блэк хэт», то, по мнению Анжелы, все может стать еще хуже. Но Анжеле некогда было беспокоиться о подобных вещах, если только мимоходом. Необходимо было разобраться в куче разных нюансов, принять много решений, которые готовы взять на себя другие люди. Все это добавляло ей забот и здорово раздражало. Анжела не сомневалась: если бы не мистер Миллер, ее новый босс, который настаивал на том, чтобы его звали по имени, Рэндалл, она уже слетела бы с катушек. Конечно, поначалу она возмущалась его назначением. Помимо слухов о постыдном возвышении до «семейного» статуса, его сразу назначили на должность куратора, очевидно даже не рассматривая кандидатуру Анжелы, несмотря на годы ее службы в музее, где она фактически всю работу выполняла сама, пока Бенджи покуривал травку на крыше. Она ожидала, что мистер Миллер одним лыком шит со своим предшественником, и готова была возненавидеть его. Вместо этого она обнаружила, что он очень приятный, трудолюбивый и компетентный. Всегда в хорошем настроении, и Анжела склонна была думать, что он по происхождению британец, в особенности когда узнала, что он недавно вернулся из двухлетней командировки в Лондон. Итак, очень скоро Анжела обнаружила, что может переложить многие из возникающих проблем на плечи мистера Миллера — Рэндалла — в надежде, что он разрешит их. И очень скоро она поняла, что испытывает к Рэндаллу Миллеру не только симпатию, но и уважение. Она поймала себя на том, что полагается на его суждение и спокойную уверенность. Он был на удивление сведущ в хитросплетениях мира искусства, и Анжела научилась доверять ему. Он олицетворял собой островок спокойствия и уверенной собранности в океане хаоса. И к великому облегчению Анжелы, к концу недели враждебность между мужчинами, устанавливающими систему сигнализации, и иранцами, казалось, сошла на нет. Спецназовцы из «Тибьюрона» перестали называть иранцев рэгхедами, вместо этого учтиво кивая им и обмениваясь с ними приветствиями, как показалось Анжеле, на их родном языке — кажется, фарси? Иранцы отвечали в том же духе, и Анжела с удовлетворением думала, что стороны наконец пришли к соглашению. Она была так рада этой разрядке, что решила поучаствовать в этом. Внимательно прислушиваясь, она выучила несколько иранских приветствий. И когда Рэндалл послал Анжелу в кладовую за рулоном синего полотна для украшения вестибюля к открытию вечернего торжества, она про себя повторяла одну из новых фраз на фарси. Входя в помещение на первом этаже, предназначенное только для персонала, она повторяла фразу: «Кир ту кенет», которую услышала и запомнила утром. Ей казалось, фраза звучит музыкально. Неизвестно почему, она решила, что это значит «с добрым утром», и в пустынном помещении для персонала повторяла эти слова громким бодрым голосом, повернув в коридор, ведущий к кладовой. — Кир ту кенет! Кир ту… О-о! — воскликнула она, завернув за угол и наткнувшись на человеческую глыбу. Он был такой высокий, что лицо Анжелы оказалось на уровне его груди, и несколько мгновений она не видела ничего, кроме жетона, который висел у него на шее и в который она упиралась носом. В верхней части жетона она различила надпись «ТИБЬЮРОН». Мощные руки взяли ее за плечи и осторожно отодвинули назад.