— Ваше имя? — Натаниэль Смит. Он сказал это на французский манер, хотя было очевидно, что имя английское и сам он англичанин. — Натэниел Смит? — поправила его Изабель Лакост, вернув имени английское звучание. Натэниел покраснел, рыжие волосы и светлая кожа сделали румянец еще более ярким. Мы имеем дело с юношей, отчаянно жаждущим сойти за своего, за квебекца, решила Лакост. В то время как цвет волос и румянец выдают его с головой. И хотя нельзя было сказать, что он соврал сразу, прямо с порога, однако он пытался ввести их в заблуждение. Пытался выдать себя за кого-то, кем не является. Это маленькая, но красноречивая деталь. Шеф-инспектор Лакос по опыту знала, убийства иногда вытекают из крохотных, зачастую незаметных вещей. Убийства почти никогда не становились следствием каких-то грандиозных событий, скорее они случались как результат накопления критической массы мелких обид, пренебрежения и лжи. Шрамов. До поры, пока рана не делалась смертельной. Она посмотрела на юного кадета Смита, только что претворившегося, что он не англо, и поняла о нём кое-что ещё. Он гей, с тревогой подумала она. Гей это нормально. Англо — тоже нормально. Даже гей англо — нормально. Но англо гей в Академии Сюртэ — это нечто другое. Не удивительно, что парень инстинктивно пытается претворяться. Она посмотрела на Гамаша, все еще одетого в пижаму и халат, спокойно сидящего на эймсовском стуле. Ей стало интересно — в курсе ли Гамаш. Она решила что да, в курсе. — Кадет Смит в моем классе, — сообщил коммандер. — Ты же иногда посещал собрания в тех комнатах? — Oui. — Расскажи нам, что произошло, — попросила Лакост обыденным тоном. — Я нес профессору Ледюку его утренний кофе и тосты. Постучал, и когда никто не ответил, я дернул за ручку. Было не заперто, и я открыл дверь. У Лакост сразу возникло несколько вопросов, но она сдержалась, не стала перебивать. — И сразу же конечно увидел его. Он снова покраснел, пытаясь удержать эмоции и подкатившую тошноту. — И что ты сделал? — спросила Лакост. — Я выскочил в холл и стал звать на помощь, — он смотрел на коммандера. — И уронил поднос. — Естественно, — сказал коммандер. — Я бы тоже уронил. — Ты входил в комнату? — спросила шеф-инспектор Лакост. — Нет. — Ни на шаг? — настаивала она, давая понять, что в этом не было бы ничего страшного, но кадет отрицательно покачал головой. Это было бы последним, на что соблазнился бы молодой человек. — А почему ты принес кофе профессору ЛеДюку? — спросил Бовуар. — Мы делаем это каждое утро. Амелия Шоке и я по очереди. Меняемся через неделю. Гамаш слегка пошевелился и вздохнул. Для него это новость, подумала Лакост. — Вы в курсе, что коммандер Гамаш упразднил практику доставки первокурсниками завтраков профессорам? — поинтересовался Бовуар. — Профессор ЛеДюк так нам и сказал, но уверил, что это традиция. Что это поможет укреплению уважения, порядка и субординации. Сказал, что традиции в Академии Сюртэ сформировались не просто так и их важно поддерживать. Парень говорил, очевидно, без всякой задней мысли, что эти слова некоторым образом оскорбляют коммандера — еще одна красноречивая, деталь, характеризующая студента. Но более всего она свидетельствовала о презрении Сержа ЛеДюка к коммандеру. И стремлению ЛеДюка навязать свое мнение студентам. Бовуар не смотрел на Гамаша, но видел его своим боковым зрением. Лицо коммандера выражало лишь спокойное внимание. Однако поза изменилась, стала более напряженной. — Не все традиции хороши, — продолжил Бовуар. — Эта унижает первокурсников. Вы здесь для обучения и станете агентами, вы не прислуга. В свою бытность первокурсником я ненавидел эту традицию. И мне даже интересно, что вы, похоже, не возражаете. — Профессор ЛеДюк объяснил, что Амелию и меня специально выбрали. — А он как-то объяснил, в чем состоит ваша избранность? — спросила Лакост. — Мы самые многообещающие. — Понятно, — проговорила Лакост. Изабель повернулась к Гамашу, но он покачал головой в знак того, что у него нет вопросов, хотя слушал он юношу внимательно и смотрел пристально. — Дверь в комнаты профессора ЛеДюка была открыта, — продолжила Лакост. В этот момент ее айфон завибрировал, но она проигнорировала сообщение. — Насколько это обычно? — Он часто первым делом по утрам отпирал дверь, чтобы мы могли войти. — И что ты делал, попадая к нему в комнату? — спросила Лакост. — Оставлял поднос и уходил. — А когда он сам присутствовал? — наконец заговорил Гамаш. — Он благодарил меня и я уходил. Шеф-инспектор Лакост, пробежав глазами по сообщению в айфоне, поднялась. — Merci, кадет Смит. Она обратилась к Гамашу и Бовуару: — Доктор Харрис здесь. Присоединитесь ко мне? — Полагаю, самое время принять душ и переодеться, — ответил Гамаш. — Подойду через несколько минут. Он повернулся к Натэниелу. — Подожди здесь, пожалуйста. Приготовь себе кофе, если хочешь, — Гамаш указал на кофеварку и полный графин на буфете. — Скоро вернусь. Лакост и Бовуар оставили Натэниела готовить кофе, в то время как коммандер Гамаш отправился в душ. Он вскорости появился, умытый, свежевыбритый, переодетый в костюм и галстук. Увидев коммандера, Натэниел поднялся на ноги. Гамаш жестом попросил его сесть, налил себе кофе и присоединился к кадету. Солнце уже поднялось, освещая мрачный мартовский пейзаж за окном — заплаты сугробов перемежались клочьями серого кустарника. Еще месяц назад это была чудесная страна первозданного чистого снега, изрисованного тропами — следами от лыж и снегоступов. А ещё через месяц природа оживёт весенними красками полевых цветов и яркой зеленью молодой листвы. Но пока за окном было что-то похожее на зомби-лэнд. — Итак, кадет Смит, как обстоят дела с расследованием по делу о карте? Он задал вопрос на безупречном английском, с легким британским акцентом, и жестом показал на картинку в рамке на стене. Натэниел либо не ожидал подобного вопроса, либо его удивил выбор языка, но он снова покраснел. — Pardon? — переспросил он по-французски. Гамаш улыбнулся. — Быть англо нормально. Если не будешь правдив сам с собой, как распознаешь правду в других? Я спросил про карту. Ты и трое других кадетов занимались расследованием. — Мы прекратили, — ответил Натэниел, снова по-французски. — Мы, понимаете, были очень заняты курсовыми. Они попали в странное положение, как часто и случается в Квебеке, когда франкоязычные говорят на английском, англо же, напротив, на французском. — И как ты поступил со своей копией карты? — спросил Гамаш. — Карты? Не знаю. Она где-то в вещах, полагаю. Коммандер Гамаш склонился к парню. Ровно настолько, чтобы пересечь личное пространство кадета Смита. — Вы тут не для того, чтобы вести светскую беседу, молодой человек. У любого моего вопроса есть цель, и сейчас более чем когда-либо. Мы тут убийство расследуем, а не устраиваем кофейную вечеринку.