— По крайней мере, это не скунс, — сказала Изабель. — Ведь не он? — Может, хорек? — выдвинул версию Желина. Рейн-Мари поместила Грейси в клетку у камина, в компанию к мягкой подстилке и игрушкам для жевания. Четверо людей и Анри склонились над ней, как консилиум хирургов, рассматривающий сложный случай. Она была такой крохотной, что сложно было определить, кто она. Круглые ушки и длинный тонкий хвостик, лапки с острыми коготками. Вся лысая, за исключением клочков черной шерстки, еще слишком коротких, чтобы прикрыть тельце. Она открыла глазки и посмотрела на них. — Щенок, — объявил Гамаш и выпрямился. — Как будто, если вы повторите это трижды, то это станет правдой, патрон, — сказала Лакост. — Не веришь? — спросил Гамаш. — Я отложу решение. — Мудро, — заметил заместитель комиссара Желина. — Сам я остановлюсь на варианте хорька. Désolé, madame. — Не за что, — уверила его она. — Я восхищаюсь вашей решительностью в отстаивании своих убеждений, как бы ошибочны они не были. В её словах не было никакого подтекста или предупреждения. Желина кивнул. Он понял. Враг моих домашних — мой враг. К тому же, в её распоряжении теперь был хорёк. — Нам надо поговорить, — сказал Гамаш, укутал Грейси полотенцем, чтобы той было тепло, и накрыл сверху своей ладонью. — Oui, — согласилась Лакост. — Мне необходимо ехать в Академию. Вы вернетесь? Она посмотрела ему в глаза, он едва заметно кивнул. Кадеты здесь, в деревне. Вдали от любопытных глаз, будь то даже глаза заместителя комиссара Желины. И Гамаша такое положение дел вполне устраивает. — Я вернусь чуть позже, после обеда, — вслух ответил Гамаш. — Я привезу месье Желину обратно, после того, как введу в курс дела. Изабель Лакост уехала, а мадам Гамаш предложила мужчинам поздний ленч: — Вы вряд ли сегодня успели поесть. — Это правда, — сказал Желина. — Но мне не хотелось бы вас затруднять. Я видел, в деревне есть бистро… — Может быть, лучше побеседовать в более приватной обстановке, — заметил Арман, провожая гостя на кухню, где нарезал свежий хлеб из бакалеи Сары, а Желина помог ему поджарить сэндвичи с уткой, сыром бри и конфитюром. — У вас очень заботливая жена, месье, — заметил Желина, стоя с Гамашем на кухне бок обок. — И не только из-за хорька… — Щенка. — Вы счастливый человек. Мне этого так не хватает. — Не хватает луж возле входной двери? — А хотя бы и луж, — Поль Желина посмотрел на нарезаемые сэндвичи. — Моя жена была совсем как мадам Гамаш. Всегда тащила домой бродяжек. Животных. Людей. — Руки Желины замерли и он озадаченно хмыкнул. — Она умерла три года назад. Временами кажется, что она ушла навсегда. А временами я все еще чувствую аромат ее духов, слышу ее шаги, и поднимаю глаза в ожидании, что увижу ее. А потом вспоминаю. — Соболезную, — сказал Арман. — После её смерти, как только мне предложили место в посольстве, я перебрался в Париж. Мне нужно было уехать. Сменить обстановку. Вернулся я несколько месяцев назад. — Помогло? — спросил Гамаш. — Париж, я имею в виду? — Уже не так больно, — улыбнувшись, ответил Желина. Гамаш улыбнулся в ответ, кивнул и перевернул сэндвичи на противне. Говорить какие-то пустые, банальные слова ему не хотелось. У Поля Желины, ровесника Гамаша, имелся свой персональный ад. Но Гамаш знал и ещё кое-что. Зама комиссара Желину пригласили в Париж не для раздачи канапе на дипломатических вечеринках, отнюдь. Этот человек работал в разведке. Он совершенно точно несколько последних лет был шпионом. И вот он здесь. Задействован в расследовании, чтобы шпионить за ними. — У вас очень красивый дом, месье, — сказал Желина, когда они перенесли сэндвичи на обеденный стол. — Академия Сюртэ, должно быть, чем-то сильно для вас привлекательна, раз вы променяли на неё жизнь здесь. Гость вёл светскую беседу. Но обоим было ясно — несмотря на дипломатичность, начинался серьезный разговор. — Я оставил спокойную жизнь, потому что должен был очистить Академию от грязи, — сказал Гамаш. — Подозреваю, вам это отлично известно. Откусив добрый кусок сэндвича, Жилена одобрительно кивнул. — Вкусно, — проговорил он, жуя, потом, проглотив кусок, продолжил: — Иногда, в попытке вычистить грязь, мы приносим грязь еще большую. И всё становится ещё хуже. Гамаш отложил свой сэндвич и через стол посмотрел на офицера КККП. — К чему вы клоните? — Полагаю, вы готовы на всё, чтобы защитить свой дом, свою семью. Жилена осмотрел кухню, потом развернулся в сторону камина и уютных кресел у окна, выходящего на деревенский луг. — Мы говорим о смерти Сержа ЛеДюка или о чём-то другом? — спросил Гамаш. — О, мы совсем не отошли от темы. Академия Сюртэ есть продолжение вашего дома, не так ли? А кадеты это ваша семья, как и отдел по расследованию убийств когда-то. Вы человек с охранными инстинктами. Забота как дар божий. Но, как и любой божий дар, это одновременно и проклятие. Теперь и Желина аккуратно и с некоторым сожалением, опустил свой сэндвич на тарелку. — Мне это отлично известно. — И что же вам известно? — Мне хорошо известно, как это больно, когда тот, кого мы опекаем, умирает или находится под угрозой. — Я не опекал Сержа ЛеДюка. Заместитель комиссара Желина улыбался. — Я не имел в виду ЛеДюка. Я слышал, тот был неприятным типом. Non. Я имел в виду Академию. — За Академию я беспокоюсь, это правда, — сказал Гамаш. — Но это же учреждение. Если завтра Академия исчезнет, мне будет жаль, но в Париж я не поеду. Желина кивнул и хмыкнул: — Простите, вы намеренно стоите из себя простака, коммандер? Под Академией я подразумеваю кадетов. Юношей и девушек из плоти и крови, находящихся под вашей ответственностью. Пока за Академию отвечал ЛеДюк, случались должностные преступления, незаконное присвоение средств. Возможно даже злоупотребление служебным положением. Слухи, знаете ли. Но вы на должности всего несколько месяцев, а уже произошло убийство. — Стало хуже? Именно это вы пытаетесь сказать? — Я просто спрашиваю. Я следил за вашей карьерой, коммандер Гамаш. И знаю, на что вы способны. Поверьте, я отношусь к вам с большим почтением, уважаю ваш выбор. Взяться за то, чего другие не смогли. Я открываю вам всё это только из уважения. Вы должны знать, зачем я здесь. — Я знаю, — сказал Гамаш. — Вы здесь не ради расследования убийства профессора ЛеДюка, вы здесь ради того, чтобы расследовать меня. — И есть причина, не так ли? Кто с самого начала был против ЛеДюка? — Но я даже оставил его на должности. А мог бы уволить. — А вот это само по себе подозрительно, месье, — Желина промокнул рот салфеткой, аккуратно положил её на стол. — Вы были откровенны со мной, — сказал Гамаш. — Теперь позвольте мне быть столь же откровенным с вами. Я терпеть не мог ЛеДюка, но не убивал его. А здесь вы потому, что я просил прислать именно вас. Впервые с момента их встречи Желина выказал удивление. — Именно меня? — Oui. Я позвонил шефу-суперинтенданту Брюнель как раз перед тем, как ей позвонила Изабель Лакост. И я попросил именно вас. — Но шеф-инспектор Лакост об этом не упоминала. — Она об этом не знает. Офицер КККП склонил голову на бок и изучающе уставился на Гамаша.