Она посмотрела на окно, на надпись, на мальчиков, имена которых помнила наизусть. — Я предполагала, что на витраже сборный образ, — сказала Мирна. — Всех, кого мы потеряли на войне. Я и не думала, что это конкретные деревенские мальчишки. Теперь даже интересно. — Кто они? — спросила Рейн-Мари. — Вот это кто? — Клара показала на центральную фигуру витража. — У него револьвер, хотя у остальных мальчиков только ружья. Почему так? — спросила Рейн-Мари. — Думаю, револьверы у офицеров, — предположила Мирна. — Но он не может быть офицером, — сказала Хуэйфэнь. — Он же ещё ребенок. Наш ровесник. Может и младше. Как если бы, скажем, он — она махнула в сторону Натэниела — стал бы шефом-инспектором. Это смешно. — Однажды, может, и стану, — тихо проговорил Натэниел, никто его не услышал. — Совсем не смешно, особенно если выбирать не из кого — все остальные мертвы, — сказала Мирна. — Произвели в чин прямо на поле боя. — Но вопрос в том, зачем она ему? — настаивала Клара, показывая на уголок карты, точащий из походной сумки. Они уставились на копию карты. Несмотря на то, что это была фотокопия, всем были отлично видны пятна от влаги и бурые разводы. Решили, что это следы долгого пребывания карты в стенах. Хотя, возможно, бурые пятна это совсем не грязь. * * * — Но это же невероятно! — сказал Арман в трубку мобильного, и, поймав на себе взгляды сидящих в зале заседаний, изобразил на лице извинительное выражение. В зал заседаний были доставлены напитки и сэндвичи из белого хлеба с круглой горбушкой из пекарни POM Bakery. Ел их только Жан-Ги. Этот сжует и посуду — подумал Гамаш — особенно если никто на него не смотрит. — Уверены, что это та же самая карта? — он выслушал ответ. — Снеговик. Ага. И Бовуар, и Лакост, и Желина расслышали последние слова Гамаша. Тому позвонили, когда шёл опрос оставшихся представителей факультета. Профессор Шарпантье сидел, сложив руки на колени. Полный самообладания. Если не считать пота, стекающего с него ручьями. Он насквозь промок. Лицо стало настолько мокрым, что блестело, и Жан-Ги опасался, что парень умрет от обезвоживания. — Воды? Он наполнил водой из кувшина стакан и протянул его профессору, но тот отрицательно покачал головой. Даже сейчас профессор отвечал односложно. Не потому, надо отметить, что он старался что-то скрыть. Наоборот, те несколько сырых слогов, которые им удалось выжать из него, говорили о его острой готовности помочь. Видел ли он что-нибудь? Профессор отрицательно мотнул головой. Слышал ли он что-либо? Профессор ещё раз мотнул головой. Хорошо ли он знал Сержа ЛеДюка? Он снова мотнул головой. — Что он преподает? — шепотом поинтересовался заместитель комиссара Желина у Бовуара, пока Гамаш говорил по телефону. — Его досье пустое. Он показал на лежащую перед ним открытую папку. — Он тактик, — ответил Бовуар. — Его нанял коммандер Гамаш. У него звание профессора, но преподает он лишь одну дисциплину. Современную тактику в выпускных классах. — Ему бы преподавать водные виды спорта. Профессор Шарпантье сидел, замерев, как испуганный дикий зверёк. Двигалась только крупная капля пота, ползущая к кончику носа и, наконец, повисшая там. Лакост, Бовуар и Желина дружно уставились на неё. — А зачем он здесь, если не может полноценно преподавать? — спросил Желина, как только капля сорвалась. Краем уха они слушали, как Гамаш говорит по телефону с женой. — Он разрабатывает для курсантов тактические упражнения, — прошептал Бовуар. — Из серии «Что, если…». Для первокурсников это письменные задания и тесты, потом они переходят к ролевым играм и макетам. Мы разработали для занятий масштабные модели, но пошли дальше, к теме поведения в различных ситуациях. Такое внове. — Это нововведение коммандера Гамаша? — Oui. Идея в том, чтобы научить кадетов справляться с ситуацией разными методами, избегая применения силы. А уж если без применения силы никак, кадеты должны знать самые эффективные пути её использования. Заместитель комиссара Желина согласно кивнул. — Коммандер Гамаш лично встречался когда-нибудь с Шарпантье, прежде чем нанять его? — Да, конечно. Хуго Шарпантье несколько лет назад был одним из подчинённых месье Гамаша в Сюртэ. — Он офицер Сюртэ? — уточнил Желина. — Был им. — Один из протеже месье Гамаша? — Сначала. Потом кое-кто другой взял его под крыло, — сказал Бовуар. — Когда Шарпантье проявил недюжинный талант к тактике. — Правда? А кто? — Суперинтендант Бребёф. Желина кивнул, показав, что усвоил эту информацию. Он посмотрел на кресло-каталку Шарпантье: — Ранение? — Нет. Полагаю, у него что-то типа синдрома Паркинсона, — сказал Бовуар. — Иногда он ходит, опираясь на костыли, но чаще просто мотается в своем кресле. В нём проще и быстрее. — Вам доводилось работать с ним в Сюртэ? — Нет, он там оставался недолго. Ушел и создал свою собственную компанию. Работал консультантом. Должно быть, он в этом хорош, — сказал Бовуар, — иначе месье Гамаш не привёл бы его сюда. — Он выглядит испуганным. — Да. Но он такой всегда. — Но как же человек, постоянно находящийся в страхе, преподает технику нападения и стратегию? — Никто не знает самолеты лучше боящихся летать? — сказала Бовуар, с удовольствием заметив, как брови заместителя комиссара поползли вверх. — Я хочу увидеть это сам, — сказал в трубку Гамаш. — Буду дома позже вечером и привезу с собой оригинал карты. Окончив разговор, Гамаш вернулся к столу. — Прошу прощения. — Дома все хорошо? — спросила Лакост. — О, да. — Они нашли карту? Все взгляды уткнулись в профессора Шарпантье. Пот скопился у него в районе воротничка, и когда он заговорил, ручеёк перетек на промокшую рубашку. Слова, казалось, с трудом исторгались из него. Моментально Желина склонился вперед, словно кто-то ударил по спинке его стула. — Минуточку! Вы Х. Э. Шарпантье? Профессор Шарпантье проигнорировал вопрос и продолжал смотреть на Гамаша, который кивнул ему. — Вообще-то карта была найдена несколько месяцев назад замурованной в стены старого здания в маленькой деревушке в восточном округе, — сообщил Гамаш. — В моей деревушке, если на то пошло. А теперь найдено изображение этой карты на витражном окне крохотной часовенки.