— Мне бы хотелось на него взглянуть. — Но вы же сами сказали, что в карте нет ничего ценного. — Всё верно. И, тем не менее, она для вас важна, — ответил Шарпантье. — Как карта, или как что-то иное? Гамаш помолчал, наблюдая за потеющим мужчиной, потом принял решение: — Упакуйте вещи и ждите меня у главного входа через четверть часа. Когда Шарпантье укатил, Гамаш взял карту. Стекло покрывали пятна пота. Гамаш аккуратно перевернул рамку и осторожно высвободил листок. * * * Они прибыли в Три Сосны к половине девятого, и отправились сразу в часовню Святого Томаса, окна в которой всё ещё горели. Когда они вошли, к ним обернулось восемь голов — четверо односельчан и четверо кадетов. Такой толпе позавидовал бы любой министр. — Арман, — проговорила Рейн-Мари, подходя к мужу для приветствия. Затем обернулась к субтильному мужчине, опирающемуся на костыли. Арман предупредил её о позднем госте, но не стал распространяться о нём подробно. Если люди в основном состоят из воды, то этот молодой парень человек больше, чем кто либо. — Это Хуго Шарпантье, — представил его Гамаш. — Он профессор. — Вы один из наших преподавателей, — узнал его Жак. — Читаете «Современные методы тактики”. — А вам бы, кадет Лорин, быть повнимательнее на занятиях, — сказал Шарпантье. — Помнится мне, на последних двух тактических занятиях вы были застрелены, и взяты в заложники на третьем. Тест проводился в помещении завода. Вы провалились. Хуэйфэнь попыталась сдержать улыбку, Амелия с Натэниелом смотрели на Жака с интересом. Золотой мальчик не просто лишился сияния, он помертвел. Хуго Шарпантье повернулся к коммандеру. Гамаш встретил его взгляд, точно зная, о чем тактик думает. Четверо кадетов. Не в Академии, а в крошечной часовне за много миль от города. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод, что их тут спрятали, хотя сами они этого не понимают. — Профессор Шарпантье коллекционирует карты, — объяснил Арман. — Думаю, он может помочь. Вернее, он думает, что может помочь. За всю дорогу сюда Шарпантье не сказал ни слова о карте или ещё о чем-то. Это молчание вполне устраивало Армана. Ему было о чём подумать. — Вот она, — сообщила Рейн-Мари, направляясь к витражному окну. — Как же мы раньше не замечали? — И не должны были, — сказал Шарпантье. — Посмотрите на его лицо. Двое солдат были изображены в профиль и устремлялись вперед. Но этот юноша смотрел прямо на зрителей. — Вот на него вы и должны были смотреть, — Шарпантье указал одним из своих костылей на мальчика. — Выражение его лица такое выразительное, что отвлекает внимание от всего, в том числе и от карты. — Полагаете, внимание от карты отвлечено намеренно? — спросила Мирна. — Внимание перенаправлено, — уточнила Хуэйфэнь, вычитавшая это в своем учебнике по тактике. Авторства Х.Э. Шарпантье. — Какая-то цель преследовалась, — согласился Шарпантье. — Но была ли она в сокрытии карты? Не понимаю, зачем кому-то помещать карту на витраже, а после смещать общее внимание на что-то другое. — Почему бы не оставить всё как есть, имеете вы в виду? — спросила Рейн-Мари. — Или сделать карту заметной, — сказала Мирна. — Может, карта не важна. Просто деталь, — предположила Клара. — Как пуговицы, или грязь, или револьвер в кобуре. Просто чтобы добавить достоверности. — Достоверности? В карту со снеговиком? — спросила Рут. — С кем, по-твоему, канадские экспедиционные войска воевали? С Фрости-фрицами? Гамаш достал оригинал карты, и Шарпантье забрал её у него из рук без всякого спроса. Сравнил с той, что на витраже. Карта была та самая. Копии карты были разбросаны по скамьям, среди тарелок с остатками говядины, рукколы и камамбера на багетах. Среди цыплят, песто и нарезанных яблок на свежем мультизлаковом хлебе из пекарни Сары. Среди бутылок с пивом и напитками полегче. Впервые попав в Три Сосны и узнав, что местные жители время от времени устраивают в часовне своего рода пикники, Арман и Рейн-Мари были смущены. И даже, пожалуй, возмущены. Но через пару месяцев Рейн-Мари спросила: — Кем установлено правило, что в церкви не едят и не пьют? И они испробовали это на себе. Сначала ощущали себя странно, неправильно. Как будто Господь обидится на людей, принимающих пищу в Его доме. Пока не поняли, что есть, пить и смеяться в церкви не кощунственно. Кощунственно оставлять церковь пустой. — Как ты её заметила? — коммандер Гамаш спросил Амелию. — Как вы проглядели её? — в ответ поинтересовалась Амелия. Клара хотела цыкнуть на неё, но успела остановиться, осознав всю справедливость вопроса. Как они проглядели? Неужели их так приковали к себе солдатские лица, что всё остальное стало фоном, как и предположил молодой профессор? И что ещё больше настораживало — было ли это преднамеренным отвлекающим маневром? — Я смотрела на неё, — Амелия указала на Рут. — Она была на чём-то зациклена. — На истинной природе мужчин и их месте в универсуме, — сообщила Рут, обратившись к Шарпантье. Казалось, она восхищалась двумя его костылями, сравнивая их со своей единственной тростью. — В основном, на смысле жизни. — Конечно, — сказал молодой человек. — … Потому я сосредоточилась, — продолжала объяснять Амелия, — на окне позади неё. И тут же увидела. — Может, переместимся куда-нибудь в другое место? — спросил Жак, поднимаясь со скамейки. — Задница затекла. — Да, у меня тоже заноза в заднице, — заметила Мирна, взглянув на своего жильца. — Пошли, — согласилась Клара. — Я устала, и Лео пора прогуляться. Маленький лев дремал на её коленях, в то время как Анри и Грейси спали на полу у скамейки Рейн-Мари. Оказавшись снаружи, Амелия расслышала, как две женщины в темноте упрашивают питомцев: «Ну, пописай! Ну, покакай!». Она остановилась на дорожке в ожидании. Спиной к церкви, спиной к окну. — Писай! Какай! Отвечая на вопрос, как она нашла карту, Амелия не была вполне откровенна. В то время, как всех привлекало лицо солдата, её оно отталкивало. Точнее, отталкивало выражение ужаса. Но главным, что заставило её содрогнуться и отвернуться, была мольба о прощении, написанная на лице юноши. Поэтому, в отличие от остальных, она была вольна, вынуждена смотреть в другой угол витража. И тогда заметила карту. Наконец, сделав свои дела, Лео был подхвачен Кларой, которая передала теплый комочек Амелии. — Пошли домой. * * * Придя домой, Арман показал Хуго Шарпантье его комнату на первом этаже и душевую, потом сам переоделся, а Рейн-Мари включила чайник и стала готовить скорый ужин. Двадцать минут спустя Шарпантье показался в домашнем халате, благоухал мылом и вытирал свои тусклые каштановые волосы. Гамаш расположился в гостиной, возле камина. Ужин состоял из вареной сёмги со спаржей, и ожидал их на раскладных столиках. — Ждёте меня? — спросил Шарпантье. — А где мадам Гамаш?