— Я бы тоже так подумал, — продолжил мэр. — Если бы был на вашем месте. Извините, я не должен был смеяться. Тут нет ничего смешного. Убит человек, и мне бы расстроиться. Но я не расстроен. Мэр сцепил пальцы, его смеющиеся глаза стали колючими. — Я презирал Сержа ЛеДюка. И если бы когда и задумал кого-то убить, то именно его. Если кто и заслуживал смерти, то именно он. Каждое воскресенье я хожу в церковь. Иногда и по будням, чтобы помолиться за горожан, находящихся в нужде или горе. И я всегда молился за Сержа ЛеДюка. — За спасение его души? — предположил Желина. — За то, чтобы он умер. — Вы настолько ненавидели его? — спросила Лакост. Мэр Флоран откинулся на спинку кресла и секунду молчал, в наступившей тишине Изабель Лакост расслышала смех и выкрики играющих на улице детей. — Вы тут, потому что в курсе всей истории. Потому что коммандер Гамаш сообщил вам, что случилось в вашей академии. Лакост удержалась, чтобы не поправить его насчет «её академии». Понятно, что он имеет в виду. — Повторяться не хочу, просто скажу, что у нас тут очень маленькое сообщество. Мы не богаты. Главное наше достояние — наши дети. Мы годами зарабатывали деньги, чтобы организовать им достойное место для игр и развития. Место, где бы они могли посещать клубы по интересам, и круглый год заниматься спортом. Чтобы они росли крепкими и здоровыми. А после они наверняка покинут наш городок. Тут мало перспектив для молодежи. Но детство-то мы им должны обеспечить! И в большой мир отправлять закаленными и счастливыми. Серж ЛеДюк украл детство у наших детей. Мог ли я его убить? Да. Убил ли я его? Нет. Он говорил с еле сдерживаемой яростью. Да тут мина замедленного действия, подумала Лакост. Бомба, обернутая в плоть и кровь. Он, конечно, просто человек. Но именно по этой причине он может взорваться. — Я в курсе, что вы и коммандер Гамаш разработали план, согласно которому местные дети могут пользоваться ресурсами академии, — сказала Лакост. — Это должно исправить ситуацию. — Вы так полагаете? Мэр смотрел на неё жестким взглядом, она отвечала ему тем же. — Где вы были позавчерашней ночью, сэр? Он подвинул к себе ежедневник и сверился с записями. — Той ночью я был на ужине в клубе Львов. Ужин завершился около девяти, — он посмотрел на посетителей и улыбнулся. — Мы все так постарели. Девять для нас это уже достаточно поздно. Лакост улыбнулась в ответ, и в мыслях помолилась, чтобы не возникла необходимость арестовывать этого человека. Иногда Господь, думала она, слышит наши молитвы. Услышал же он мольбу мэра. — Потом я отправился домой. У жены дома были участники клуба игры в бридж. Они расстались в конце роббера, и спать мы отправились в десять. — Сколько лет вашей жене? — спросил Пол Желина. Мэр вопросу удивился, но ответил с охотой: — Она на год младше меня. Ей семьдесят два. — Пользуется ли она слуховым аппаратом? — задал следующий вопрос Желина. — Двумя. Да, она снимает их на ночь, — он перевел взгляд с одного посетителя на другого. — И да, полагаю, если я оставлю её среди ночи, она не услышит. У меня случается бессонница. Я спускаюсь на кухню и работаю. Насколько я знаю, Мари не замечает. Я стараюсь не беспокоить её. Ведёт себя, подумала Лакост, как человек, которому нечего скрывать. Или нечего терять. — Вы разрабатываете программное обеспечение, — сказала она, и мэр кивнул. — Какого рода эти программы? — В основном, программы для страховых компаний. Актуарные таблицы. Вы бы удивились, как много переменных необходимо учитывать. — Разрабатываете ли вы программы защиты? — спросила Лакост. — Нет, тут нужно специальное образование. — Информация, с которой вы работаете на страховые компании, конфиденциальна, — сказал Желина. — Приватна. — Чрезвычайно, — подтвердил мэр Флоран. — Таким образом, вы должны работать с информацией так, чтобы её никто не украл? — Нет, я просто разрабатываю программы. За безопасность отвечает кто-то другой. А что? Погодите. Дайте-ка, угадаю, — он изучающе посмотрел на двух сидящих перед ним офицеров, уже без всякой улыбки. — Вы полагаете, что я могу взломать систему безопасности Академии? Возможно, хотя маловероятно. Уверен, защита в Академии очень серьезная. Берите мой компьютер и смотрите, с чем я работаю. И если найдёте порно, то знайте — это моей жены. Тут даже заместитель комиссара Желина улыбнулся. — Должно быть, вы хороши в том, чем занимаетесь, — сказала шеф-инспектор Лакост. Мэр обвел взглядом офис: — Неужели эта комната выглядит как офис успешного человека? Если бы я был так уж хорош, то жил бы в Монреале или Торонто, вам так не кажется? — Мне кажется, это офис очень успешного человека, — заметила Лакост. Мэр Флоранс задержал её взгляд. — Merci. Следователи поднялись, пожали мэру руку, получили заверения, что они тут желанные гости в любое время. Идя по обшарпанному коридору к выходу и яркому мартовскому утру, Лакост сказала: — Актуарные таблицы. С их помощью прогнозируют… — Смертность. * * * Занятия в Академии возобновлялись. Жан-Ги Бовуар узнал это из приказа коммандера Гамаша. Делалось это не просто ради порядка и дисциплины, а чтобы оградить кадетов от самодеятельности. Как-то Бовуар видел слоняющихся возле комнат Дюка. Кадеты крутили возле офиса ныне покойного профессора, снимали отпечатки с дверной ручки, как будто следственная бригада могла что-то пропустить. Замечал он их и в тренажерном зале, где они обыскивали шкафчики в надежде обнаружить хоть подсказку. Хотя, очевидно, понятия не имели, что конкретно ищут. Всё это было естественно и выглядело бы даже мило, если бы так не раздражало. Это стало настоящим наказанием — полная Академия следователей-недоучек. И нераскрытое убийство. Как только в восемь утра занятия начинались, Инспектор Бовуар проверял свой телефон. Он ждал ответа на электронное письмо, но его всё не было. Он набрал длинный номер и стал слушать необычную для вызова мелодию — два сигнала вместо одного привычного долгого. — МакДермот и Райан, — раздался весёлый голос, словно обладательница его торговала плюшевыми мишками или цветочками, а не оружием. — Да, — проговорил Жан-Ги, стараясь контролировать свой квебекский акцент. — Я звоню из Канады. Я из Сюртэ дю Квебек и мы расследуем убийство. — Одну минуточку. Удержание? — подумал Бовуар. Она поставила меня на удержание? У них там что, вся линия забита звонками со всего света от полиции, и все из убойных отделов? Может быть, у них есть подразделение, которое специально этим занимается? Жан-Ги вздохнул и стал слушать классическую мелодию, но ждать ему пришлось недолго — в трубке послышался женский голос, теперь гораздо менее весёлый. — Инспектор Бовуар? — Oui. — Меня зовут Элизабет Колдбрук. Я вице-президент по связям с общественностью. Получила от вас письмо и как раз писала ответ. Прошу прощения за задержку, но мне нужно было убедиться в верности информации, которую я вам передам. Голос её был резок, и Бовуар почувствовал себя виноватым, словно сделал что-то не так. Это чувство часто посещало его, когда он вёл переговоры с кем-то из Парижа или Лондона. — Не могли бы вы все-таки отправить мне ответ, — попросил он, — чтобы у меня было письменное подтверждение разговора? Но и поговорить с вами мне хотелось бы, если вы не против. — Не против. Произошла ужасная вещь. В вашем письме говорится о смерти. Несчастный случай? — Non. Предумышленное. Выстрел в висок. — А! — голос в трубке зазвучал печально, но отнюдь не удивленно. Когда занимаешься производством стрелкового оружия, подумал Бовуар, всегда знаешь, что может случиться. — Вам удалось что-нибудь обнаружить? — спросил он.