Огней на улицах становится всё больше, а людей всё меньше. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что во всём городе сейчас только мы вдвоём. Зорин сворачивает на парковку к небольшому скверу, освещённому круглыми фонарями на резных чёрных столбиках. Его пальцы в момент белеют. Он отпускает руль, разминает их и, отстегнув ремень безопасности, разворачивается ко мне. Приходится сделать то же самое, ведь такие разговоры предполагают взгляд глаза в глаза, как бы трудно нам обоим сейчас ни было. — Знаешь, я всегда думал, что влюблённость похожа на атомный взрыв. Раньше я её не искал, потому что не понимал, как с ней быть при наших постоянных переездах. Да и как-то не цеплял так сильно никто, до этого самого взрыва. А потом мы сюда приехали, с тобой познакомились. Ты меня сразу зацепила, но мне казалось, я наконец нашёл настоящего друга. Странно, что девочку. Но какая разница, если мы были на одной волне? Ты стала частью моей жизни. Важной её частью, Саш. Тогда я, наверное, ещё до конца не понимал, насколько ты вросла мне под кожу. Я видел, как крыло Тайсона от Юльки, как его бомбило, их отношения поначалу были похожи на войну. Потом Матвей… Ты знаешь, это было на твоих глазах. — Знаю, — киваю, скрестив пальцы, чтобы их не заламывать. — И когда меня повело от Вари, я думал, это и есть она, та самая влюблённость. Но даже в своей голове никак не мог произнести признание в любви по отношению к ней. Отец говорит, это какая-то дебильная зависимость, но я с ним в корне не согласен. Спортивный азарт, злость, ревность, постоянное непонимание, постоянное ощущение, что ты в чём-то виноват и желание доказать, что не мудак. Так тупо это всё было, Сань. Тот месяц просто выжал из меня все соки. И никаких чувств там не было. Даже начал думать, может, я на них и вовсе не способен. — Тот месяц был непростым для всех, — грустно улыбаюсь я. Он кивает, своим фирменным жестом взъерошивает волосы. — Прости меня, я столько всего тогда на тебя вываливал, а ты слушала и… чёрт! Даже оправдывала её. Я не знал о твоих чувствах. Даже не представляю, какого тебе было всё это выслушивать. Я бы не смог так. Я не знаю, что ему на это сказать. Мне было больно от мысли, что я могу его потерять. Дружба у нас была действительно настоящая, если не считать мои чувства. Она была дорога мне, несмотря ни на что. И ему я искренне желала счастья, как родному и близкому человеку. — В тот вечер, — скрипнув зубами, выдыхает Клим, — когда я к тебе приехал, ещё не понимал, что моя любовь другая. Не как у знакомых пацанов. Она моя собственная, индивидуальная. Я понимал другое. Хочу быть с тобой. Ощущать тебя рядом. Дышать запахом твоей кожи. И когда мы целовались на кухне… Сань, я никогда не забуду этот поцелуй. Он был очень особенным. И та ночь. Наша с тобой первая… По мне прокатывается волна жара, а сверху накрывает ознобом. Мурашками покрывается всё: от затылка до пяток. Растираю руками плечи. Клим порывается согреть, но тут же одёргивает себя под моим взглядом. Нет. Трогать меня не надо, Зорин. От твоих прикосновений обязательно будет больно. Пока я держусь и слушаю. — Ты спала потом, а я думал, искал место, где перешёл от дружбы к сексу с тобой. В башке был полнейший раздрай. Потом меня срубило ненадолго, а проснуться толком не вышло. Мне позвонил отец Вари, сказал, что она ночью пыталась покончить с собой из-за нашего с ней расставания. Я слышал в трубке, как у её матери при этом разговоре случилась истерика. На меня обрушили обвинение в том, что я чуть не убил их дочь. Накрыло в момент. Серьёзно так, будто по башке ударили. И мне показалось, что я должен помириться с Варей. На время. Чтобы она успокоилась и снова не наложила на себя руки. Посчитал это правильным, выбрать жизнь вместо отношений. И на эмоциях наговорил тебе такого… Я ведь на самом деле не хотел, чтобы ты уезжала. У меня внутри всё рвалось на куски, когда я говорил тебе о Варе. И ещё до конца не осознавал, что с каждым словом по-настоящему тебя теряю. — А потом понял? — мой голос давно охрип, и я даже не пытаюсь этого скрыть. — Я быстро понял, Сань. Мне дышать без тебя трудно. И любил я тебя всё это время. Мне больше на хрен никто не нужен. Ты — моя родная девочка. Я тебя вот здесь чувствую, — стучит двумя пальцами по сердцу. Сань… — подаётся вперёд и берёт мои ладони в кокон из своих. Его тепло снова рассыпает по мне миллионы мурашек с колючими лапками. Губы онемели, их покалывает, а сердечку больно. И от признаний Клима, и от его взгляда, и от того, что я чувствую — он не лжёт. Вижу, как трудно было ему всё это рассказать, а он видит, как трудно мне было слушать. У меня, наверное, лёгкий шок. Пока не могу трезво оценить сказанное им. И как передать ему словами всё, что я чувствовала в те первые сутки, не знаю. Между нами рассыпалось на осколки самое важное, что, на мой взгляд, должно быть в отношениях — доверие. Я боюсь снова ему верить. — Отвези меня домой, пожалуйста, — прошу Зорина, выпутывая свои ладони из его рук. — Да, конечно, — он легко соглашается и на ближайшем перекрёстке меняет маршрут. Мы едем молча, варясь каждый в своих эмоциях. Он останавливается. Вместе выходим из машины. Вместе идём в подъезд. Я не гоню его. Поднимаемся на лифте к моей квартире. — Ты уезжаешь на следующей неделе? — тихо спрашиваю я. — Если пройду медосмотр, — его голос тоже сел, и мы как два придурка с ангиной, говорить нельзя, но пытаемся. — Победы, — грустно улыбаюсь. — Спасибо, — касается пальцами моей руки. Прячу её за спину и отрицательно дёргаю головой. — Чуть не забыл, — он лезет в карман своих брюк и достаёт мой старый мобильник, который был у Рафа. — Держи, это ведь твоё. Забираю у него трубку и ухожу домой. Прислоняюсь спиной к двери, упираюсь в неё затылком и чувствую, что Зорин ещё не ушёл. Может быть, даже сейчас стоит там, также прислонившись спиной к двери. Глава 37 Клим Так сложно уйти и нельзя остаться. Сегодня я сделал всё, что мог. Но оторваться от этой двери никак не выходит. И я всё ещё стою, прислонившись к ней спиной. Закрываю глаза и представляю, как двигаюсь к Саше по тонкому льду. Он трещит под ногами от любого неосторожного шага, и чтобы добраться на другую сторону, к ней, нужно запастись терпением. Ещё пара минут, и пойду. Завтра очередной сложный день. Мне надо приехать во Дворец раньше и поговорить с тренером. Прислонив ладони к полотну двери, представляю, как Сашкины прижаты сейчас с другой стороны. И мы могли бы касаться друг друга. Можно даже не говорить ничего. Всё вроде уже сказано… Ладно, надо ехать. Отталкиваюсь, одёргиваю рубашку. По коже стремительно проносится холодок. Веду плечами и решаю пройтись по лестнице. Дурацкий повод задержаться в Сашкином подъезде на пару минут дольше. Выхожу на улицу, поднимаю взгляд к небу, вдыхая вкусный весенний воздух. Сажусь в тачку и еду на съёмную квартиру. Отцу не звоню даже. Пусть остынет, завтра после вечерней тренировки заскочу, пообщаемся на тему его сообщения. А пока надо заставить себя спать. Моему организму, привыкшему к определённому режиму, не нравится, что я с него слетел. Повесив рубашку на спинку стула, ложусь на прохладную простыню и трачу уйму времени на то, чтобы очистить голову абсолютно от всех мыслей. Глаза открываются по привычке немного раньше будильника, но сегодня я вроде как даже выспался за последние несколько дней. Ухожу на пробежку, возвращаюсь, принимаю душ и собираюсь во Дворец. На дорогах ещё относительно свободно. Доезжаю без пробок. Здороваюсь с удивлённым охранником и шагаю прямиком к тренерской, по дороге позволяя себе написать Саше в ВК короткое «Доброе утро». Сегодня у неё на завтрак будет латте с миндальным молоком и горячие блинчики с яблоком. Подтвердив заказ, облокачиваюсь на стену и жду. Нервы разгоняются с каждой пройденной минутой, и вот я уже брожу туда-сюда по коридору в ожидании Юрия Германовича. Мля, вот как? Как можно было так облажаться?! И сообщение от отца всё ещё где-то на заднем плане кажется совершенно несерьёзным, хотя я знаю его. Вряд ли это шутка. Но меня волнует другое. После гонки я утёк в мысли о том, как исправить ситуацию с Сашей, и допустил непростительную ошибку. Надеюсь, она не выйдет мне боком. Столько пахать ради этого чемпионата и так бездарно его просрать из-за стакана сока. Да нет. Нет, блин, не может такого быть! — Зорин, ты чего тут в такую рань? — хмурится идущий по коридору Терехов. — К вам. Поговорить можно? — Тааак, начинается… — проворачивает ключ в замке тренерской. — Заходи. Чего встал? — открыв дверь, пропускает меня вперёд. — Садись, вещай. — Да я постою. — Сядь, я сказал! Раз сам пришёл, значит, разговор не на две минуты. Терехов садится в своё кресло, ставит локти на стол и внимательно смотрит на меня. — Ночью с субботы на воскресенье была гонка, — он знает, что я увлекаюсь. Да если бы и не знал, сегодня я всё равно бы признался, потому что это далеко не самое страшное, что может случиться. — Выиграл? — серьёзно спрашивает Тренер. — Да. — Отмечали? Под его взглядом я чувствую себя как на детекторе лжи. — Да, но я не пил. Только сок. — И где накосячил тогда? — С соком и накосячил, Юрий Германович. В баре заказал, ушёл к парням за ключами от тачки. Вернулся, выпил залпом и свалил. А в машине потом не то чтобы хреново, просто странно было, но прошло вроде быстро. Думаю, если бы было что-то, меня бы штырило гораздо дольше. — Зорин, — закатывает глаза Терехов. — Ну ты же опытный, чтоб тебя! Ну чё ты творишь?! Женить вас всех принудительно, что ли?! Ну вы же профессионалы! Вы у меня все на контрактах, Клим! Впахиваете, будь здоров. К титулам рвётесь. А потом… — Что? — Потом влюбляетесь и ведёте себя как придурки! Ты понимаешь, что если сейчас что-то серьёзное найдём, для тебя накроется всё. И Челябинск, и вытекающий из него чемпионат мира. Ты один из сильнейших у меня в своей группе, Зорин. Дать бы тебе! Хорошо хоть додумался предупредить, — вздыхает Терехов. — Как сам-то хоть думаешь, что могли подсыпать? Чем у вас там травиться принято? — Не знаю. Не интересовался никогда. В нашей компании никто не увлекается. Там девка рядом крутилась. Но они весь вечер крутятся. Мероприятие располагает. — Ясно. Симптомы? — Пульс скакнул, голова немного закружилась. Не сильно. И прошло быстро. — Ну так себе симптомы. Всё что угодно может быть, начиная с того, что при твоих нагрузках ты слетел с режима… — Откуда вы знаете? — перебиваю и затыкаюсь. — Я всё про вас знаю, Клим, — стучит по своему планшету. — Молчал. Тебе время нужно было для восстановления эмоционального фона. Но сейчас всё, Зорин. Это неприемлемо от слова «совсем»! — Я понимаю, Юрий Германович. — А раз понимаешь, зачем тянешь в рот всякую дрянь, в которой не уверен?! — ударяет кулаком по столу. — Ладно, поехали, — поднимается со своего места.