− Кто вы такие? – мой голос от волнения срывается на хриплый шёпот. – Зачем я вам? − Ты действительно ничего не помниш-ш-шь? – спрашивает тот, который Шоа, останавливаясь, как и велел ему соучастник. − Не помню что? − Нас с-с-с братом. Наш-ш-ше совместное путеш-ш-шествие. Наши… отнош-ш-шения? − Отношения? – степень моего офигевания растёт просто в геометрической прогрессии. – Путешествие? Вы, наверное, бредите. Либо обознались. Мы с вами незнакомы. И между нами нет никаких отношений. − Знакомы, Ж-шеня, − возражает второй. И я чувствую, как меня вынимают из рук первого. Чтобы завернуть ещё во что-то. Одеяло, кажется. А на ноги ещё и что-то тёплое надевают. Судя по ощущениям, мои любимые вязаные носки, которые мне Тамара Павловна подарила. Значит, действительно она вещи собирала. И именно это позволяет мне наконец-то успокоиться немного. Ситуация до ужаса странная и пугающая. Но всё же эти двое, кажется, не собираются причинять мне вред. По крайней мере, пока что. Может, всё-таки произошла какая-то ошибка? − Простите. Я, правда, не помню вас. И даже рассмотреть сейчас не могу. Когда мы с вами познакомились? − Когда ты лежала в коме, − оглушает меня совершенно неожиданный ответ. Ну точно бред. С горла вырывается истерический смешок. − Вот не смешно. Совершенно. Как я могла познакомиться с кем-то, если была без сознания? − Мы обязательно обо всём рас-с-сскажем, Ж-шеня, − обещает тот второй, который постоянно раздаёт приказы. − Как только окажемся на наш-ш-шем корабле. Здесь оставаться небезопас-с-сно. − Постойте. Я не соглашалась никуда с вами идти. И уж тем более, не позволяла, чтобы вы меня куда-то тащили. Это… это… похищение вообще-то. И противозаконно. − М-м-м, малыш-ш-шка, ну как мы могли не похитить тебя, когда так долго ис-с-скали и так сильно сос-с-с-скучились? – урчит ласково тот первый, который Шоа. И меня снова отнимают, как переходящее знамя, чтобы сжать в огромных лапищах. − Но я вас не знаю. И не хочу ни на какой корабль. Откуда здесь вообще корабли? До ближайшего большого водоёма чёрт знает сколько… − У нас другой корабль. Ему водоёмы не нуж-шны, − фыркает этот… шутник. − Всё равно. Верните меня домой. − А если мы тебе скаж-шем, что на корабле у нас-с-с есть то, что вернёт тебе зрение? И полнос-с-стью вылечит от последс-с-ствий удара молнии. А вот это уже больно. Нельзя так мерзко шутить. − Я скажу, что вы заигрались. Таких волшебных лекарств не бывает. Не стыдно издеваться? − Что ж, видимо, у нас не остаётся другого выхода, кроме как доказывать тебе делом, что мы говорим правду, − вздыхает «командир». – А когда убедиш-ш-шься, тогда и поговорим. 6.2 − То есть, вы меня не отпустите? – обречённо уточняю я. − Куда тебя отпус-с-стить, Женя? – передо мной вырастает огромный чёрный силуэт. – К матери, которая превратила тебя в бес-с-справную куклу? Или к этому с-с-сопляку, которому тебя реш-ш-шили продать? − Что… откуда вы… − задыхаюсь я. – Это не ваше дело! Просто отпустите и всё! − Нет, − моего подбородка касаются чьи-то пальцы, заставляя вздрогнуть. Поворачивают мою голову, вынуждая ощутить чужой внимательный взгляд на лице. – Ты не помниш-шь нас-с-с. Но мы знаем тебя. И помним, что ты сделала… ради нас-с-с. После твоей немыс-с-слимой жертвы, самое малое, что мы можем с-с-сделать, это вернуть тебе здоровье. Не с-с-спорь, маленькая. Мы обязаны вернуть тебе этот долг. − Поверь, крош-ш-шка, − к макушке прижимается лицом второй, тот, что держит меня на руках. Неужели целует? Вдыхает мой запах… боже... – Мы не желаем тебе зла. Только не тебе, маленькая. Не знаю, что со мной… Но что-то в этих словах отзывается странной тоской внутри. За живое цепляет их настойчивость, уверенность. Бережность. И я почему-то… верю. Разум вопит, что это глупо, опасно, что нельзя полагаться на слова неизвестных мужчин, которых я даже не вижу. Что они несут какую-то чушь. Притом с жутким шипящим акцентом. Что всё это не может быть правдой… А глубоко внутри что-то шепчет: «Поверь. Ты же чувствовала, что с тобой что-то произошло, пока лежала в коме. Неужели тебе хочется назад в ту клетку? Терпеть дальше боль? Отказаться… Сама же потом будешь жалеть». − Доверься нам, − увещевает душу бархатный шипящий шёпот. А мужские пальцы на подбородке становятся мягче, гладят моё лицо, согревая озябшую кожу, так нежно, трепетно. Губ касается чьё-то дыхание. Не пугая больше. Волнуя. Точно с ума схожу. − Я, наверное, делаю жуткую глупость, − выдыхаю. – И, возможно, потом сильно пожалею. Но ладно. Я согласна принять ваше предложение помощи. А потом вы меня отпустите. − Не пожалееш-ш-шь, Ж-шеня, − теперь в голосе «командира» слышится довольная улыбка. − Потом мы поговорим. Что-то царапает меня в его ответе. Но мне на голову уже набрасывают одеяло, прижимают крепче к широкой и почему-то слишком твёрдой груди. И мы снова срываемся с места, да так быстро, будто мчим на каком-то байке, или ещё на чём-то похожем. Но звука двигателей неслышно. Только свист ветра и звуки ночного леса. Разве возможно так быстро бежать? Точно нет. И шагов я тоже не слышу. Всё-таки они на чём-то едут, наверное. Эта гонка длится ещё минут десять. А может и дольше. Мне сложно определить точнее, потому что я не только странным образом успокоилась после принятия столь сомнительного решения, но даже успела немного задремать в руках своего похитителя, пригревшись в уютном коконе. То ли усталость от этого безумного бесконечного дня сказалась, то ли моё инстинктивное, необъяснимое и ничем не оправданное доверие к этим двум типам. А когда мы наконец останавливаемся, сонную меня снова передают с рук на руки. Поднимают куда-то. Слышатся странные звуки, шипение, клацанье. Запахи сырого осеннего леса сменяются другими, которые я даже описать не могу, не то что определить. Снова раздаётся шипение, едва ощутимый щелчок. Меня устраивают у кого-то на руках, позволяя даже высунуть голову из кокона одеяла. Кажется, мы находимся в салоне какой-то… машины. Наверное. Не могу рассмотреть ничего кроме смутных очертаний, тонущих в полумраке, и мигания каких-то огоньков. Зато тут тепло. И я снова невольно начинаю клевать носом. Завернувшись в одеяло плотнее и склонив голову на грудь своему похитителю. Немыслимая беспечность. Прихожу в себя внезапно, когда ощущаю, что из моих пальцев осторожно вытаскивают плед, в который я неосознанно вцепилась. − Что… где мы? – кручу головой в бесполезной попытке рассмотреть хоть что-то. Вижу только то, что тут уже намного светлее. Кажется, это какая-то небольшая комната с белыми стенами. Двое чёрных мужских силуэтов довольно чётко выделяются на этом фоне. Но они какие-то странные. Слишком огромные. − На наш-ш-шем корабле, − отвечает мне тот, что склонился надо мной. «Командир». − А что вы делаете? – я ещё крепче хватаюсь за края пледа. Понимаю, что сижу на чём-то твёрдом и прохладном. − Хотим снять с тебя лиш-ш-шнее, чтобы уложить в регенерационную капсулу, − терпеливо объясняет мне мой похититель. Чёрт. К такому я точно не готова. − Я не хочу, чтобы вы меня раздевали. Если это нужно для лечения, я сама… − Я тебя не раздеваю. Одежда тебе не помеш-ш-шает. Только это, − он снова тянет за плед. − Ладно, − уступаю. – А что это за капсула такая? Это тот самый ваш волшебный прибор, который может меня вылечить? − Да, − подтверждает «командир». − А что я должна делать? − Ничего. Просто лечь и рас-с-слабиться, − его голос напряжён, словно он едва сдерживает какие-то эмоции. Разжав мои пальцы, мужчина всё-таки стягивает с меня плед. Потом, недовольно фыркнув, сдёргивает и пиджак Тимура. А дальше... просто замирает, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. Вокруг меня наступает гнетущая тишина. Два пристальных взгляда на моей коже ощущаются почти материальными. И мне не нужно их видеть, чтобы знать, куда именно они смотрят, что именно вызвало такую ошеломлённую реакцию. Мои плечи, частично шея, спина покрыты страшным рисунком шрамов, словно под кожей красные корни проросли. Ещё и гематомы наверняка новые появились. Это наверняка выглядит жутко. Хочется спрятаться от этих взглядов. Спрятать свои увечья. Мне почему-то дико неприятно, что эти незнакомцы могут испытать отвращение ко мне. Хотя какая мне к чёрту разница? Мне должно быть всё равно, разве нет? − Уродливая, да? – хмыкаю невесело. Рядом слышится шипящий вдох. − Глупая, − отрезает «командир». – С-с-сильно болит? − Нет, − ворчу, чувствуя себя задетой. И почему это я глупая? Не я же пялилась. Моей шеи неожиданно касаются чьи-то пальцы. А потом… о боже. К обнажённому плечу прижимаются нежные губы. Проводят дорожку по самому чувствительному месту. Я замираю, забыв как дышать. − Не обижайся, маленькая, − слышу тихое возле уха. − Нам прос-с-сто… тяжело видеть эти следы твоих с-с-страданий. Давай, мы тебя уложим и запустим капс-с-сулу. Немного поспиш-ш-шь в ней и всё пройдёт. Это какой-то гипноз. Ласковый шёпот укутывает меня в бархатную нежность, убаюкивает. И я даже не замечаю, как позволяю невидимому мужчине снова поднять меня на руки. А когда он опускает обратно, подо мной уже нет пледа. Лишь гладкая прохладная поверхность. − Ложис-с-сь вот так, − меня укладывают и помогают выпрямить ноги. Даже расправляют юбку платья. – Сейчас не бойся. Капсула закроется, и ты уснёш-ш-шь. А когда проснёш-ш-шься, мы будем рядом. Только теперь до меня доходит в полной мере, на какое безрассудство я согласилась. Не зная ничего, не видя, просто взяла и позволила каким-то странным незнакомцам засунуть меня в какой-то свой странный прибор. Откуда во мне вообще взялось это непонятное доверие к ним? Может, они вообще какие-то маньяки? Может, насильники, или извращенцы, или на органы меня сейчас порежут, или… этих "или" так безумно много. Мгновенная паника накрывает меня с головой, заставляя беспомощно дёрнуться из мужских рук.