– Идеей? – живо откликнулся Михаил. – Тогда плохи наши дела: пока не осуществит, не излечится. С потрясающими идеями всегда так… Итальянец тонко улыбнулся, извинился, и, отойдя к решетке, хлопнул три раза в ладоши. – Я, конечно, не Христос, но я – христианин. А каждому христианину по силам сотворить хотя бы одно маленькое чудо. В проеме коридора показались два поваренка в соответствующем облачении вплоть до белых накрахмаленных колпаков. Их руки были обременены аппетитными серебряными судками, плетеной бутылью и дубовым бочонком. Заключенные поспешили очистить стол от комбинированного тюремного хлама – газет, банановой кожуры и вазы с незабудками. В мгновение ока стол был покрыт ослепительно белой льняной скатертью, уставлен расписными блюдами, хрустальными бокалами и серебряными приборами. Ресторатор с видом избалованного неизменным успехом фокусника приоткрыл один из судков. Михаил потянул носом и сообщил сокамернику, что пахнет многообещающе, но что он бы на его месте не стал бы спешить с выводами до самого до последнего кусочка, с чем сокамерник не замедлил согласиться, прикрыв значительно глаза. – Балдёдж! – рассмеялся итальянец. – Пожуем – узнаем, – небрежно бросил Михаил и, деловито принюхавшись к бутыли, безошибочно определил: – Граппа. – Вино? – равнодушно откликнулся Игорь. – Итальянская чача, – наставительно объяснил сокамерник и, не удержавшись, добавил: – Если ты знаешь, что это такое, петербуржец ты наш рафинированный… – Как растительное масло, что ли? – уточнил Игорь. – Всего только капелька оливкового, синьоры, – забеспокоился сочинитель нового блюда. – В основном, сливочное… Михаил разлил граппу по рюмкам. – На посошок, аллоре? – Грация, синьоре, грация, – подхватился ресторатор, – но на работе, как у вас говорят, ни-ни!.. – Чего не скажешь на трезвую голову, – отмахнулся от возражений Михаил. – На посошок и на ход ноги – это святое! Выпей, аллоре, а то счастья не будет, пока дойдешь, таверна твоя прогорит… – Тампон вам на язык! – ужаснулся суеверный как все рестораторы итальянец. Но на посошок все же пригубил, пожелал «буоно аппетито» и поспешно удалился, одарив присутствующих целой библиотекой визиток, буклетов и альбомов, рекламирующих его почтенное заведение. Поварята, выпросив у героя недели по автографу, весело припустили за своим хозяином. – Игорь, тут к тебе какая-то девушка рвется, – постучав предварительно по решетке дубинкой, доложил охранник. – Хорошенькая? – встрепенулся Игорь. – Ну-у, – неопределенно затянул полицейский, – не Шэрон, конечно, Стоун, но… – И не Вупи, наверное, Голдберг, – обнадежил Михаил, протирая очки и плотоядно щурясь на «Паппарделле а-ля Игор Суров». – Пропустить? – поделился снедавшим его нетерпением охранник. – Слушай, Сань, а я вообще имею право хотя бы одному отказать? – полюбопытствовал Игорь. – Конечно, имеешь, – сказал Михаил. – Только зачем начинать именно с девушки? – Да нет, девушку я приму, – поспешил внести ясность Игорь. – Просто мне хотелось бы знать: есть у меня выбор? – А якжешь, – кивнул сокамерник, – целых три! Первый: принять. Второй: дать на лапу Сане столько, сколько он берет с посетителей, дабы наш Аргус мог проявить свою неподкупность без ущерба для своего кармана. Третий: разругаться с Саней и тем ухудшить свое положение, то есть спать, есть, смотреть ящик и почитывать газетки исключительно в соответствии с внутренним распорядком, утвержденным лично начальником полиции. Кстати, этот перл чиновничьего вдохновения висит в простенке между окнами, можешь ознакомиться… – Это правда, Сань? – обернулся Игорь к полицейскому. Тот кивнул: – Чистая ложь! У нас ведь не Бухенвальд какой… Пропустить? И действительно, перед Игорем предстала не Шэрон Стоун и не Вупи Голдберг, а нечто среднее – по красоте, таланту, шарму, возрасту, цвету волос, глаз и загорелой кожи. Коротенькие шортики подчеркивали стройность ног, кокетливый топик – отсутствие хирургических вмешательств в процесс формирования бюста. – Ой, – улыбнулась девушка, – привет! Вы меня, наверное, не помните? – Нет, почему же, – расцвел в ответной улыбке, исполненной посильной галантности, Игорь, – конечно же помню! – Да? – вытянулась в лице девушка и, слегка отпрянув от решетки, нервно огляделась, словно определяясь с направлением отхода на заранее подготовленные позиции. Но если и определилась, все же не отошла. – И даже знаете, как меня зовут? – Нет, что вы, – честно признался Игорь. – Помню, что где-то когда-то вас видел, но где и когда… Девушка попыталась скрыть вздох облегчения и, вероятно, преуспела бы в этом, если бы вовремя озаботилась привести в силиконовый порядок свою грудь. – Я была в том баре, когда вы так лихо разобрались с этими бандитами… – А, – сказал Игорь и замолчал, ожидая дальнейшего развития событий. – Вы так благородно, так героически поступили, а на вас за это таких собак понавешали!.. – Каких собак? – не понял Игорь. – Изнасилованных, – подсказал сзади сокамерник. Охранник схватился руками за решетку и отвернулся, выдав свое веселье невнятным ржанием. Девушка сверкнула в его сторону глазами, но от комментариев воздержалась. – Я собственно вот зачем вас беспокою, Игорь. Скажите, вы в Бога веруете? Легкая оторопь привела героя в полное замешательство. – А кто это? – вновь встрял в чужой разговор, усердно жующий сосед. Лошадиное ржание перешло в шакалий плач. – Господи, я вам так сочувствую! Оказаться не по своей воле в обществе таких… таких… – Кретинов, – догадался сокамерник. – Хуже! – не согласилась посетительница. – Но вы не отчаивайтесь, Игорь. У меня есть для вас верное средство – наш фамильный оберег! Вот, – девушка извлекла из сумочки нечто вроде ладанки и, несмотря на сопротивление решеток четвертой стены, умудрилась надеть ее на шею Игоря. – Только не снимайте ее. Пока она на вас, вам нечего бояться… – Спасибо! Большое спасибо! – поблагодарил Игорь. – Может, посидите с нами? Не думайте, они только с виду хуже кретинов, а на самом деле лучше… – Ой, ну что вы, – заторопилась девушка, – что вы! Я недостойна сидеть рядом с таким героем… – А как насчет полежать? – задался резонным вопросом сосед по камере. – Хулиган! Бесстыдник! – Пылая пунцовыми пятнами негодования, девушка стремительно скрылась с глаз. Сокамерник трясся за столом от смеха, не забывая, однако, заедать итальянскую чачу блюдом имени героя недели. – Сань, – позвал Игорь полицейского. – Ну, – отозвался тот, утирая крокодильи слезы. – Сколько тебе заплатить, чтобы ты нас хотя бы на пару часиков в покое оставил? С охранника мгновенно слетела всякая смешливость. В одном из многочисленных карманов мигом отыскался калькулятор. – Если считать, что за час к тебе рвется в среднем три-четыре человека, то… – Пяти сотен достаточно? – Вполне, – расплылся Саня в меркантильной улыбке. – Держи… Игорь уселся за стол, потянулся к бочонку. – Зря, – сказал Михаил. – Если кто-то решил тебя отравить, то лучше помереть под градусом, чем с полным мочевым пузырем, да еще и в постыдной трезвости. Игорь застыл с набитым ртом. – Кто бы тебе ни посоветовал не пить ничего крепче пива, он не о благе твоем заботился, – продолжал Михаил, не обращая внимания на оторопь сотрапезника. – Попробуй разок напиться, чем черт не шутит, а вдруг вспомнишь, наконец, то, что тебе вспомнить никак не удается… – Что вс-вспомнить? – хотел спросить Игорь, но не спросил, закашлялся, поперхнувшись. Сокамерник протянул ему объемистую рюмку с граппой. – С твоей стороны было довольно-таки неосторожно оказаться в нужное время в нужном месте да еще с таким поразительным результатом. Невозможно заставить знающих людей поверить, что это было обычное везение. Еще труднее – что результат одного только мастерства… – Кто вы… ты? – справился, наконец, Игорь со своей мимикой и горлом. – Вообще-то я разгонятель тьмы светочем печатного слова, – последовал ответ. – Чего? – Тьму словом разгоняю, скуку – водкой, тоску – обжорством.