Часть 59 из 110 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Плейбой задумался. Было видно, что дело это для него не совсем непривычное.
– А не врешь? Поклянись!
Отшельник хитро сощурился:
– Э нет, Господь клясться не велел. Сказал: пусть будет слово ваше да – да, нет – нет, а клясться, дети мои, заподло.
– Ты что, в самом деле отшельник?
Отшельник замялся, было, с ответом, но все же решил не увиливать:
– Так все равно же в бегах, в лесу, почему бы, подумал, и не стать отшельником? Хуже не будет, а в будущем может пригодиться…
– Ну и правильно, – поддержал его плейбой и протянул руку. – Спиридон.
– Шпоня, – ответил рукопожатием отшельник.
На том и распрощались. Отшельник с охотником. Игорь с ними. Но не мы – с Игорем.
4
А за одной горой, двумя холмами и тремя пригорками, наискосок от того места, где мы отказались прощаться с Игорем (это не так далеко, как выглядит в тексте), расположилось живописным биваком моторизованное подразделение охотников (три джипа цвета сафари, гусеничный вездеход и бронированный рейдер на воздушной подушке). От подробного описания личного состава прагматично воздержимся: главные лица читателю известны, а статисты вряд ли интересуют его больше, чем нас. Достаточно сказать, что пансионат «Солнышко» заметно опустел в результате предпринятой его постояльцами коллективной вылазки на пленэр. Необходимо также добавить, что ряды этого коллектива существенно пополнились в связи со срочным прибытием из Москвы непосредственного начальства – полковника Крутикова А. С. Под впечатлением речи последнего подразделение как раз и пребывало: осмысливало тезисы.
– Товарищи, – сказал Крутиков (хотя, честно говоря, если бы не оперативная обстановка, он бы назвал их совсем иначе), – знаю, вы ждете от меня разносов и оргвыводов. Так вот, их не будет. Положение наше настолько серьезное, что поиски стрелочника не спасут ни машиниста, ни даже начальника вокзала. Все мы находимся в одной лодке, терпящей бедствие. Спастись можем только сообща, дружно и продуктивно работая. В противном случае всем нам вечная память, как тем нашим товарищам, которых мы сегодня в результате неблагоприятного стечения обстоятельств не досчитались… (Последовала укороченная минута молчания, проведенная без демаскирующих жестов – вставания и лишения голов тирольских шляп и пробковых шлемов.) Довожу до сведения потенциальных иуд, которых нет, и не может быть в нашем коллективе, что в данном случае предательство не спасет их от летального исхода. Причем ликвидируют их как раз те, кому они продадутся… Итак, первая наша задача: обнаружить и обезвредить пропавшую систему. Вторая: эвакуировать ее на основную базу. Третья… Впрочем, до выполнения третьей еще надо дожить, товарищи. Тогда о ней и поговорим. (Тут товарищи дружно усмехнулись горькой усмешкой профессионалов, для которых содержание третьей задачи не представляло никакого секрета: нейтрализация каналов возможной утечки информации.)
Далее речь плавно перешла в оперативное совещание руководства различных служб под координирующим председательством полковника Крутикова. Разумеется не на открытом воздухе, а в экранированных недрах вездехода. Вновь, но уже не косвенно, как раньше, а напрямую, сцепились в несогласии доктор Борменталь и майор Беридух. Первый настаивал, что несмотря ни на что, система «Беркут» лишь частично вышла из-под контроля. Второй ехидно интересовался той частью системы, которая под контролем все же осталась, всячески намекая на ее неудобопроизносимость и обвиняя доктора в преступном потакании своим фрейдистским предрассудкам. Подполковник Прохоренков чувствовал себя лишним, частично отстраненным от командования, так что в перепалку не вмешивался, мучительно размышлял над своим ближайшим будущим. Ничего утешительного он в нем не видел: отставки не примут, а дотянуть до пенсии в их ведомстве – большая проблема… Зато полковник Крутиков излучал энергию за десятерых. Приказания так и сыпались на головы подчиненных: там-то устроить мышеловку, туда-то отправить наблюдательную группу, задействовать новый канал, законсервировать старый… Наконец дело дошло и до двух системщиков, явно скучавших за своими мониторами в том же вездеходе.
– Что приуныли, ребята? – попытался их взбодрить Крутиков.
– Невеселая картинка, товарищ полковник.
– Две картинки, – уточнил второй системщик.
В принципе хватало для работы и одного, но доктор Борменталь настоял в свое время на обязательном дублировании. Так надежней. И так оно и было – до недавних пор.
Полковник взглянул на мониторы и моментально обнаружил неполадку.
– Так они же у вас не совпадают, не в ногу идут, – сказал он, глядя на два силуэта – по одному на каждый экран.
– Вот и мы о том же, товарищ полковник, – кивнули системщики. – Две картинки, два разных объекта…
– То есть, почему разных? – всполошился доктор Борменталь.
Майор Беридух, не расставшийся с черными очками даже в штабной полутьме вездехода, таинственно улыбнулся.
– Как давно они разные? – задал вопрос по существу полковник.
Системщики, не сговариваясь, щелкнули мышками и доложились с точностью до секунды.
– Надо сверить с данными медтехников, – то ли решил, то ли предложил Борменталь. – Альберт Степанович… то есть товарищ полковник, разрешите вызвать сюда Эвалину Саввичну, в смысле, старшего лейтенанта Кликушинскую?
– Разрешаю, но чуть попозже, доктор.
Доктор непонимающе уставился на полковника. Тот был невозмутим.
– Запасные компьютеры имеются?
– Должны, товарищ полковник, – вдруг оживился Прохоренков. – Сейчас точно выясню.
Завхоз Бережной с гордостью доложил по связи, что есть целых три штуки. Крутиков приказал доставить все.
Настройка у двух классных системщиков и подключенной к ним отдыхающей смены не заняла много времени, куда дольше пришлось ждать загрузки основной программы.
Наконец все было готово. Полковник дал команду, системщики защелкали клавишами, забегали мышками, и уже на пяти мониторах появилось пятеро силуэтов. Несколько секунд все молча смотрели на экраны, перебегая взглядом от одного к другому, от другого к третьему…
– Товарищ полковник, вы – гений! – вынес свой вердикт один из системщиков. – Смотрите, на четвертом мониторе еще один не дублированный объект!
Крутиков, не скрывая довольства, оглядел присутствующих. Взгляд его остановился на Борментале.
– Надеюсь, доктор, мне не надо вам объяснять, что это значит?
– Это было бы лишним, Альберт Степанович. Но как вы догадались?
– Все вопросы потом, товарищи. Сейчас – за дело. Времени у нас в обрез. Евгений Сергеевич, срочно вызовите из штаба округа дополнительный контингент!
– От вашего имени, товарищ полковник?
– Нет, не от моего. А по приказу генерал-лейтенанта Дымова!
– Есть!
Бивуак, производивший впечатление сонного сборища раскаявшихся живодеров, вдруг пришел в движение. Люди забегали, моторы заревели, невидимые глазом, неслышимые ухом, неощутимые интуицией приказы, команды и дезинформационные сообщения устремились в эфир.
5
Дорога не показалась Игорю ни грустной, ни страшной, хотя идти он старался, избегая проторенных цивилизацией путей, непролазными местами, если, конечно, таковые находил. Главное было не попасться никому на глаза до самого города, а уж там, как он надеялся, станет полегче. Проблема была в том, чтобы, ходя нехожеными тропами, не утратить человеческого облика, в противном случае в городе лучше не показываться, сделаться отшельником (вариант, припрятанный по зрелом размышлении на черный день).
День стремительно догорал – бездымно и беспепельно. Вдоль дороги, на которую Игорю все же пришлось, в конце концов, выбраться, были разбросаны причудливые дома с высокими оградами. Некоторые уже плескались в лучах затейливой подсветки… То и дело попадались таблички устрашающего содержания. «Стой! Частное владение!», «Без особого приглашения не звонить!», «Осторожно, злая охрана!», «Оставьте меня в покое!», «Просьба визитных карточек, не загнутых должным образом, не присылать!». И так далее, если, конечно, есть куда…
Мимо проследовала открытая машина, полная хохочущей молодежи. Чей-то звонкий девичий голосок сообщил:
– Ой, ребята, гляньте – маньяк!
Ребята глянули, притормозили, приветственно помахали руками, угостили банкой колы, ловко, на ходу, водрузив ее на парковочный автомат, пожелали доброй охоты и, вторя диким свистом и гоготом ударной волне взбесившихся динамиков («We are gonna kick some ass tonight!»[73]), скрылись за поворотом.
Кола оказалась достаточно холодной и освежила его. Он шел, инстинктивно выбирая плохо освещенные улицы и порою действительно казался себе маньяком, правда, неизвестно какого профиля.
Чем глубже в город, тем теснее улицы, веселее и беззаботней поток человечества; вечер проворно утрачивал непомерную скудость впечатлений, которой отличался в загородном своем обличье. После однообразного безумия цикад, неоновый хмель музыки, говора и смеха приятно расслаблял, обещал и манил, внушал и подтрунивал. Игорь поймал себя на том, что улыбается. Просто так. Всем вместе и никому персонально. В том числе собственным мыслям. Мыслей было много, но ни одна определенностью похвастаться не могла. Большинству из них была свойственна вопросительная интонация. Утехи беспамятства приелись, а разоренный чердак сознания был не в состоянии предложить ничего другого, кроме, может быть, опасливого соображения: как бы ему не поддаться невольно спеси вооруженного человека, слоняющегося среди безоружных людей. Пару раз он даже всерьез подумывал избавиться от оружия, однако, врожденная осторожность (или благоприобретенная беспечность) удержала его от столь опрометчивого в его положении шага.
Постепенно до сознания стала доходить некоторая странность бросаемых на него взглядов. Иные, особенно красноречивые взоры выражали недоумение. Не меняясь внешне, внутренне обеспокоился. Завидев ярко освещенный магазин модной одежды, попытался проникнуть внутрь, но был вовремя остановлен на входе бдительным охранником, – сколь корректным, столь и непреклонным.
– Прошу прощения, но в таком виде мы клиентов не принимаем.
Растерянный Игорь взглянул на свое отражение в зеркальной витрине и обомлел. Неужели этот оборванец с шальными глазами и есть он? Не может быть! Он не такой, каким кажется с виду, он лучше, краше, умнее, импозантнее. Ему ли не знать! Вот именно, усмехается он, – не знать ни черта о себе – его призвание…
Повинуясь внезапно заявившему о своих правах рефлексу, Игорь порылся в карманах, вернулся к входу и протянул бдительному охраннику стодолларовую купюру. Охранник, повертев в руках денежку, пожал плечами и неприязненно взглянул на взяткодателя.
– И ты воображаешь, что я ради этой бумажки стану рисковать своим местом? Да ты… именно тот, кем выглядишь… Забирай и вали отсюда, парень!
– Не гони меня, братишка, – сказал Игорь, сам удивляясь и содержанию и интонации своих слов. – Позволь войти и принять человеческий облик. Или… или сам купи мне что-нибудь поприличнее. Ты не сомневайся, я платежеспособен, у меня таких бумажек много…
Парень замялся, задумался, вгляделся, огляделся и, вернув деньги, шепнул: «Подожди тут, в сторонке»».
Игорь молча повиновался. Минуты через две появился охранник с длинным пляжным халатом в руках. Накинув халат на плечи Игорю, лично провел в примерочную кабинку для особо важных персон, снабженную для комфортного примеривания всем необходимым, включая душ, туалет, диван, бар-холодильник и кондиционер. Стены были драпированы вешалками со всевозможной мужской одеждой, в пестрой массе которой особенно бросались в глаза строгие фраки, вальяжные смокинги, кружевные жабо, высокие, сверкающие лаком цилиндры и… наплечная кобура из мягкой пепельно-песочной замши. Игорь недоумевающе оглянулся на охранника. Тот невозмутимо улыбнулся:
– Я бы на твоем месте брат, изменил внешность. На всякий случай, мало ли… Там, – охранник указал на неупомянутое выше зеркало-трельяж, – найдешь все, что для этого нужно…
На изящной, обтянутой телячьей кожей коробке было золотым по темно-синему тиснено: «Походный набор гримера». Игорь растерянно кивнул, не зная, что сказать, чувствуя себя одновременно бессовестным обманщиком и наглым самозванцем[74].
– Только не оставляй здесь своих лохмотьев, – найдут, крику не оберешься, – предупредил охранник, выходя и плотно закрывая за собою двери.
Вкус у Игоря оказался самый что ни на есть банальный: темно-синие джинсы, голубая рубашка с короткими рукавами, да легкая серая куртка, – прикрыть арсенал.
Расплатившись в кассе для особо важных персон (где миловидная кассирша, узрев наличность, едва не впала в прострацию), он попытался найти своего благодетеля, но тот, словно сквозь мраморный пол провалился[75]. Ну, ничего, не сегодня, так завтра он его обязательно разыщет, еще не вечер. То есть вечер, но не тот, который имеется в виду, – какой бы вечер в виду не имелся…