– Ксюша? Что-нибудь случилось? Молодые люди переглянулись и поспешили оставить немолодого наедине со своими проблемами. – Да, – сказала трубка, – случилось. Можешь ты мне объяснить, что там у вас в Южноморске происходит? Какие-то перестрелки, маньяки, трупы, борьба с холявой… Вы что, все там с ума посходили? – Началось, – подумал Аникеев, вспомнив о нехороших предчувствиях. Одно это «у вас в Южноморске» – говорит само за себя и обойдется ему, в лучшем случае, в кучу нервов и еще одну седую прядь. Сейчас опять начнет за Харьков свой агитировать: там чудеса, маньяк не бродит, колбасы на ветвях растут… – У нас, между прочим, дочь! – продолжала трубка нагнетать обстановку. – Ты что, собираешься ее под конвоем в школу провожать и из школы встречать? А музыка? А хореографический кружок? И вообще, как мы там жить будем, среди всего этого криминала? Может нам лучше сразу в Чечню переехать – там еще веселее, Аникеев… На Аникеева между тем накатила вдруг такая сонливость, что удержать зевка не было никакой физической возможности. Зевок же получился впечатляющий – от души, во всю пасть, да еще и с руладами. Не только в Харькове, но даже в Южноморске было слышно. Маруся в приемной в момент отлипла от Нечаева, схватилась за давно закипевший и обиженно отключившийся электрочайник и принялась сооружать начальству кофе. Для Нечаева могучий рык шефа тоже не пропал даром, напомнив о баре «Ильич» и телефонном звонке родной тете. – Ой, извини, Ксюш, двое суток не спал, в командировке мотался, – попросил трубку о снисхождении Аникеев. Но трубка не снизошла, ответила частыми короткими гудками. Перезванивать Аникеев не стал, не в том был состоянии. Надо было срочно вздремнуть минуток на триста, затем сделать зарядочку, принять душ, позавтракать или, точнее, пообедать, а уж потом со свежей головой и довольным желудком… Нет, отчеты – первым делом, а баеньки потом… Он взглянул на шифрограмму, достал из сейфа дешифровальный диск, включил компьютер. «Предлагаем ужесточить контроль за примерным поведением известных вам лиц. Подробности при встрече. Центр». – Ваш кофе, Александр Николаевич. Сейчас отчеты принесу… – Минут через десять с еще одной чашечкой кофе, – дал вводную Аникеев, быстренько опорожнил чашку и направился в санузел при кабинете, оборудованный душевой кабинкой, поразмышлять под шумок над глупостью приказа. Ну скажите пожалуйста, каким образом он может ужесточить контроль за поведением того же Лядова? И зачем контроль за ним ужесточать, если этот миллиардер лично ни во что, кроме алхимии, астрологии и каббалы, не лезет. Вот сжечь его на кресте действительно не помешало бы. За чернокнижие. Но вряд ли авторы шифрограммы, говоря об ужесточении контроля, имели в виду аутодафе… Ладно, разберемся при личной встрече. Интересно, кто это будет – генерал Копысов, Михаил Туров или все же Жорж Алихан?.. Отчеты состояли в основном из рапортов штатных и доносов нештатных агентов. Детектив, занимавшийся поисками без вести пропавшего эстонского бизнесмена Томаса Вейдле, докладывал, что, судя по всему (то есть обстоятельствам исчезновения и характерным признакам, это исчезновение сопровождавшим) разыскиваемый объект находился в активной разработке компетентных органов, скорее всего по графе шпионаж… Аникеев пометил в настольном календаре дату и время встречи с заказчиком и перешел к следующему. Агент, внедренный в общество пифагорейцев, сигнализировал о кардинальной смене его курса, решительного поворота от созерцательности к действию. Пифагорейцы намеревались в самое ближайшее время захватить власть и установить в Южноморске правление всех святых, предварительно вернув городу его исконное название Неокротон. В дальнейших их планах значились: запрет на поедание всех бобовых, запрет на умерщвление живых существ в низменных гастрономических целях (ибо все живые существа являются родственными друг другу), упразднение частной собственности и введение одинакового образа жизни с глубоким уклоном в математику и музыку для всех горожан… Аникеев невесело усмехнулся: все идейные всегда кончают одним и тем же – мечтой о власти… Группа наблюдения, приставленная к «Анюте», рапортовала о новой пассии Анны Сергеевны Лидии Петровне Угорской, являющейся начальницей водозаборной станции и по совместительству законной супругой зампрокурора Угорского. Среди прочих контактов этой деятельной особы, группа наблюдения особо выделяла два ее визита. Один – в роддом, к своей постоянной партнерше Фякинской Марии (биологический отец ребенка выясняется). Другой – к некой Пантелеевой Анастасии Никифоровне, владелице кафе-бара «Голый пупок». Характер их взаимоотношений неясен. Подслушивающая аппаратура в указанном баре и в квартире Пантелеевой А. Н. будет установлена в ближайшее время… Аникеев улыбнулся и начертал на раппорте резолюцию: в установлении подслушивающих устройств нет необходимости… НП № 5 сообщал о неоднократных незаконных проникновениях в дом Кульчицкого во время его отсутствия. Неприкрытое нахальство проникавших, а также слабая маскировка их действий, санкционируют предполагать в них сотрудников органов безопасности… Тут Аникеев крякнул и потянулся, было, к телефону – предупредить Стаса, но вовремя передумал: помочь он ему все равно ничем не может, так зачем зря нервировать? Камердинер Марафета (кодовое имя «Рифмач») доносил, что за последние двое суток его хозяин неоднократно пытался связаться по различным каналам, в том числе интернету и спутниковому мобильнику, с несколькими городами в Швейцарии (Лозанна, Цюрих, Берн) и одним в Великобритании (Лондон). Имел приватную беседу с Пряхиным (кодовое имя «Потап»). В беседе затрагивались следующие вопросы: 1) Кульчицкий и его внезапное исчезновение; 2) Новое местонахождение реставрационной мастерской Кульчицкого (прежнее покинуто в спешном порядке); 3) Исчезновение охранника по кличке Шпоня (Рифмачом высказано предположение, что указанный охранник находится в панических бегах по причине нечаянного приобретения смертельно опасных сведений. Характер сведений в беседе не затрагивался)… Аникеев почесал в затылке, потер виски, упер подбородок в ладонь. А ведь Стас ему об этой мастерской даже не заикнулся! Нет, все же деньги сволочная штука, портят человека. И без них хреново, и с ними не всегда хорошо. Особенно если нет к ним привычки – прочной, наследственной, облагороженной традициями. А у нас ни у кого и в помине нет ничего такого. Потому наши богатеи так нас раздражают. Да и не только нас. Слава Богу, в смысле – глаза б мои не видели, насмотрелся на этих «новых русских» в Мюнхене. Богатство им идет, как корове седло!.. Оперативно-следственные мероприятия, предпринятые по факту нападения на НП № 2 и дорожно-транспортного происшествия, спровоцированного неизвестными в отношении ГПО (группы поддержки и обеспечения), привели к установлению факта причастности к данным инцидентам некоего формирования (организации), базирующегося в пансионате «Солнышко», среди сотрудников которого детективом-стажером Мирошником была опознана в качестве одной из участниц нападения на НП № 2 некая Кликушинская Э. С. (согласно данным регистрационного журнала пансионата). Техническая оснащенность, режим секретности и строгая дисциплина однозначно свидетельствуют о том, что мы имеем дело с подразделением какой-то из спецслужб, скорее всего, российского происхождения. Какой именно – выяснить пока не удалось… А я что говорил! – возликовал мысленно Аникеев. – Какая к черту мафия! Спецура – она и в Африке спецура… Ликование по поводу своей прозорливости сменилось крайней озабоченностью обилием спецслужб в отчетах. Образно выражаясь, куда ни ткнись, везде чекист. Предстояло принять трудное решение: ставят ли под угрозу проект действия какой-либо из этих спецслужб, и если ставят, то, что ему, Аникееву, надлежит предпринять: сидеть, сложа руки, или… Александр Николаевич помотал головой: нет, на усталую голову такие вопросы не решаются. Следует оставить ее в покое на все те же три сотни минуток здорового сна. Аникеев запер кабинет, предупредил Марусю, вышел на улицу, остановил такси и велел отвезти себя домой. Адрес ему называть не пришлось, любой таксист в Южноморске знал его назубок – с тех самых пор, как охранно-розыскное предприятие «Дельта-поиск» провело с извозчичьей корпорацией разъяснительную работу о вреде рвачества, хапужничества и грубиянства… Все же сильна в российском человеке совковая закваска. Широта души, обнимая весь мир, с пренебрежением минует собственное тело. Даже десять лет прозападной жизни и год стажировки в лопающейся от сервиса Германии, не надоумили Аникеева уяснить то, что в процветающих странах просто всасывают с молоком матери (архаичное выражение, обозначающее детскую смесь, получаемую младенцем через пластиковую соску), а именно: хочешь выспаться, отдохнуть без внезапных визитов и телефонных звонков, бери номер в отеле, вешай на дверь соответствующую табличку, и вперед – к сретенью летаргической истины. Аникеев понял свою ошибку уже, будучи в собственном подъезде, уже нажимая кнопку вызова лифта. Мол, черт с ним, с родным потолком, обойдусь наемным, родной целее будет. Но накопившаяся усталость не позволила воспользоваться припозднившейся умной мыслью. Возвращаться на улицу, опять ловить такси, искать гостиницу, снимать номер, заполнять бланк, когда ты уже почти дома… Да пропади все пропадом! Телефон отключу, звонок отвинчу, окна заколочу, чтоб без слов было ясно: все ушли на фронт и кланяться велели. (Заметьте, возня с молотком и отверткой кажется нам меньшим физическим бременем, чем визит в отель в комфортабельном автомобиле.) Подстегиваемый раздражением, он не стал дожидаться лифта, пулей взлетел на четвертый этаж, бесшумно отомкнул входную дверь и крадучись двинулся дозором по собственной квартире. Что-то в нем вдруг профессионально закоротило. Интуиция, воспользовавшись временным отсутствием логики, запировала на просторе, стращая, понукая да всячески дергая. Кухня, ванная, детская и спальня посрамили все ее инсинуации своей безобидной безлюдностью. Оставалась гостиная, дверь в которую, вопреки обыкновению, была плотно прикрыта. Мелькнула глупая мысль (она же – великолепная идея): постучаться. Тук-тук! Кто там? Это я, хозяин квартиры. А вы кто? Мы никто, мы психотическая тревога твоя, заходи, пообщаемся… С голыми руками? Как бы не так!.. Действительно, как он раньше не подумал о том, что не вооружен, а стало быть, безопасен для любых придурков и отдельных умников. Слава Богу, он теперь в родном городе и может позволить себе воспользоваться всеми разрешениями на весь свой арсенал. И Аникеев бесшумно скользнул обратно в спальню. Первый же тайник, к которому он обратился за помощью, ошеломил его своим содержанием. Ладно бы оказался просто пуст – ни одиннадцатимиллиметрового «кольта», ни запасных обойм, – так еще и вместо них какая-то издевательская открытка с рукописным текстом самого бесцеремонного содержания: «Аникеев! не будьте ослом, пройдите в гостиную. P. S. Во всех остальных тайниках вы обнаружите то же самое. Не верите? Убедитесь сами». Поверить он поверил, но отказать себе в удовольствии самолично убедиться в том, что его не обманывают, не пожелал. Убедившись, поплелся в гостиную, теряясь в загадках, разгадках, недоумениях, а также в различного рода уверенностях и убежденностях, одна из которых уверяла, что всё пропало, другая, напротив, убеждала в обратном, что всё только начинается и, следовательно, блажен, кто вырваться на свет надеется из лжи окружной, а тот, кто из правды – вдвойне блажнее, то есть блаженнее… Гостиная сияла всеми своими светильниками, включая Ксюшину гордость – двадцатичетырехламповую люстру венецианского стекла. В любимом кресле Аникеева восседал не кто иной, как Генрих Иванович Остерман, известный нашему читателю еще под несколькими не менее звучными именами, а Александру Николаевичу только под одним – Мстислав Лукич Цигорин. На сей раз барон был одет по всем правилам парижского бомонда, так что описать его наряд не представляется возможным. Можно лишь слегка намекнуть на цветовую гамму. Намекаем: гамма была пастельных тонов; гамма утонченного мужества и не подавляющего величия. – Ну, наконец-то! – воскликнул барон, изображая руками необыкновенное радушие, а улыбкой – ликование матери, дождавшейся единственного сына с чеченского фронта. – А мы, признаться, вас заждались, Александр Николаевич. И где, думаем, наш хозяин пропадать изволит? Неужто в Тын Казачий по служебной надобности отправился, из племянницыных родителей детектором лжи правду-матку выковыривать? Да с чего, думаем, он взял в свою светлую голову, что они ее знают, правду-то? – Вас и не узнать, господин Цигорин. Куда подевалась ваша роскошная шевелюра? Ваши брежневские брови? Где стальной, пронизывающий взор? – поднапрягся и разразился встречными вопросами аналогичной тональности Аникеев. – Не поверите, Александр Николаевич, но моль, проклятая моль все съела! Кроме контактных линз, разумеется. Эти сами куда-то сгинули… – А проникли вы сюда как, волшебное слово сказали типа сим-сим? – Что вы, я и слов-то таких не знаю. А проник самым обычным способом, Александр Николаевич, – как черт к Ивану Карамазову. Надеюсь, читали? Детектив как-никак… Достоевского Аникеев, конечно же, читал. В девятом классе. Преступление и наказание. И даже понял, почему эта книжка так называется. Потому что написать ее было преступлением, а читать – наказанием. Имя Иван Карамазов ему тоже кое о чем говорило. Кирилл Лавров душит Валентина Никулина. Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Вот ведь порядки какие у них были: не помолился на ночь – к стенке!.. – Александр Ни-ко-ла-е-вич, ау, вы меня слышите? Аникеев сфокусировал поплывший, было, взгляд на незваном татарине, незваный татарин указал на журнальный столик, заваленный проводками, микро-микрофонами и прочей подслушивающей электроникой. – Как видите, я не первый, кто к вам проник без приглашения. Все, что вы здесь видите, извлечено из самых разных, порой неожиданных уголков вашей квартиры. Даже в туалете один обнаружился. У вас, часом, нет привычки запираться там с диктофоном на случай внезапного возникновения свежей сыщицкой мысли, которой не хотелось бы забыть? Нет? Я так и думал, так и думал. Что ж, и в спецслужбах встречаются извращенцы… Ну да Бог с ними, не о них речь… Кстати, вы обратили внимание, что не все «жучки» одинаковы? Вижу, обратили. Это вам о чем-нибудь говорит? – Допустим… – Не уточните ли, о чем именно? Аникеев не стал спешить с ответом: уселся в свободное кресло, потом встал, сходил в один карман за сигаретами, в другой за зажигалкой, взял с подсервантника пепельницу, вновь уселся, закурил, затянулся, не торопясь, выпустил дым. – О том, что вы не поленились весь этот хлам с собою сюда притащить… – Что ж, как специалист констатирую: с защитной реакцией у вашей психики все в порядке. Но мой вам совет: не напрягайте ее чрезмерно, чревато паранойей, знаете ли… – Я вас в психотерапевты не нанимал. Выкладывайте, зачем пришли. – Да я вроде бы кое-что уже выложил, – кивнул барон с развеселой улыбкой на журнальный столик. – А я уже сообщил, что я об этом думаю. Дальше что? – Дальше я попрошу вас как о личной услуге допустить, что не я это все сейчас сюда принес, я только обнаружил их благодаря одному хитроумному приборчику. Итак, Александр Николаевич, вы готовы это допустить или категорически отказываетесь напрягать изношенную на службе воображалку? – А не пошел бы ты, Мстислав Лукич – или как тебя там? – в жопу со своими гнилыми понтами, а? – Смотря в чью, Александр Николаевич, смотря в чью, – с покладистой рассудительностью заметил барон. – Ежели упомянутая вами часть тела достаточно нежна, чиста и не подвержена приступам геморроя, то почему и не сходить, не уважить вашу просьбу? Думаю, мы еще вернемся к этому вопросу. А пока не обсудить ли нам некоторые дела и отдельные делишки вашего поисково-охранного предприятия… «Сигма», кажется, розыск? – Дельта – поиск, – с неприязненной педантичностью уточнил Аникеев. – Ах, да-да-да, как я мог ошибиться! Не бета, не дзета, не тета, а именно дельта. То есть устье реки, распадающееся на несколько рукавов или рук, каждая из которых сама по себе и знать не знает чем заняты остальные… – Послушайте, Цигорин, вы не могли бы просто, ясно, без этого пошлого актерства сказать, к чему вы клоните и какого, собственно, хрена вам надо? – Господи! – возвел барон очи горе, – как же с вами уныло, Аникеев! – А я не клоун, чтобы вас веселить. – В самом деле, Бим? – изумился Генрих Иванович. – Кончайте провоцировать и переходите к делу, иначе… – Не надо иначе. Докладываю. Один из комплектов подслушивающей аппаратуры был установлен в вашей квартире по прямому указанию вашего заместителя Алаева, Аслана Иаримовича, устроившего под сенью вашей крыши, то бишь сыскного агентства, нечто вроде посреднической конторы между похитителями людей из числа чеченских террористов и близкими похищенных. Проценты берет божеские: от десяти до двадцати, в зависимости от суммы выкупа. За наводку на тех лиц, которые могут быть с выгодой умыкнуты, взимает отдельную плату, причем вперед. Такса колеблется от десяти тысяч долларов – если жертва не представляет собой ничего выдающегося, – до ста тысяч, если объект занимает какой-нибудь крупный пост или известен свой толстой мощной… – Что за чушь! Вам прекрасно известно из моих отчетов, что никаких чеченских террористов нет и в помине, что все это лишь инсценировка, чтобы нагнать законопослушного страху на некоторых борзых бизнесменов, что половина выкупа идет на благотворительность… – Мне-то известно, дорогой Александр Николаевич. Но вряд ли эта закрытая информация в ближайшие двадцать лет сможет стать достоянием гласности. А вот та, которую я, изячно выражаясь, озвучил, – вполне. И не через двадцать лет, заметьте, а хоть завтра… За доказательствами дело не станет. Вот фотокопия купчей на роскошную виллу в окрестностях Ниццы, которую недавно приобрел ваш заместитель… Кстати, какое жалованье вы ему положили, если не секрет? – Тридцать тысяч в год, не считая премиальных. – При строжайшей экономии, он вполне мог скопить необходимую для приобретения это виллы сумму лет этак через сто-сто пятьдесят… По-французски читаете? – Только по-немецки и по-английски, – смутился Аникеев. – Полагаю, разобрать фамилию и сумму первого взноса труда вам не составит… – А это что, фотографии виллы? – спросил Аникеев, вытаскивая из поданного пакета стопочку цветных снимков. – Нравится? – До лядовского теремка ей далеко. Аникеев умолк с явным намерением не проронить больше ни слова всуе, однако не удержался – ехидство заразительно – и с соответствующей улыбочкой возвратил часть долга: – Так же как и вашему прогулочному баркасу до лядовской яхты… – Ваш Лядов выскочка, нувориш и проходимец! – озлился Цигорин. – Вы столько сил и средств затратили на него, но даже самой простой вещи – откуда у него такие деньги, – узнать не смогли.