– В этом я не одинок. Многим хочется это знать, но никому пока толком ничего выведать не удалось. Одни фантазии вместо фактов… – Иногда хорошо обставленная, тщательно продуманная фантазия стоит сотни неопровержимых фактов! – изрек назидательно гость. Затем, лукаво взглянув на хозяина, смягчился: – Впрочем, требовать от мента, пусть и бывшего, фантазии – все равно, что от мерина потомства… – Зато таким, как вы, все карты в руки. Или фотографии с купчими на французском языке… Может, вы мне еще и пленку прокрутите с записью переговоров Алаева с чеченцами? – Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в рёбра Его, не поверю. Фома Неверующий. Евангелие от Иоанна. Глава двадцатая, стих двадцать пятый… Но мне почему-то кажется, что газетчикам вполне хватит того, что есть. Набросятся, оглоеды, как шакалы на мертвечину… – А что, вилла действительно существует? – А как же! И официально принадлежит вашему заместителю. Можете справиться в префектуре Ниццы… – А почему именно Алаев, а не я? – А вы не догадываетесь? – то ли делано, то ли искренне удивился барон. – Суки! – кратко, конкретно и емко резюмировал Аникеев. – Совершенно с вами согласен, – горячо поддержал хозяина гость. – Какие игры, такие и исполнители. – Ладно, – сказал Аникеев, – я не справился с заданием и теперь, чтобы хоть как-то окупить напрасные расходы, вы, или те, кто за вами, решили подписать меня на какое-нибудь дерьмо, для чего и стращаете компрой. Итак, что я должен сделать? – Аникеев, вы – уникум! – восхищенно покачал головой Лжецигорин. – Чемпион мира по истыкиванию неба пальцем! Я начинаю подозревать, что озоновая дыра – ваших рук дело. Но в это, боюсь, даже «Комсомолка» не поверит… Аникеев стал угрожающе извлекать себя из кресла. Барон посерьезнел: – Отвечаю подробно. С заданием вы справились. Просто изменилась ситуация, – там, – барон бросил многозначительный взгляд на потолок. – На небесах, что ли? – съязвил Аникеев. – Низко летаете, берите выше – в Кремле, – не остался в долгу Лжецигорин. – Затея с особой экономической зоной признана ошибочной, не отвечающей национальным и государственным интересам России. Вот и весь сказ. А делать вам, Александр Николаевич ничего особенного не надо, просто прикройте вашу охранно-розыскную лавочку и дуйте к жене в Харьков, пока она там без вас не обрела своего незамысловатого женского счастья с кем-нибудь другим, менее беспокойным и более удачливым. Свято место пусто не бывает, сами знаете. А что может быть святее брачного ложа? Если барон добивался от хозяина аварийного катапультирования из кресла с подарочным набором гостеприимных намерений, суть которых в итоге сводилась к одному: привести гостя в более или менее непригодное для дальнейшего функционирования состояние, то он своего добился. Баталии, однако, не произошло – ремни безопасности помешали. Изумлению Аникеева не было конца и не намечалось краю: он и не подозревал, что его обычные с виду кресла снабжены такими устройствами. Может из них и надувная подушка откуда-нибудь выскакивает, предохраняя грудную клетку седока от излишне жесткого столкновения с реальностью? Итак, избегайте неприятных сюрпризов, изучайте родную мебель заранее, а не во время внештатных ситуаций… Александр Николаевич подергался еще на всякий случай, проверяя крепость ремней, но хватка у них оказалась железная. – Вы явный осел, Аникеев, коль скоро за столько лет не сумели развеять ваших иллюзий в отношении ваших близких, – неторопливо, в такт сложному процессу раскуривания сигары, заявил Цигорин и, не скрывая довольной усмешки, уставился на хозяина, как бы ожидая веских возражений по существу с привлечением соответствующих цитат из Апулея, Лукиана и других древних авторов, специализировавшихся на ослиной тематике. Но Александр Николаевич, видимо, и Апулею и Цицерону предпочитал руководство по рукопашному мордобою. Ибо, вместо того чтобы соорудить в ответ достойную контроверзу (например: «Я не явный осел, я очевидный умник: зачем менять одни иллюзии на другие, менее привычные, с которыми еще предстоит долго и мучительно сживаться?»), вновь попытался оказать посильное гостеприимство незваному гостю. И вновь не смог покинуть своего кресла. «Уж не инвалидное ли оно?», – мелькнуло в нем страшное подозрение. Александр Николаевич вдруг с ужасом понял, что не ощущает ни одной своей конечности, кроме верхней, да и та кажется чужой, взаймы у кого-то одолженной. – Меня подменили, – приходит он к неутешительному выводу и пытается вспомнить, когда и где это вопиющее нарушение прав его личности произошло. Но в чужой голове и память чужая, и словарный запас не свой, и манера выражения какая-то посторонняя, дядина: – Должен вам заявить, Мстислав Лукич, что отныне считаю себя свободным от всяких обязательств перед вами и теми, кого вы представляете, кого бы вы ни представляли… – Мон Дюи! – всплеснул ручками барон, – Александр Николаевич, голубчик вы мой, так я же именно к этому битый час и пытаюсь вас склонить! Вы ведь практически военный человек, должны понимать: приказы могут и отменяться. Такое происходит сплошь и рядом. Сперва командуют «фас», потом приказывают «фу», то есть достаточно… Вот и я вам говорю: Александр Николаевич, до-ста-точно! Вы славно поработали, настала пора славно отдохнуть. Берите жену, дочку и – на Канары. Вот путевки. Три недели беззаботной райской жизни. Билеты в Харьков вам уже заказаны. Отдельное купе, спальный вагон, девушка сопровождения… А дела пока сдайте Алаеву, он справится… – Ясно. С Алаевым вам легче договориться. У вас на него купчая имеется… – У нас и на вас кое-что имеется, гражданин Аникеев, не только на Алаева. Например, вся ментура Казачьего Тына просто спит и видит как бы ей с вами поближе познакомиться. Или тезка ваш, швейцар пресловутой «Амфитриты», давно уже накатал жалобу на вас и ваших сотрудников о том, как вы его пытались подбить на должностное преступление – экономический шпионаж – и только ждет подходящего случая, чтобы отправить свой донос по инстанциям. Я уж не говорю о чистосердечных признаниях некоторых из призванных вами к порядку бизнесменов… Ну как, убедил я вас? – При первой нашей встрече вы были куда убедительнее, – скривил рот в сардонической гримасе Аникеев. – Таким соловьем заливались! Дескать, за державу мне обидно, прежде всего, потому, что она еще далеко не исчерпала свой ресурс, как исчерпали его французы, немцы и англичане. Мы, мол, собственно, еще даже не начинали жить по-настоящему, только тысячу лет примерялись да благословлялись, не умея толком начать, вырваться из порочного круга византийских напастей с их вечными смутами, заговорами и мятежами. Теперь у нас появился хороший шанс… – Да, – горделиво улыбнулся барон, – замечательная получилась речуга. Не поверите, три дня над ней корпел, и, как видите, не зря – вон как в память западает! Почти дословно… Заливистая трель телефона положила конец бахвальству Лжецигорина. Телефон находился в прихожей. Аникеев встал, и только пройдя несколько шагов понял, свобода движения вновь вернулась к нему. Но бить гостю морду уже расхотелось. Хотелось просто пристрелить гадину, кремировать, а пепел развеять над каким-нибудь отхожим местом… – Александр, – заявила трубка сухим строгим почти официальным тоном, в котором Аникеев не без труда распознал голос жены, – чем бы ты там ни был занят, все отложи и слушай. У меня к тебе серьезный разговор… – Только не по телефону. Завтра выезжаю, послезавтра буду у вас в Харькове, тогда и поговорим. Аникеев дал отбой. – Вот и ладненько, вот и молодцом! – похвалил стоявший в дверях гостиной Лжецигорин. – Билеты и путевка на столе. – Он двинулся к входной двери, обернулся на пороге: – Кстати, там же кредитная карточка с вашими премиальными. Наслаждайтесь жизнью, господин Аникеев, она стоит того… Честь имею! Но прежде чем скрыться с глаз окончательно, попытался добить хозяина морально, приподняв над головой парик роскошных седых волос. Мог бы еще и густыми брежневскими бровями, как черными платочками, на прощание помахать, но почему-то этого не сделал. Дверь закрылась. Гость сгинул. Аникеев вновь потянулся к телефону: – Дежурный? Это Аникеев. Немедленно передать по всем каналам связи: срочный переход на режим «Д». Ты меня понял? Всем, и сыскарям и охранникам – режим «Д»! Аникеев сунул трубку в гнездо, взглянул на дверь и улыбнулся нехорошей улыбкой. – Честь он имеет… Ну имей, имей. Я тоже ее поимею… Новая трель телефона не дала развить тему дальше. – Слушай сюда, фраер! Если ты думаешь, что отправив своих в Харьков, обеспечил им безопасность, а себе свободу рук, то сильно заблуждаешься. – Кто вы и что вам нужно? – Инструкции найдешь в своем почтовом ящике. Не советую ерепениться… Аникеев подумал и набрал на сотовом номер Мамчура. – Микола, дело есть срочное. Нет, в «Римских банях» слишком канительно, жду тебя в «Гурманоиде», там безопаснее… Глава десятая 1 В вестибюле гостиницы стоял скандальный переполох, столь не свойственный большим отелям, привыкшим кичиться торжественной тишиной. Официанты с подносами, коридорные с простынями, посыльные с чемоданами, горничные с пылесосами усердно сбивались с ног, пытаясь инсценировать известную библейскую мудрость (Екк.,1:2). Орава репортеров, вооруженных микрофонами, диктофонами и камерами также вносила свою посильную лепту в представление, беря приступом нескольких официального вида мужчин. – У вас здесь всегда все такие веселые? – поинтересовался у портье мужчина лет тридцати трех, подавая заполненную регистрационную карточку. – Нет, сударь, только сегодня, в честь вашего приезда, – расплылся в льстиво-предупредительной улыбке портье, кося одним глазом в карточку, где подозрительно разборчивым почерком было написано: «Аскольдов Антуан Антонович, разъездной агент Торгового Дома купца первой гильдии Даниила Галантереева. По служебным надобностям», другим – на переполох. – Не угодно ли предъявить паспорт, сударь? – не без любопытства в голосе предложил портье. Паспорт у мужчины был наготове. Действительно Антуан, в самом деле Антонович. Тридцати четырех лет, православный, холост, проживает в Коломне, на Рождественской улице, в доме мещанина Достовалова. – Ключ от вашего номера, сударь. Номер 922. Надеюсь, вам у нас понравится. Немедленно рядом со свежеиспеченным постояльцем материализовался посыльный, – отрок прыщавый, но расторопный, – и, подхватив два тяжелых чемодана, припустил к лифтам. Спустя полчаса, так и не дождавшись, к своему удивлению, телефонного звонка с предложением девочек для сексуальных упражнений, приезжий вышел из отеля, праздно огляделся и деловито направился к бару с завлекательным названием «Приют алкаша». В баре, несмотря на безбожную рань, было не продохнуть. Светящаяся разноцветными огоньками надпись над стойкой категорически настаивала на том, что в настоящем человеке вина должно быть больше чем разума. Мужчина протиснулся вплотную к огонькам и заказал себе чего-нибудь покрепче. Бармен, пожав плечами, быстро смешал хайбол. Мужчина отхлебнул и вопросительно взглянул на бармена. – С вас восемь долларов. – В этом городке поразительно дорогие и изумительно безвкусные коктейли, – заявил клиент и, помедлив, добавил: – Кайфа от них никакого, зато икоты – на всю оставшуюся жизнь… – Насчет вкуса спорить не буду, не знаю, – возразил бармен. – А вот насчет дороговизны совершенно с вами не согласен. В Стамбуле этот коктейль стоит в полтора раза дороже. – Зато у нас в Твери в три раза дешевле, – сообщил мужчина и, близоруко сощурившись, присмотрелся к прейскуранту: – Позвольте, что еще за условные единицы? Ни о каких единицах я с вами не уславливался! Мы в России, так что будьте любезны принять плату в русских рублях. Бармен в некоторой озадаченности воззрился на две сторублевые купюры. Меж тем привередливый клиент, достав из кармана калькулятор, быстро подсчитал причитающуюся ему сдачу, о чем и оповестил недоумевающего бармена. – Это по курсу Центробанка? – заикнулся, было, бармен. – А у вас что, свой курс? – Ну, видите ли, поскольку рубль склонен к инфляции… – Ладно, ладно, – смилостивился мужчина, – сдачи не надо, – и, допив коктейль одним могучим глотком, неожиданно признался: – Эх, люблю в незнакомых городах чувствовать себя Ермаком-первопроходцем злачных мест: пивных, опиумных, е…ных… – Каких, простите? – не поверил своим ушам бармен. – Едальных. Е-даль-ных. А вы что подумали? – Я?! – вытаращил глазки бармен. – Подумал?! Окститесь, сударь! Если бы я умел думать, то не стоял бы здесь и не выслушивал всякий вздор. – А что бы делали?