– Нес бы его с той стороны стойки. Причем – сидя. – Пожалуй, я поторопился отказаться от сдачи. Бармены здесь под стать своим коктейлям, – проворчал мужчина и, словно невзначай, уронив стакан и вдребезги расколотив его, вышел, вернее, скрылся в толпе выпивох. Оказавшись на улице, мужчина остановил проезжавшее мимо такси, сел без спросу рядом с водителем и приказал отвезти себя на железнодорожный вокзал. С таксистом он тоже расплатился рублями по курсу Центробанка, причем не преминул заметить при этом, что у них, в Старом Осколе, такси в пять раз дешевле, а таксисты – в восемь душевней. На вокзале он сразу направился в платный туалет, занял кабинку, заперся и, повозившись минут десять, вышел в общий зал с несколько измененной внешностью – без усов, в шортах-бермудах и с тщательно набриолиненными волосами. Из общего зала он проник в секцию автоматических камер хранения, где, беспрестанно оглядываясь, отыскал нужную ячейку, набрал по памяти код, открыл и извлек два фибровых чемодана. Подхватив их, выбрался на перрон и смешался с толпой только что прибывших пассажиров, ставших объектом ревнивого внимания со стороны группы отъезжающих граждан, с непередаваемой тоской глядевших то на толпу, то на свои билеты: для одних – свидетельство трусости, для других – предусмотрительной осторожности. Время от времени то у одного, то у другого сдавали нервы, и тогда то один, то другой разражался упреками в адрес новоприбывших. – Да вы что, газет не читаете? Телевизор не смотрите? Не знаете, что здесь творится? На задницу приключений ищете? На что неизменно получали стереотипный по смыслу ответ («Газетам верить – в мире не жить») и утихомиривались до прибытия следующего состава. Между тем мужчина в модных шортах, наняв носильщика, велел отвезти свой багаж к конторе по прокату автомобилей. Таковых оказалось целых три. Выслушав их громкие названия, мужчина остановил свой выбор на фирме «Hertz». В прокатной конторе красивая белобрысенькая девушка, отчаянно краснея от неуклюжих комплиментов мужчины, проверила его документы, приняла в задаток триста долларов, в залог – кредитную карточку «Masters» и отдала необходимые распоряжения телефонной трубке. Вскоре к офису подъехал механик на «Вольво-940» кремового цвета. Получив очередной смущенный отказ в ответ на очередную попытку назначить свидание в полночь на пляже, мужчина покинул офис, сел в автомобиль и отбыл в неизвестном направлении… Вернее, отбыл бы в неизвестном, если бы за ним не увязался серый неприметный «форд», которого сменил не менее малозаметный темно-синий «Фольксваген-пассат», в свой черед уступивший право тайного преследования грязно-зеленому джипу «Mitsubishi Pajero». Таким образом «вольво» был препровожден до мотеля «Звездные копи», где приезжий снял номер, записавшись в регистрационной книге Ванессой Мэй, чем, к слову сказать, нимало не смутил пожилого черноглазого портье, меланхолично заметившего, что он уже четвертая за последнюю неделю Ванесса, тогда как Евгениев Кисиных с начала сезона и двух не наберется… В номере он пробыл не более получаса. Примерно столько времени ему потребовалось на то, чтобы снова нацепить усы, взбить шевелюру хохолком и переодеться в блестящий атласный наряд, состоящий из белой, расстегнутой до пупа рубашки, коротенького черного жилета и того же цвета брюк. У конторы его дожидалось вызванное по телефону такси. Устроившись на заднем сиденье, он капризным тоном приказал отвезти себя на Греческую набережную. За такси в прежней (а не в обратной, как кому-нибудь могло вообразиться) последовательности повели «объект» вышеназванные автомобили: американский, немецкий, японский. Однако мужчина так ни разу и не оглянулся проверить, приметить, сопоставить с ранее зафиксированным, сделать соответствующие выводы, предпринять определенные действия. Ясно, решили те, которые руководили взаимозаменяемостью автомобилей скрытого наблюдения, бдительность усыпляет, глаза сотрудникам своей полной беспечностью утомить норовит. И отдали по секретным каналам своевременные команды: утроить бдительность, учетверить неутомимость, привести профессиональную интуицию в состояние повышенной боевой готовности. И так далее. Доехав до места назначения, мужчина расплатился долларами, не присовокупив к ним никаких замечаний, и окунулся в оживленную курортную толкотню, всячески стараясь подчеркнуть свою исключительную преданность фланерству. При этом он еще и напевал вполголоса старинную народную песенку, звучавшую в данной ситуации хитроумным паролем. Жил-был у бабушки серенький козлик. Ёп-тать, ёп-тать, серый козёл… Мимо прошла не очень красивая девушка с очень тоскливым взором. Мужчина осекся и, сочувственно глядя ей вслед, попытался разумно объяснить причины душевного состояния бедняжки: ясное дело, и трахнуть, как следует, не трахнули, и денег, стоящих упоминания не заплатили, – чем вызвал невольный смешок оператора звукозаписывающей аппаратуры, механически отметившего, что пароли с каждым годом становятся все забавнее… Объект между тем дернулся, было, за тоскующей, но в ту же секунду был отвлечен чьим-то знойно колыхающимся задом с двуязычным уведомлением: «Здесь могла бы быть ваша реклама!» («Hire could be your advertising!»). Пока объект переварил информацию, пока пришел в себя, тоскующая девушка затерялась в толпе. Слегка раздосадованный, но отнюдь не обескураженный, мужчина продолжил свой путь, радостно облизываясь на встречных женщин и грустно напевая себе под нос все те же позывные. Дойдя таким манером до «Пункта Общественного Эротического Питания», он воровато огляделся и ловко скрылся в указанном заведении. Изнутри пункт выглядел много привлекательнее, чем снаружи. Вестибюль, плавно и незаметно переходивший в остальные помещения, был уставлен турникетами входной платы и кадками с тропическими цветами, распространявшими одуряющий аромат жасмина, апельсиновых цветов и тыквенного дерева. Там и сям, среди царственных дебрей мандариновых рощ и зарослей кассавы проглядывали зеленые лужайки, на которых молоденькие девушки, одетые нимфами, водили древнегреческие хороводы. Незримый тихоструйный оркестр нежно исполнял что-то сугубо эллинистическое. Между цветами и папоротниками бродили очарованные клиенты – в большинстве своем раскормленные мужчины предпенсионного возраста и тщательно ухоженные женщины постбальзаковских лет. Периодически музыка смолкала и тогда из кустов на лужайку лезла языческая нечисть, исторгая у нимф игривые, исполненные неподдельного ужаса девичьи вопли. Кого тут только не было! Фавны с отвислыми животами. Сатиры с подагрическими конечностями. Менады с бюстами, болтающимися ниже пупка. Словом, вся свита весельчака Диониса. Правда сам Вакх отсутствовал, – то ли исполнитель забюллетенил, то ли плата за право вообразить себя богом показалась клиентам неоправданно высокой – неизвестно. Вдоволь набродившись по зарослям и чащобам, мужчина набрел, наконец, на какого-то сущего Геркулеса, застывшего в высокомерно-мечтательной позе возле карликового эвкалипта. – Слушай, друг, – сказал мужчина. – Тебе, сука, даже тамбовский волк не друг, а сирота казанская – не подруга! – огрызнулся Геркулес, не удостоив оскорбляемого взглядом. – То есть как?! – изумился мужчина. – Вообще никто? Геркулес резко обернулся, явив в пару к воинственной бороде Черномора свирепый взгляд душителя тараканов. – Ах, – смутился богатырь, – простите, Бога ради! Я принял вас за своего любовника… – Ничего, бывает, – выдавил мужчина жалкую всепрощенческую улыбку, кляня в душе любовные раздоры и одновременно ужасаясь предполагаемым размерам любовника эдакой детины. Между тем детина, умилившись собственной ошибке, ласковыми глазами заглянул прямо в эту клянущую душу облаянного гражданина и изъявил готовность оказать любую посильную помощь. – Я ищу Ирму Пуллен, – сообщил мужчина. – К сожалению, ничем не могу помочь. Если бы вам нужен был какой-нибудь парень, тогда сами понимаете, а девушки, брр, не по моей части… А вон, кстати, какая-то представительница этого сучьего племени в шалаш заползает. Не ваша ли часом Ирма? – указал Геркулес на что-то белое, воздушное, исчезающее в тростниковом шалаше. Мужчина благодарно кивнул и бросился к шалашу. Бородач, разочарованно вздыхая, вновь погрузился в высокомерную мечтательность. Зеленый сумрак окутал мужчину душистым банным полотенцем. Томно засвербело в носу от развратных предчувствий. Впереди трепетал золотой огонек маяком любовных устремлений. Спустя пару минут активного использования четверенек, мужчина ввалился в помещение, напоминающее запасную спальню Клеопатры. В изголовье роскошного ложа пылал древними поверьями бронзовый светильник. Завороженный мужчина не поленился взобраться на ложе и привычным уже способом – на карачках – добраться до светильника. Вблизи пламя выглядело еще искусственнее, чем издалека. Его хотелось потрогать. Мужчина удовлетворил свое желание и немедленно пустился в пляс. Огонь к его удивлению оказался не бутафорским. Заметив дверь, покрытую циновкой, и вообразив, что за нею должна быть купальня, он перешел с танцев на месте на целенаправленный галоп и с третьей попытки своего добился. Не всегда приятно начинать знакомство с постели, и всегда неприятно – с унитаза. Но именно так пришлось ему познакомиться с девушкой, чье интимное уединение он столь беспардонно хореографическим образом нарушил. Если девушка и была шокирована, она сумела это искусно скрыть: молодая и неловкая поза ее не претерпела изменений. Сунув обожженную руку под холодную струю, мужчина несколько вымученно улыбнулся: – Аскольдов. – Уродович, – отозвалась девушка самыми задушевными приятельскими звуками. – Антуан, – продолжал мужчина. – Милена, – прибавила девушка голосом нежной доверенности. – Антонович, – не унимался мужчина, рука которого под напором ледяной воды стала потихоньку трупно синеть, глаза покрываться масленой пленкой вожделения, а тонкий ум с удовлетворением отмечать факты, свидетельствующие о том, что его новая знакомая отнюдь не принадлежит к мнимо возвышенным натурам, посещающим нужник исключительно с романтическими целями – послушать о чем журчит унитаз. Из-под девушки трогательно разило отнюдь не фиалками и даже не тыквенным деревом. – Александровна, – с явным облегчением добралась до собственного отчества девушка. После чего, с быстротой шаровой молнии, утвердившейся окончательно в своей жертве, метнулась к биде. Сдвоенный водопад заглушил дальнейшие подробности этого обстоятельного знакомства. Надо думать, молодые люди не постеснялись сообщить друг другу о любимых привычках, заветных надеждах, тайных желаниях, словом, обменяться той информацией, которая, по свидетельству психологов, весьма способствует сближению человеческих особей. Психологи как всегда оказались правы, – стоило молодым людям, покинув купальню, устроиться на ложе, как их близость сделалась настолько тесной, что необходимость в дальнейшем обмене словами отпала сама собой. Ничто отныне не разделяло их, даже воздуху было не протиснуться меж разгоряченных сердец. Их любовь мгновенно достигла своего пароксизма и надолго в нем задержалась. Так что вползшей чуть погодя ухоженной даме, ничего не оставалось, как только нервно курить да немо всхлипывать по безвозвратно ушедшей молодости, когда, как ей верилось, и ее сердцем руководил любовный пыл, а не расчетливая похоть… Известно, после полового акта, как после изрядной порции водки, очень хочется курить и убаюкивать приятную усталость разнеженных тел интимной болтовней. Только самым черствым и эгоистичным удается после этого дела уноситься в полном молчании прочь – верхом на диких меринах самодовольства. Меру эгоистичности Аскольдова помешала установить ухоженная дама. – Я Ирма Пуллен. Позвольте узнать, кто вы? Застигнутый врасплох (не исключено – при торопливом седлании диких меринов), еще не отдышавшийся Аскольдов едва не назвался Ванессой Мэй. – Ва… – начал, было, он и – …нильная моя – закончил, похлопав девушку по плоскому животику. – Сходи, попрыгай с девочками на полянке, у меня с тетей серьезный разговор… Прыгать на полянке ванильная не захотела, вернулась в ванную. А чтобы ее не заподозрили в здоровом любопытстве, включила на всю громкость душ и демонстративно затянула душевную песенку: Самосадик я садила, Сама буду кайфовать. Кайфовать, кайфовать, Косячок свой набивать… Напрасные предосторожности, – оставшись вдвоем, Ирма и Антуан не произнесли ни слова, но только обменялись тайными знаками посвященных, после чего маленькая записочка перешла из женских рук в мужские, и через пару секунд, будучи прочитанной и накрепко запомненной, прекратила свое существование в пламени светильника. Покончив с тайнами, мужчина наскоро утерся туникой девушки, быстренько оделся и был таков. Но каков бы он ни был, то, что он узрел, покинув заведение, слегка его ошарашило. По Греческой набережной, печатая шаг, шли затянутые в черную кожу шеренги молодчиков с чадящими факелами в руках. – Вот же стебанутый городок! – вырвалось у Аскольдова. – Чего? – не поняли ближайшие к нему молодчики. Но Аскольдов уже пришел в себя, – мгновенно обкорнав себе усики, смахнув на лоб челку и вытаращив безумный взгляд фанатика, с чувством завопил: – Давно, давно пора! А то зажрались, заелись, захрюкались плутократы с жидами!.. – Списки самых злостных иудо-богатеев имеются? – деловито осведомился он у молодчиков. – Чего? – ответили молодчики. – Да здравствует наш факельцуг! – заорал он им что было мочи. – Да скроется солнце! Да вздыбится тьма! Зиг!.. – Хайль! – с явным облегчением подхватили лужеными глотками фашистенькие ублюдки, выбрасывая вперед правую руку, а левой потрясая тем, чем кто был богат: факелами, дубинками, арматурой, цепями, нунчаками… Антуан Аскольдов спрыгнул с крыльца и растворился в факельном шествии. Вовремя это у него получилось. Стоило ему слиться с социал-национал-радикалами, как из парадного входа покинутого им заведения высыпал наружу весь административный персонал, прекраснодушно вообразивший, что имеет дело с рекордным наплывом клиентов. Однако грозное зрелище черных кож, потных рож и воинственно коптящих факелов моментально остудило их гостеприимственный пыл. Дамы ойкнули, вздрогнули и притихли. Мужчины побледнели и насупились… Совсем иные чувства донимали молодых человеков, приставленных следить за перемещениями Аскольдова. Эти суетливо бегали взад-вперед шествия, подпрыгивая и нагибаясь, стараясь высмотреть в чаще тяжких шнурованных ботинок легкие белые кроссовки или белоснежный отложной воротник упущенного объекта в дубраве накаченных шей. Наконец из центра была дана своевременная команда срочно смешаться с безобразниками на предмет обнаружения пропавшего фигуранта, а также попутного выявления злостных провокаторов в рядах радикал-социал-националов. Получив приказ, сотрудники немедленно приступили к его исполнению, а именно: выстроились в очередь к старьевщикам, которые, пользуясь конъюнктурой, извлекли из загашников на свет Божий все, что могло сойти за прикид из черной кожи и соответствующую ей атрибутику (бенгальские огни, новогодние хлопушки, нарукавные повязки со свастиками, звездочками, леденящими кровь надписями типа «дневальный», «дежурный», «заслуженный вахтер», а также наспех переведенные речи Йозефа Геббельса, Иосифа Сталина, Джозефа Маккарти и Хосе Капабланки). Аскольдов тем временем уже разгуливал с новеньким кейсом в руках по безбрежным просторам гипермаркета, ослепительно улыбаясь телекамерам и масляно – кассиршам. Набродившись, расплатился за кейс, предварительно продемонстрировав сконфуженным девушкам его пустое нутро, и направился в туалет, храня на всякий случай на лице скорбную мину разочарованного в своем ремесле вора: Господи! опять меня не застукали!.. Запершись в кабинке, он уселся на крышку унитаза и, пристроив на коленях кейс, щелкнул в вожделении замками. Открылось девственное дно, которое он не удержался потрогать. Щелкнуло еще что-то, первое дно приподнялось, и взору Аскольдова предстали немудреные орудия киллерского труда: разобранная на части снайперская винтовка с оптическим прицелом, крупнокалиберный пистолет, четыре гранаты Ф-1, две дымовые шашки, набор глушителей, укороченный «узи», реактивный гранатомет и несколько длинных защитного цвета зарядов к нему… Аскольдов хмыкнул, вытащил «узи», понюхал ствол и недоуменно скривился: странно, вместо «Шанели № 5», пистолет-пулемет благовонял смазкой, порохом, смертью, и прочими ароматами повседневности героев террористического труда. 2 Как всегда во время званных обедов Лядова, день у Жоржа Алихана выдался особенно насыщенным тайными трудами. Каждого гостя требовалось строго идентифицировать, проверить на педикулезность (в том числе электронную), а главное – незаметно снабдить миниатюрными микрофонами и радиомаяками, дабы иметь ясное представление об его интересах и передвижениях.