Выйдя из кабинета, «Американцы» переглянулись. – А он научился жестко разговаривать с блатными! – сказал Васильев. – Я даже удивился! Вон как холода нагнал на Корнилова! Степанов усмехнулся. – Большому полицейскому начальнику в своем кабинете и в окружении шести оперов легко нагонять холод… Пусть бы он с Корниловым так на Гниловской поговорил, когда у него пушка за поясом да два бойца за спиной! – Ну, это да, – согласился Васильев. Им-то приходилось разговаривать с бандитами именно при таких обстоятельствах. – Ты куда сейчас? – спросил Терминатор. – Проскочу к Наполеону, надо же его вытаскивать… Есть у меня одно местечко, пусть пока перекантуется, а по ходу решим. А потом заскочу к Аленке. Если что, я в засаде. – Лучше бы домой ехал. А то ты в последнее время все время в засадах! Степанов внимательно посмотрел ему в глаза, помялся: говорить или нет. – Ты знаешь, что я думаю? – Что? – Собираюсь в этой засаде и остаться. – То есть? – Жениться думаю на Алене. – Ни фига себе! – Терминатор будто получил удар в челюсть. – Ты это… Без глупостей… А Ольгу куда? И потом… Он осекся. Что «потом»? Как вытащить скелет из шкафа девушки, которая из необременительной связи превращается в невесту? Степанов махнул рукой: – Ладно, хватит на сегодня! Потом поговорим! * * * Растерзанный Наполеон пулей вылетел с территории речпорта, не успев обмыться и привести себя в порядок – даже донской водой в разбитую рожу не плеснул, лишь бы поскорей убраться из опасного места. Он знал, что вырвался с того света. Знал и то, что в любой момент его могут вернуть обратно. Поэтому надо было срочно исчезнуть – это вопрос жизни и смерти не в переносном, а в самом прямом смысле! Разбитая «девятка» была в ремонте, правда, отобранный у должника «Солярис» стоял на парковке у ворот, но ключи у него отобрали, как и все, что было в карманах. Поэтому он выбежал на набережную, держась в тени, дошел до кафе «Шаурма» и в туалете умылся. После этого вряд ли можно было сказать, что он привел себя в порядок, потому что лицо распухло, посинело, тут и там набухали все новые гематомы, джинсы и шведка запачканы кровью. Но в «Шаурме» его знали, и такой вид никого не смутил, скорей напугал. Подойдя к шеф-повару, он взял у него тысячу рублей, пообещав завтра отдать. В обещание шеф-повар не поверил, но то, что член речпортовской ОПГ ограничился только тысячей, его обрадовало, потому что было равносильно подарку. На стоянке Наполеон взял такси и вскоре позвонил в свою квартиру. Надька встретила его босиком, в халатике на голое тело, с собранными в пучок волосами и стаканом в руке. Как всегда, она была не в настроении: то ли действительно скучала, то ли просто пьяна. – Ну вот, я опять одна целый день! – завела она свою пластинку, как только открыла дверь, но тут же осеклась и ужаснулась: – Что с тобой?! – Подрался, – коротко ответил Наполеон, снимая окровавленную одежду. – Давай, собирайся, поедем на море. Отдыхать. – На какое море? – сказала она. – А работа? – Ничего, – он надел джинсы, свежую клетчатую рубашку, накинул кожаную куртку. – Бросишь свой сраный «Макдональдс». Давно же хотела! – Да нет, подожди. С кем ты подрался? Тут что-то не то. Кто на тебя нападет? Да ты двадцать человек уложишь, а тебя вон как разделали, небось, свои пацаны… – Почему пацаны? Что ты глупости говоришь? – огрызнулся он, метаясь по комнате, и набивая сумку вещами первой необходимости. – Да потому, что больше на тебя никто не выступит! Тебя все в городе знают! – проницательно усмехнулась Надька. – Что вы не поделили? – Какое твое дело? Я говорю – давай, собирайся. – Да нет, – сказала она. – Я с тобой никуда не поеду. А то и меня грохнут! – Ну, и черт с тобой, – выругался Наполеон. Он зашел в санузел, залез в тайник под ванной, достал «ТТ» с запасным магазином, паспорт на чужую фамилию и две пачки пятитысячных купюр. Немного, но на первое время хватит! – Тогда уходи отсюда, пока они не пришли, – сказал он на прощанье. – А то не поздоровится! – Ладно, – лениво ответила девушка, забравшись с ногами на диван, и плеснула в стакан еще виски из стоящей рядом бутылки. Не оборачиваясь, он вышел на улицу. Если маски-шоу в штаб-квартире закончились, то его уже ищут. Значит, ни на вокзал, ни в аэропорт нельзя. Надо взять такси или нанять частника и рвануть в Красногорск. Триста километров – четыре часа пути. А оттуда хоть поездом, хоть самолетом, хоть автобусом – в Москву. Там легко затеряться среди десятка миллионов жителей, миллионов приезжих и десятков тысяч преступников. Тем более там есть хорошие корефаны… А корниловские пацаны, пусть по Надькиной наводке ищут его на морях… Через двадцать минут Наполеон на синем «Форде-фокусе» с желтым светящимся гребешком на крыше и молодым разговорчивым водителем уже выехал из ночного Тиходонска и по слабо освещенной трассе помчался на юг. В салоне гремела музыка, и у него было хорошее настроение: постепенно приходило ощущение того, что угрожающая опасность, как и вся прошлая жизнь, остается там, позади, а впереди ждет другая – веселая, богатая и удачливая. Деньги делают все. Водила, увидев его рожу, вначале не хотел ехать, но двадцать тысяч мгновенно заставили изменить решение. Карась удовлетворенно потянулся. Хотелось выпить, да и голод давал о себе знать: ведь досыта поесть пиццы в обед так и не удалось… Можно, правда, остановиться у одного из придорожных кафе, многие из которых работали круглосуточно. Мельком подумал о Степанове – все-таки мент сдержал слово и не отдал его на растерзание… Вернее, отдал, но вовремя выручил. И все равно, ему не хотелось больше иметь дело ни с ментами, ни с бандитами. Хотя он прекрасно понимал, что так не получится: придется прибиться либо к одному, либо к другому берегу и жить или в ипостаси Карася, или Наполеона. Но это все было впереди, а пока можно расслабиться. – Слышь, друг, тормозни у какой-нибудь приличной кафешки! – Сделаем! – охотно кивнул водитель. Кругом расстилалась ночная степь, вдоль дороги шумели деревья лесополосы, и с каждой минутой расстояние до Тиходонска увеличивалось. «Как там Надька? – пришла неожиданная мысль. – Хватило ума сдернуть с моей хаты? А впрочем, это ее дело!» Надька никуда не ушла на ночь глядя – решила поваляться у телевизора, переночевать, а утром спокойно собрать вещи и поехать обратно в общагу или завалиться к какой-нибудь из подруг. Но через полчаса после отъезда Карася в квартиру ворвались Весло и Воробей и, не застав «крысу», сдернули ее с дивана и увезли с собой. И хотя они не бросили ее в багажник, а посадили в салон, она забилась в угол, как пойманный зверек, ибо понимала, что это путешествие не сулит ей ничего хорошего. Когда в адрес приехал Степанов, он обнаружил только незапертую квартиру, в которой все было перевернуто вверх дном. В углу лежала испачканная кровью одежда Наполеона, и опер решил, что тот успел уйти. Собственно, так оно и было. Синий «Форд» с желтым гребешком сбавил скорость и остановился возле двухэтажного здания с неожиданной неоновой вывеской «Ресторан «Фобос», которая ярко светилась в темноте и была видна издалека. Только непонятно, кого она должна была привлечь – ближайшее село осталось в нескольких километрах позади, а вокруг расстилалась степь, да и шоссе в это время суток было пустым. – Вот здесь пожрать можно! – перекрикивая музыку, крикнул водитель. Карась неторопливо вылез наружу. Кругом властвовала темная южная ночь. Звезд видно не было, только желтый лунный диск слабо проглядывал сквозь густые облака. Сине-красные отблески от двухцветной вывески окрашивали фасад, придавая ему зловещий вид дома с привидениями из фильма ужасов. Вряд ли кому-нибудь из проезжающих путников захотелось бы зайти сюда для позднего ужина или по какой-либо другой надобности. Но у Карася фантазия на такие дела не включалась, ибо в привидений он не верил, а людей не боялся, потому что они его никогда не обижали – наоборот, он их обижал всю жизнь. Хлопнула незапертая дверь, и он вошел внутрь. Полутемный зал казался пустым, но он сразу почувствовал в дальнем углу какое-то шевеление и умирающий звук оборванного разговора. Острым взглядом он определил, что там за столом сидит компания – человек шесть, и сейчас светлые пятна встревоженных лиц обернулись в сторону внезапного гостя. – Есть кто-нибудь? – окликнул он и, подойдя к бару, облокотился на стойку, разглядывая бутылки на полках. – Хозяин есть? – Есть, есть, – скрипнул отодвигаемый стул, и из того угла выдвинулась фигура, заскрипели половицы под быстрыми шагами. Худой сутулый мужичок с морщинистым лицом привычно занял свое место за стойкой, внимательно всмотрелся в посетителя. – Ни фига себе! Где это тебя так отрихтовали? Или под паровоз попал? – Не по теме базар! – отрезал Карась. – Я пожрать хочу и выпить! В углу зашевелились, проскреб по полу еще один отодвигаемый стул, второй человек направился к стойке. – Кухня уже не работает, могу бутербродов с сыром сделать, – сказал бармен. Подошедший молча стал за спиной. От него исходил запах перегара. – Ладно, тогда дай бутылку коньяка, и я дальше поехал, – Карась развернулся вполоборота, осматривая навязчивого незнакомца. Крупный, с покатыми плечами и мощной шеей, грубое лицо и наглые глаза – сразу ясно, что из местной братвы. – Слышь, брателло, за спиной не стой, не люблю! – Коньяк у нас дорогой, три тысячи бутылка, – тихо проговорил бармен. Чувствовалось, что он боится подошедшего. – Ты откуда? – спросил местный. – Из Тиходонска, небось? – А к чему интересуешься? Ты, что ли, опер? – Да к тому, что это ты у себя в городе что хочешь люби или не люби! А здесь не твоя территория! – по блатному скривив губы, сказал местный. Не обращая на него внимания, Карась вынул пачку купюр, отделил одну, протянул хозяину. – Давай свой дорогой коньяк! Но если это палево – вернусь и сожгу твою харчевню вместе с вывеской! Увидев деньги, местный присвистнул. – Ну, что там, Тимоха? – раздался низкий голос из дальнего угла. – Залетный. Борзой. Лаве полные карманы. Грозит нашу точку спалить. – Ну, веди его сюда, познакомимся! Бармен поспешно протянул бутылку, дал сдачу и куда-то исчез. – Пойдем, старший зовет, – Тимоха взял Карася под руку – вроде дружески, но крепко, обычному человеку не вырваться. – Это он тебе старший, а не мне, – огрызнулся Карась и одним движением вырвался, да так, что Тимоха отшатнулся и едва удержался на ногах. – Пойдем, борзой, не нарывайся, – он сунул руку в карман. – У нас здесь свои законы. Кто на рожон прет, тех в поле закапываем. Знаешь, сколько там уже набралось? На целое кладбище!