В углу, под потолком работал плоский телевизор. Как всегда, показывали отвратительную рекламу, никак не способствующую аппетиту: ноги с грибком, унитазных бактерий, женские прокладки, быстро впитывающие влагу. Хорошо, хоть эта влага была синего цвета, а не того, который подразумевался. – Смотри, про нашего Синеватого, – засмеялся Васильев, но напарник юмора не понял. Он посмотрел на свои шикарные часы. Ждет кого-то? – Ты УСБ[14] не боишься? Зачем глаза рвешь обновками? – Мне уже надоело всех бояться! Начальников, бандюков, жену, уэсбэшников… Шлепнуть меня могут в любой момент, как и тебя, кстати. А ты почему-то денег не тратишь? Боишься? А если не успеешь? Хвост, Корнилов, узбеки, кто там еще? Небось, целая очередь стоит за твоей жизнью! – Да нет, не боюсь… Просто… У меня уже десять лет эта «Сейко». Идет секунда в секунду, если положить надолго – заснет, а проснется – сама выставит время, дату и все остальное. Мне ее и менять не хочется. А костюм я же недавно купил, когда старый прострелили. Да и он, кстати, не старый был. Машину действительно хочу поменять, но не сразу. А вот… Реклама закончилась. – А сейчас программа «Самородки из народа», – объявил ведущий. – Выступает поэт Николай Минеев. Он победил в первом туре и вскоре примет участие во всероссийском конкурсе Министерства обороны на лучшее произведение об армии. Прошу, Николай! – Смотри, смотри! – перебил товарища Степанов, показывая на экран. Васильев повернулся. «У солдата в штанах есть заветное место, Где он свято хранит, не боясь никого…» – с чувством декламировал круглолицый очкарик, даже глаза прикрывал. – Узнаешь? – Конечно! Он же нас на Хвостов навел! А что, он и взаправду поэт? – Не знаю. Мне показалось, он какую-то фигню порет. Но раз в телевизор выпустили и в Москву поедет, значит, и взаправду… – Ну, давай выпьем за новоявленного поэта! Ты, получается, его открыл! – Давай! – Так вот насчет покупок, – продолжил Васильев прерванный разговор, радуясь, что товарищ отвлекся от угнетающей его темы. – Мы дом выбрали, уже задаток заплатили. И место хорошее, и участок. Татьяна в восторге. – Это хорошо, – кивнул напарник. – Главное, чтобы в семье все было нормально. А я… Он не договорил. Раздался автомобильный сигнал. На парковку возле ресторана заехала голубоватая, с перламутровым оттенком «Тойота-Королла», из салона выпорхнула стройная девушка в обтягивающих шелковых брюках, короткой блузке, открывающей подтянутый живот, с длинными черными волосами, рассыпающимися по плечам. Когда она подошла поближе, то оказалось, что это Алена. Девушка взбежала по ступенькам, подошла к столику, помахала рукой. – Привет, мальчики! Степанов довольно заулыбался, и напарник понял, что он ее специально сюда пригласил – похвастаться. А может, просто соскучился. И еще неизвестно, что хуже. – Садись с нами, девочка. Смотри! – он протянул ладонь с еще мокрыми звездами. – Обмоешь с нами? – Нет, пить мне нельзя, я за рулем! – кокетливо сказала она. – Или немножко можно? С таким покровителем, как ты, думаю, ни один гаишник мне не страшен, – она погладила Степанова по плечу. Тот довольно заулыбался. – Это сто процентов! – Но я все равно не хочу нарушать. Я бы съела салатик и выпила апельсиновый фреш. Да может быть, еще шоколадное мороженое. Степанов поднял руку, властным жестом подзывая официанта, уверенно сделал заказ. – А ведь здесь лучше, чем у Вартана, – довольно сказал он. – И светло, и просторно, и всех вокруг видно. Это не в подвале сидеть! Тут и кухня совсем другая, и публика солидная. – А нам и там нравилось, – возразил Васильев. – Потому, что другого не знали. Накормит он нас на халяву – вот мы и довольны были. Скажи, Алена, я прав? – Ты всегда прав, – кивнула девушка и подняла стакан с соком. – За ваши успехи, мальчики! Желаю, чтобы вы дослужились до генералов! – Спасибо! – сказал Васильев. – Да ты кушай, не отвлекайся! Алена ела медленно и старалась не смотреть по сторонам, хотя Васильев чувствовал, что это дается ей с трудом. Разговор при ней не клеился, может потому, что темы у них обычно были специфические. Степанов со смехом поведал, как он вывел на телевидение начинающего поэта, Васильев рассказал старый анекдот. Алена вежливо посмеялась. В целом девушка производила приятное впечатление, но на Васильева она его не произвела. После мороженого она выпила чашечку кофе и стала собираться. – Ну, что? Поедешь со мной? – спросила она. – Ты же выпил! – Да нет, – Степанов посмотрел на часы. – У меня еще рабочая встреча. Через часа два приеду. – Ладно, жду! Дома и обмоем! Алена быстро направилась к машине. Васильев смотрел вслед, но видел ее сквозь одежду, как тогда, в кемпинге. Узкая прямая спина, тонкая талия, округлые бедра, татуировка на ягодице, длинные ноги… – Что ты так на нее смотришь? – ревниво спросил Степанов. – Не на нее, а на машину. Это ты купил? – спросил Васильев. – Ну, а кто еще, – самодовольно улыбнулся напарник. – Больше некому. – Ты так думаешь? – спросил Васильев. Улыбка сошла с лица Степанова. – Что ты имеешь в виду? – Да так, ничего. Мы остановились на домах, ты же тоже собирался покупать. А что-то молчишь про это. И Ольга ничего не знает. – Дом мы будем покупать с Аленой. Все серьезно. Я даже деньги домой не понес, а вместе с ней положил, в один банковский сейф. И ключ у нее дома держу. – Да ты что, с ума сошел?! – Васильев навалился на стол и впился взглядом в глаза напарника. Так он рассматривал допрашиваемого, и обычно тот чувствовал угрозу и кололся, даже не доводя до допроса с пристрастием. Но перед ним сидел такой же опер, как и он. Их взгляды скрестились, как рыцарские мечи, только что искры не полетели. Но больше тянуть было нельзя, и Васильев сказал, как в омут прыгнул с моста: – У Алены на заднице татуировка: пчелка над цветком. Так? Бац! Он еле успел отпрянуть и подставить руку, иначе кулак напарника врезался бы ему в лицо. – Ах ты, гад! – Степанов вскочил. – Вот, значит, как – ты другу рога наставляешь! Да я тебя в порошок! – Сядь, дурачина. Ты что? – попытался успокоить напарника Васильев. – Слушай, что я тебе расскажу. Помнишь, когда мы Хвостов искали, ты на Богатяновке, а я в кемпинге? – Ну, и что?! – Да то, что там я ее и застукал с мужем Верки, тем самым Иваном, которого мы с обрыва сбросили! – Врешь! – Зачем мне врать? Если хочешь, можно собровцев спросить. Они ее тоже голую видели. Двое, по крайней мере! И татуировку эту наверняка запомнили. Так что, смотри, а то она тебя кинет на деньги. Этим дело и закончится. – Не может быть… – сказал Степанов и откинулся на спинку стула в тяжелой задумчивости. Потом, словно очнувшись, встал, вынул деньги, положил на стол, придавил тарелкой и направился к выходу. – Не верю я тебе. Врешь ты все! – бросил напоследок. – Не знаю почему. Может, просто завидуешь! Что ж, не поверить в неприятную правду – это тоже выход. Но для слабых людей. А Степанов не был слабаком. Поэтому Васильев удивился его реакции. Неужели он так влюбился? Как же она его окрутила? Он долго сидел за столиком, откуда-то взялись опера из районного отдела, начали рассказывать, что в советские времена на этом же самом месте стоял ресторан «Театральный», в котором отвисали опера старшего поколения. За разговорами и воспоминаниями они выпили еще бутылку «Серого Гуся». Домой он пришел около часа ночи, но Татьяна не спала. – Почему так поздно? Я же волнуюсь! Особенно после той стрельбы! – Я же тебе говорил, это я стрелял в одного хмыря! Жалко, что промахнулся. Но тебе совершенно нечего за меня волноваться. Я любого на куски порву! Татьяна подошла, обняла, прижалась всем телом. – Ты пьяный? – Выпивший. С операми из района посидели. Он принялся раздеваться. – А Витя не с тобой был? – Начинали вместе, потом он уехал. – И приехал к Вере, она мне звонила! Пьяный, злой, требовал Ивана! Если бы он был дома, Витька бы его убил!