К счастью, во дворце не было недостатка в комнатах. Нет, Чезаре не мучили кошмары об убиенной. К своему немалому стыду, он даже не вспоминал о произошедшем. Но проводить свои ночи там, где спал делла Ровере, он не желал. Изысканный палаццо беглого кардинала, удачно расположенный в престижном районе Борго на Виа-делла-Кончилиационе, со всеми его огромными бальными залами, внутренним садом с великолепным фонтаном, широкими коридорами и светлыми комнатами, теперь перешел в собственность новоиспеченному кардиналу Чезаре Борджиа. За строгим фасадом скрывалась обстановка поистине роскошная и утонченная; добротной мебели, ценным восточным коврам, фигуркам из бронзы и фаянса, подсвечникам из чистого серебра и золота — не было счета. Многочисленные комнаты палаццо полнились богатством, которому позавидовали бы и в самом Ватикане. Но эта рафинированная элегантность не внушала Чезаре трепета. Он не хотел видеть ни малейшего напоминания о делла Ровере, посему лично руководил тем, чтобы слуги изъяли всю мебель вместе с драгоценной утварью и отвезли сие добро в дом на площади Пиццо-ди-Мерло. Нынче матушка осталась в их семейном палаццо единовластной хозяйкой, она по достоинству оценит эти несметные богатства и найдет им надлежащее применение. Чезаре же удовлетворит незатейливая обстановка по своему сдержанному вкусу. Тем более, что он не собирался надолго задерживаться во дворце делла Ровере. Фундамент его собственного нового дома в Трастевере был заложен на прошлой неделе, оставалось дождаться завершения строительства. Церемония возведения Чезаре в сан планировалась только после Рождества, однако он уже вкушал преимущества нового положения. Кроме дворца кардиналу Валенсийскому доставались собственные епархии, под его покровительство переходил монастырь Святой Цецилии в Остии, а также крепость Сполето в Перудже, в которой он назначался комендантом. На его имя то и дело приходили поздравления и подарки от новоявленных друзей семьи, ходатайства о покровительстве, прошения об аудиенции, а вдобавок бесчисленные приглашения в дома прелестных дам с весьма сомнительной репутацией. Несколькими предложениями он не преминул воспользоваться. Похоже, для Чезаре в Риме больше не оставалось закрытых дверей. Он будет вести и впрямь замечательную жизнь, а доход в двадцать тысяч дукатов ежегодно сполна покроет нужды молодого кардинала. Все складывалось наилучшим образом, но отчего-то Чезаре не покидало ощущение фатального разочарования. Да, вместе с новой ступенью священства он обретал власть, о которой другие могли только мечтать, но этот же титул отныне закрывал для него путь на поле битвы. Заветная бранная слава опять оказалась в заоблачной дали, окутанная клубами церковного ладана, подобно густому туману. И все же Чезаре не мог не признать — удача снова улыбнулась Борджиа. За короткий срок два злейших врага семьи повержены, а чертова дюжина верных Александру кардиналов надежно уберегут понтифика от дальнейших козней. Кто сможет переиграть Борджиа на поприще политических интриг, если даже изобретательный генуэзец делла Ровере не смог? Но почивать на лаврах было рано. Пока ноги Джулиано мерят эту грешную землю, он не оставит своей упрямой борьбы. Вчера за ужином отец высказал предположение, что кардинал направился в Неаполь, дабы просить поддержки у старого короля Ферранте в противостоянии папству Александра. Чезаре мигом догадался, что это вовсе не предположение. Ищейки понтифика работали проворно, а значит, Папе докладывали обо всех передвижениях врага. Отцу также донесли про Микелетто и его злодейское ремесло, теперь Чезаре больше не было нужды прятать своего наемника. И, похоже, для убийцы снова наметилась работенка. — Каким бы политиком не был кардинал, в хорошем вкусе ему не откажешь, — усмехнулся Чезаре, проводив взглядом слугу, выносящего полдюжины золотых подсвечников из залы для трапез. — Он прибыл в Неаполь, милорд, — сообщил Микелетто, следуя за хозяином по освещенной солнцем анфиладе. Чезаре на мгновение заколебался — вокруг много лишних ушей, но ему до чертиков не терпелось передать слуге требование понтифика. Нездоровый азарт одолевал его со вчерашнего ужина, за которым отец недвусмысленно дал понять, что желает покончить с делла Ровере навсегда. Убийство более не казалось крайней мерой, оно становилось необходимостью, лишь очередным шагом в жестокой игре за выживание. Чезаре хлопнул Микелетто по плечу и потянул его в маленькую комнатку перед трапезной, заваленную мебелью и вещами. Тут, по крайней мере, никто не шастал. — Мой отец замысловато выразил пожелание, — негромко произнес Чезаре, наклонившись к наемнику, — чтобы кардиналу заменили воротничок. Микелетто пронизал его взглядом, словно гарпун рыбину, и промолвил: — Если он увидит мое лицо, он сбежит из города. Чезаре усмехнулся, ему не верилось, что для его верного пса были преграды на пути к цели. — В таком случае держись в тени, — порывисто произнес Чезаре, заглядывая в ускользающие от него очи наемника. — Ты ведь любишь тень? Микелетто невозмутимо кивнул. Он принял задание, и хотя его ледяные серо-голубые глаза взирали покорно, Чезаре внутренне дрогнул. Он все не мог разгадать неуловимый взор своего наемника. Лучше бы он смотрел жестко, свирепо или цинично — такого взгляда ожидаешь от безжалостного убийцы. Но только не этот кроткий и прозрачный взор, острый, будто лезвие бритвы. Чезаре одернул себя. Бояться собственного наемника он не станет! Он глубоко вдохнул, помедлив, и взбудораженно произнес: — Признаться к своему стыду, я никогда не видел гарроту. Любопытство мучило Чезаре куда сильнее беспричинного страха. Он виртуозно владел испанской шпагой, несколькими видами кинжалов и мечей, но гаррота казалась чем-то диковинным. — Это просто резак для сыра, милорд, — в уголках рта слуги мелькнула улыбка. — Покажи, — потребовал Чезаре. Они спустились вниз на кухню, занимавшую пространство нижнего этажа. Под низким сводчатым потолком царила благостная тишина, сюда еще не успели добраться вездесущие слуги. Из кладовой шибало пряными специями и залежалыми овощами. Помещение казалось огромным, а большие окна пропускали много света. Три каменных печи, ряд комодов из добротного дерева, два массивных стола из мрамора — при делла Ровере тут, верно, трудилось не меньше десятка кухарок. За те дни, что помещение пустовало, мебель и утварь покрылась тонкой вуалью пыли, будто известью. Легкой, крадущейся поступью Микелетто смерил пространство кухни. Внимательно осмотревшись по сторонам, он направился к ящику с парой крупных арбузов. — Сойдет за голову, — сипло буркнул он и недобро улыбнулся, подхватив один из тяжелых плодов обеими руками, затем взгромоздил его на пыльную столешницу и порылся в нижних ящиках комода напротив. Чезаре шагнул к столу и молча наблюдал за убийцей, не сдерживая увлеченной ухмылки. Наконец, Микелетто выудил кусок тонкой проволоки с двумя деревянными ручками. Он выпрямился и картинно продемонстрировал сырорезку Чезаре. Металлический шнур натянулся между разведенными ладонями подобно струне. Наемник подступился к арбузу, проворно ухватив его посередке петлей из проволоки. На мгновение он замер, метнув выразительный взгляд на хозяина, потом ловко дернул за ручки импровизированной гарроты, и крупный плод треснул, распавшись надвое, обнажив сочную розовую сердцевину. Чезаре громко выдохнул, вообразив, как металлическая удавка врезается в глотку неприятеля. Оружие не для малодушных — потребуется усилие и известная доля решимости, чтобы довести дело до конца. Свежий, сладкий аромат расколотого арбуза обдал ушедшим летом и неясной порочностью полуденной сиесты. Руки сами потянулись к сахарной прохладе. Чезаре запустил большой палец в липкую мякоть. Сок брызнул, заляпав манжету сутаны. — Остается только пожалеть арбуз, — усмехнулся он, покосившись на Микелетто. Тот оживленно кивнул и тут же опустил взор. Смачно облизнув покрытый сладким соком палец, Чезаре в два шага приблизился к наемнику. Ухватив его плечо, он энергично хлопнул по узкой груди затянутой в добротный кожаный дублет. — Поезжай в Неаполь, — понизил он голос, будто опасаясь, что их услышат. — Нужно остановить кардинала. А гаррота, — Чезаре кивнул на сырорезку в руках наемника, — может пригодиться в этом деле. Микелетто качнул головой в немом согласии. Чезаре впился взором в покорные мерзлые очи убийцы, стараясь разглядеть отблеск души в глубине прозрачных серых радужек, но — напрасно. Казалось, у наемника не было души. Утро. Часть Тридцать третья Любимый голос звал его имя — ласково, тепло, будто откуда-то издалека. Чезаре. Он вынырнул из глубин сна, точно из-под толщи темной воды, и открыл глаза. Она склонилась над ним, взлохмаченная и сонная, нежно поглаживая его небритую щеку. Чезаре несколько раз моргнул, пытаясь осознать сон это или явь. — Лука, — наконец, выговорил он. — Что ты… — Ты просил разбудить тебя в девятом часу, — перебила Лукреция и с озорным смехом небрежно откинула локон от лица: — Доброе утро, братец! Она быстро наклонилась и чмокнула его щеку, обдав ветерком сладкой розы. Отбросив оковы сна, Чезаре обнял ее и притянул к себе, будто ребенка, уложив рядом на подушку. Лицо ее хранило очаровательную дремотную припухлость, нечесаные пряди разметались по постели. Сестра, казалось, заполнила всю комнату собой, сводящим с ума ароматом роз и сиянием медовых волос. — Как же я скучал по таким утрам, — проговорил он полушепотом, поглаживая ее румяную щечку подушечкой большого пальца. На губах ее быстро появилась и погасла улыбка. — Ты вот-вот станешь кардиналом, Чезаре, и, я боюсь, мы будем видеться еще реже. Она посерьезнела и приподнялась на локте, в распахнувшихся полах шелкового халата мелькнула плотная льняная сорочка. — Я никогда не забуду дорогу домой, сестренка, — заверил Чезаре. Он подхватил ее подбородок и легко ущипнул его, так, что она снова рассмеялась. Пробудиться в отчем доме, а не в холодных покоях чужого дворца на Виа делла Кончилиационе, было воистину отрадно. На мгновение ему показалось, он вернулся в прошлое, в то время детства, когда жизнь была беззаботна. Тогда они частенько просыпались в одной кровати и подолгу валялись в полудреме, рассказывая друг другу сны и размышляя о грядущем. Бездна пролегла меж теми днями и днем сегодняшним, пропасть, которую ему никогда не перешагнуть. Он познал от древа добра и зла, вкусил запретный плод, и вкус ему понравился. Для него, кажется, больше не было преград, даже убийство более не ужасало. Но, вот она, его любимая Лука, будто светится в полумраке задернутых портьер, жмется к нему всем своим хрупким телом, улыбается так, что у него сердце терпко замирает в груди, и, как бы ни греховны были его чувства к сестре, прекрасней он ничего не испытывал. Рядом с ней душа вновь наполнялась дивным теплом и светом, вытесняя оттуда уже привычную горечь, сожаление и злобу. Вчера в доме Борджиа состоялся семейный ужин по случаю назначения Чезаре кардиналом. Присутствовали все, кроме отца. Родриго до сих пор опасался гнева матушки и старался не показываться ей на глаза. Вечер удался на славу: Ванноцца много шутила и улыбалась, сама разливала душистое молодое вино по кубкам детей и даже позволила Джоффре выпить бокал за благополучие Чезаре на новой должности. Хуан — и тот умерил свое привычное бахвальство и, казалось, искренне радовался возвышению старшего брата. Празднование продлилось далеко за полночь, и Чезаре решил заночевать дома. Он просил слуг разбудить его пораньше, а сестра, видимо, подслушала. Она все не оставит свои шпионские повадки. Сегодня ему предстоял важный день — время епископства подходило к концу, назавтра назначен обряд возведения Чезаре и еще двенадцати претендентов в кардинальский сан. Нет, он не собирался проводить день в покаянии и молитве, как предписывалось церемониалом. В его перечне дел на сегодня были вполне мирские задачи. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме того, как дивно хорошо проснуться рядом с любимой сестренкой, как ворот ее сорочки ненароком съехал, обнажив точеное плечо. Нежно перебирая его кудри, Лукреция мечтательно произнесла: — Завтра ты наденешь красное. — Ненавижу красный, — хмыкнул он. — Но тебе пойдет! — она улеглась на спину рядышком, почти вплотную, нашарила его ладонь поверх одеяла, их пальцы переплелись. — Разве доспехи мне бы не пошли? — спросил Чезаре, покосившись в ее сторону: тонкий профиль, крутой изгиб ресниц, губы приоткрыты. Она, будто ощутив его взгляд, повернула голову, их глаза встретились. На короткий миг в ее взоре мелькнуло удивление и смятение, она сжала его руку крепче: — Тебе все идет, Чезаре, — ошпарила взглядом обожания. У него опять горько заныло в груди. Захотелось сгрести ее в охапку, утянуть к себе под одеяло, зацеловать эти красные, земляничные губы, освободить хрупкое тело из шелковых пут халата, согреть своим жаром. Но он лишь прижал ее прохладную ладонь к губам, опустив веки. Он боялся, что глаза выдадут его, что она заметит в них нечестивые, греховные мысли. — Ты будешь хорошим кардиналом, брат, — промолвила она ласково. Чезаре глянул в изумруд глаз Лукреции и невольно замер: ее взор таил странную, знакомую поволоку. Ладони, сами собой, обхватили родное лицо, словно желая на ощупь запомнить любимые черты. Он сдавленно выдохнул: — Это вряд ли.