— С тобой все в порядке? — спросил он. — Si, noes problema. Дохерти, попивая пиво, задумался, много ли домов в Глазго, где все четверо обитателей частенько переходят в общении с английского на испанский и обратно, даже не замечая этого. На последнем он заговорил после полугодового скитания по Мексике после смерти Крисси. Исабель овладела искусством билингвизма задолго до встречи с ним, во время семилетнего изгнания в Англию. Но вряд ли языковые странности были самой удивительной причудой в их отношениях. Когда они познакомились, он был ветераном САС с десятилетним стажем, а она — одним из немногих оставшихся в живых членов аргентинского городского партизанского движения. Если бы в «Сан» узнали обстоятельства их брака, то, надо полагать, статья вышла бы под заголовком что-нибудь вроде «Герой САС обвенчался с красной аргентинкой». Общественное мнение, особенно либеральное, представляло себе это движение сборищем высоко тренированных штурмовиков правого толка. Часть правды в таком представлении была, особенно после многочисленных акций парашютистов в восьмидесятых годах, но только часть. Как среди ветеранов, так и среди новичков в САС было немало людей, подобных Дохерти, выходцу из семьи с сильными лейбористскими традициями, и потому не склонных допустить проникновения правых влияний в какие бы то ни было воинские формирования. По возвращении с Фолклендов и памятуя о состоянии Исабель, Дохерти серьезно размышлял, стоит ли продолжать службу в армии. К тому времени он решил, что уже ни одна из задач, возлагаемых на него сменяющимися британскими правительствами, серьезно его не волнует. А когда приходит такое настроение, самое время подавать заявление об отставке. Итак, большую часть из прошедших десяти лет они прожили вне Херефорда. Она во время миссии в Аргентине работала под маской автора путеводителей, и пара запросов подтвердили, что рынок подобных книг расширяется с огромной скоростью. Она так и не закончила ту, которая посвящалась южной Аргентине, но предложение стать третьим членом группы, работавшей под таким же прикрытием в Чили, было с радостью принято, и это уже привело к написанию двух других книг о странах Центральной Америки. А это означало, что она уезжала из дома на несколько недель, но и Дохерти частенько надолго отлучался за границу, особенно после перевода в разряд инструкторов САС. Всякий раз, когда представлялась такая возможность, они путешествовали вместе, и Дохерти все сильнее влюблялся в Латинскую Америку, с тех пор как впервые увлекся Мексикой. Затем появилась Мари, а спустя два года и Рикардо. Исабель теперь была вынуждена ограничиваться по большей части ролью редактора, что оплачивалось выше, но было гораздо менее интересно. Теперь же, когда Рикардо приближался к школьному возрасту, а Дохерти лишь неделя оставалась до увольнения в запас, наступал момент принятия серьезного решения. Чем заниматься дальше? И оставаться ли жить в Шотландии или перебираться в Латинскую Америку? Как говорила Исабель, торопиться было некуда. Недавно она унаследовала — к собственному удивлению — несколько тысяч фунтов стерлингов от матери, адом, в котором они сейчас жили, являлся, в сущности, подарком Лиэма Макколла. Священник получил в наследство коттедж на острове Харрис, что в составе Гебрид, и решил уехать туда, предложив семейству Дохерти в пользование на неопределенное время свой дом в Глазго. Возможно, торопиться и некуда, но как бы Дохерти ни нравилось проводить время с Исабель и детьми, бездельничать он не привык. Военная жизнь чревата чередой безмятежных периодов, но всегда остается шанс, что на следующий же день ты будешь брошен в точку на другой стороне Земли, где от тебя потребуются все резервы ума, тела и души. И Дохерти понимал, что должен найти себе достойное занятие, во всяком случае то, с чем можно было бы сражаться. Он принялся расставлять тарелки, соль, кетчуп и уксус. Как раз вовремя, поскольку удивительный аромат жареной рыбы и картошки выбрался за входную дверь и достиг носа его жены. — Тебе треску, а мне пикшу, — сказала она, раскладывая порции по тарелкам. — А я купила вина, — добавила Исабель, извлекая бутылку из кармана пальто. — Я подумала... В гостиной зазвонил телефон. — Кто бы это мог быть? — спросила она, направляясь к аппарату. Дохерти разделывался с куском рыбы, когда Исабель вернулась. — Это твой бывший КО, — сказала она, называя командира как любая жена военного. — Барни Дэвис. И такое ощущение, что он звонит из паба. — Может быть, они решили удвоить мою пенсию, — попытался пошутить Дохерти, размышляя, какого черта Дэвису нужно от него. Вскоре это выяснилось. — Дохерти? Извини, что звоню в такой час, но нам надо бы встретиться, — сказал Дэвис. Дохерти удивленно поднял брови. Звук голоса был такой, словно Дэвис говорил из какого-то паба. Дохерти попытался вспомнить, какую из херефордских гостиниц предпочитал Барни Дэвис. — О’кей. А насчет чего? Это не подождет до конца Рождества? — Нет, лучше бы сегодня вечером. — А ты где? — спросил Дохерти. — В баре на Центральном вокзале. Итак, КО находился в Глазго. И, может быть, в Глазго он прибыл только затем, чтобы встретиться с ним. Интересно, зачем же? — Извини, что так вот сразу, не предупредив заранее, но... — Ничего страшного. Через час, скажем, в девять. — Замечательно. Ты не подскажешь, где бы нам лучше посидеть? — Угу, в «Слаг и Спорран», что на Бреннан-стрит. Пешком можно дойти минут за десять, а если ты возьмешь такси... — Я прогуляюсь. — О’кей. Тогда иди прямо по улице, что начинается напротив главного входа в вокзал, затем повернешь налево, на Сочихолл-стрит, и через триста ярдов направо будет поворот на Бреннан-стрит. Паб располагается посередине, напротив плавательного бассейна. — Вас понял, связь заканчиваю. В трубке послышались гудки отбоя. Дохерти застыл на минуту с колотящимся сердцем и нарастающим волнением, а затем вернулся к рыбе и картошке. Он снял крышку, которой Исабель накрыла его тарелку, чтобы блюдо не остыло. — Он хочет меня видеть, — сказал Дохерти со всей возможной небрежностью в голосе. — Сегодня вечером. Исабель подняла на него встревоженные глаза. — Рог que? — спросила она. Он не ответил. Подполковник Барни Дэвис, командир 22-го полка САС, без больших затруднений разыскал «Слаг и Спорран» и сразу же понял, почему Дохерти рекомендовал именно это заведение. В отличие от большинства британских пабов этот не был местом сборища юппи и не представлял из себя грязный шумный свинарник. Деревянные балки потолка были настоящими, а кабинки из темного полированного дерева, похоже, помнили еще прошлое столетие. Не было ни игральных автоматов, ни автоматических проигрывателей, чей грохот заглушал бы разговор. Только слышались умиротворяющие шлепки стрелок, посылаемых в доски игроками в дарт. Телевизор был выключен. Дэвис заказал себе двойной эль и пристроился в кабинке, показавшейся ему более уединенной. За ближайшим столиком группа юнцов с прическами панков спорили о каком-то Фуко, о котором Дэвису не доводилось слышать. Причем из их разговора он так и не мог понять, кто же это — футболист, философ или режиссер. «Какие же они молодые», — подумал он. Было без десяти девять. Дэвис попытался сформулировать, что сказать Дохерти, но вскоре отказался от этой попытки. Будет лучше и натуральнее, если заговорить экспромтом. Такую работу ему никому не хотелось бы предлагать, и уж в последнюю очередь Дохерти, у которого дети и жена. Но выбора не было. Придется просить его. И, может быть, у Дохерти хватит здравого смысла отказаться. Впрочем, сомнительно. У него у самого не всегда хватало здравого смысла, несмотря на собственных детей и жену. — Привет, босс, — сказал Дохерти, появляясь за плечом и похлопывая его по спине. Боссом было принято в САС называть старшего офицера. — Что будешь пить? — Э нет, я угощаю, — сказал Дэвис, поднимаясь. — Тебе чего? — Пожалуй, пинта ирландского портера будет в самый раз, — сказал Дохерти. Он уселся и обвел взглядом полупустой паб, народу в котором было все-таки больше, чем ему бы хотелось. «И почему он предпочитает именно этот паб?» — спросил он сам себя. Из-за этого телевизора, по которому он видел отплытие воинского контингента на Фолкленды из портсмутской гавани? Из-за той первой шлюхи, которую он подцепил здесь, вернувшись из Мексики? В этом месте всегда пахло дурными предзнаменованиями. В той угловой кабинке они с Лиэмом обильно заливали свою печаль в тот день, когда Далглиш переехал играть за Ливерпуль. Вернулся Дэвис с черным напитком. Дохерти всегда уважал этого мужчину как солдата, но что бывает редко, еще и как человека. От Дэвиса исходила какая-то трогательная человеческая печаль. — Так что тебя заставило проделать путь до Глазго? — спросил Дохерти. Дэвис скривился. — Чувство долга, должно быть. — Он отпил эля. — В общем, я думаю, нет смысла ходить вокруг да около. Когда ты последний раз слышал о Джоне Риве? — Да, наверное, с год назад. Он прислал нам рождественскую открытку из Зимбабве — это было с месяц после того, как его направили туда, — а потом еще коротенькое письмецо, и больше ничего. Мы-то оба не любители переписываться, обычно Нена и Исабель этим занимались... А что, Джон... — Ты ведь был шафером на его свадьбе, не так ли? — А он — на моей. И что из этого? — Джона Рива уже восемь месяцев как нет в Зимбабве. Он находится в Боснии. Дохерти осторожно опустил кружку и стал ждать продолжения. — Мы полагаем, случилось следующее, — продолжил Дэвис. — Похоже, у Рива и его жены в Зимбабве наступила не лучшая полоса в их взаимоотношениях. Может быть, дело дошло и до разрыва, — добавил он тоном человека, которому пришлось познать и этот опыт человеческого общения. — Но, как бы там ни было, она оставила его и уехала туда, откуда родом, то есть в Югославию. А как они познакомились, тебе известно? — В Германии, — сказал Дохерти. — Нена работала по приглашению в Оснабрюке, куда получил назначение и Рив. Обучаясь на доктора, она работала там медсестрой. — Перед его мысленным взором предстала Нена — высокая блондинка с широкими славянскими скулами и васильково-голубыми глазами. Семья ее считалась мусульманской веры, но, как и у большинства боснийцев, это было скорее данью культуре, чисто верой. Во всяком случае, Дохерти ни разу не приходилось бьггь свидетелем отправления ею религиозных обрядов. Их размолвка его опечалила. — Она забрала с собой детей? — спросил он. — Да. В тот маленький городок, где она выросла. Местечко называется Завик. Это в горах, в стороне от любого другого населенного пункта. — Насколько я знаю, ее родители по-прежнему проживали там. — Да. И все было хорошо, пока в Боснии не началась эта заварушка. Можешь себе представить, что пришло на ум Риву. Я не знаю, что там показывали по телевидению в Зимбабве, но я могу поверить, что от таких кадров любой сбежал бы куда угодно, лишь бы подальше. А может, и нет. Во всяком случае, мы обо всем узнали, когда он уже был в пути. Вроде бы он прибыл туда в начале апреля, но на этом наша информация иссякает. Мы полагаем, что его приезд в Завик Нена использовала для того, чтобы уехать в Сараево. Может быть, он согласился сидеть с детьми, а может быть, она просто не хотела с ним встречаться. Кто знает? В любом случае, время она выбрала не самое удачное. В Сараеве воцарился настоящий ад, сербы стали лупить из пушек по всему, что движется, а снайперы их принялись отстреливать детишек, играющих на улицах. А она или не могла, или не хотела... — Должно быть, в Сараеве с докторами не густо, — вслух подумал Дохерти. Дэвис согласно фыркнул. — Насколько нам известно, она по-прежнему там. А вот Рив — тут загадка потруднее. В начале июня мы получили от него письмо, где он объяснял, почему не может вернуться в Зимбабве. Дело в том, что он боится за безопасность своих детей, оставшихся в Завике... — Я ничего не слышал об этом, — сказал Дохерти. — Никто ничего не слышал, — сказал Дэвис. — Да и меньше всего нам хотелось бы рекламировать ситуацию, когда находящийся на действительной службе боец САС оказывается посреди Боснии. По многим причинам, в том числе и из соображений его же собственной безопасности. Но, как бы там ни было, этот городок оказался вовсе не таким безопасным местечком, как полагала жена Рива, и где-то в середине июля туда пожаловали незваные гости — большая группа нерегулярных сербских войск. Мы не знаем, что там произошло, знаем только, что сербы отбыли оттуда в деревянных ящиках... — Ты думаешь, это Рив помог организовать оборону города? Дэвис пожал плечами. — Что ж, разве на него непохоже? Впрочем, мы не знаем. С тех пор полгода ничего не было слышно, а затем два месяца доносились только слухи. — Какого рода слухи?