— А какой путь, по-вашему, безопаснее? — спросил Дохерти у женщин. —Дорога, — решительно сказала Хаджриджа. — Да, я тоже так думаю, — нехотя согласилась Нена. — Хотя кто угодно снизу увидит нас раньше, чем мы успеем объяснить, кто мы такие. Они отправились вниз, следуя по узкой дороге мимо сосновых посадок и еще одного заснеженного луга. Затем лес стал гуще, а дорога резко пошла вниз. Двумя сотнями ярдов ниже, за отчетливо видимой окаймляющей город рекой, показались едва различимые крыши. Дохерти осмотрел дорогу в бинокль и увидел впереди зловеще зияющий провал. Он передан бинокль Хаджридже. — Там раньше был мост, — сказала она. — А перебраться можно будет? — В этом месте тяжело, — сказала Нена. — Течение здесь сильное, почти водопад. Надо далеко внизу обходить. — Значит, остается Лестница. — Другого пути нет. Они сошли с дороги, побрели лугом, взобрались на поросший деревьями гребень и спустились вниз в еще одну расщелину между скал. Эта расщелина оказалась еще круче, глубина снежного покрова резко менялась, и идти приходилось очень медленно. Дохерти разрывался между восхищением этой зимней красотой и проклятьем из-за трудностей пути. Через час, растянувшийся в их сознании в три, они оказались у вершины Лестницы. Водопад, несомненно, оглушительный весной, сейчас едва был слышен за ветром, и не без причины. На самом деле падали лишь струйки воды, а остальное замерзло на лету, дожидаясь весны, чтобы освободиться. Сама по себе Лестница выглядела не так страшно, как ожидали сасовцы. Рядом с водопадом в крутом склоне размещались плоские камни, и хотя некоторые из них были определенно скользкие, а скольжение здесь могло окончиться фатально, почти вдоль всего спуска можно было за что-нибудь да придерживаться. А через каждые двадцать ярдов размещались большие выступы для отдыха. Конечно, спуск по такому пути с грузом на горбу никому бы не показался развлечением, но после того, чего они насмотрелись за день, можно было радоваться уже хотя бы тому, что они живы и здоровы. Хаджриджа находилась уже футах в двадцати от подножия, когда снизу послышался голос. — Продолжайте спускаться, но руки держите подальше от оружия, — предложили на сербскохорватском. Крис быстро перевел приказ, да и в любом случае никто бы из них не рискнул открыть огонь по предполагаемым друзьям, которых, правда, они еще и не видели. — Если бы не женщины, вы бы уже были мертвы, — жизнерадостно проговорил тот же голос. Только когда они закончили спуск, из-за нависающего валуна вышли трое мужчин. Каждый держал на изготовку автомат Калашникова. — Юсуф! — сказала Хаджриджа, разглядев лицо мужчины постарше. — Можешь опустить оружие. Мужчина ошеломленно всматривался в нее с минуту, а затем наконец узнал. — Хаджриджа Меджра? Я тебя в этой экипировке и не разглядел. Да откуда же ты взялась? — Из Сараева. А Нену ты знаешь. Глаза Юсуфа еще больше расширились. — Еще бы, конечно! А командир знает, что вы здесь? — Мои дети, — спросила Нена, перепуганная до смерти, — они... с ними все в порядке? — Да-да, насколько я знаю. У моего парня была ветрянка, но... От облегчения Нена чуть не потеряла сознание. — Где Рив? — спросила Хаджриджа. — В штабе, я полагаю. — А где штаб-то? — терпеливо спросила Хаджриджа. — А сначала скажи мне, кто эти люди, — заупрямился тот. — Англичане. Друзья Рива. Лицо Юсуфа осветилось радостью. — Прекрасные новости, — сказал он. — А он знает, что вы должны были прибыть? — Нет, но если ты отведешь нас к нему... 13 Нена Рив широким шагом целеустремленно шла по городу, в котором она выросла, к дому на холме, где она родилась. С наступлением сумерек туман густел, но, насколько она могла рассмотреть, город практически не изменился. Война не оставила тут никаких шрамов, по улицам гуляли люди, а двое оказались знакомыми. Но она торопливо прошла мимо — меньше всего сейчас хотелось ей останавливаться и вступать в разговоры и объяснения. В родительском доме огни не горели, но сам по себе дом выглядел как обычно. Она толчком растворила парадную дверь и ощутила на лице тепло обитаемого дома. На задах, в кухне, звучали голоса, детские голоса. Она секунду постояла перед дверью гостиной, собираясь с духом, затем тронула ручку и шагнула через порог. В свете одинокой керосиновой лампы к двери повернулись четыре лица — отца, матери, сына и дочери. На мгновение повисла тишина, а затем дети хором закричали: — Мама! В другом конце города в задней комнате гостиницы «Юность», превращенной в штаб-квартиру милиции Завика, Джон Рив и два его приятеля-офицера сосредоточенно изучали карту. — Привет, Рив, — донесся от дверей знакомый шотландский выговор. Рив обернулся с выражением крайнего изумления на лице. — Господи Иисусе, — сказал он, — а вот и кавалерия подоспела. Дохерти усмехнулся. Рив хоть и обходился без мундира, но, судя по всему, был жив и здоров. Оружия нигде не наблюдалось, но выражения лиц этих двух молодых людей, карта на столе и карты на стенах... все это походило на штаб подразделения, которое хорошо знало свою задачу. И это даже близко не походило на лагерь Брандо из «Современного Апокалипсиса», хотя Дохерти и готовил себя к худшему. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Дохерти представил Клинка, Криса и Даму. Рив, в свою очередь, представил двух боснийцев. Того, что повыше, серьезного молодого человека с короткими черными волосами и ярко выраженной славянской внешностью звали Датинка Тиджанич. Второго, тоже темноволосого, но с округлым лицом и усами, звали Эсад Кехаджич. — Так что же вы тут делаете? — спросил Рив. — Прибыли навестить тебя, но... В этот момент в дверях появилась Хаджрид-жа, беседовавшая с сопровождавшими ее снаружи. — Хаджриджа? — сказал Рив, вновь с изумлением уставившись на нее. В последний раз, когда он вицел ее, она была студенткой в джинсах и майке. — Zdravo, Рив. — Здравствуй. А как Нена? — Я здесь как раз затем, чтобы поговорить о ней, — сказал Дохерти. — Она пришла с нами. И прямо двинулась в дом родителей. С ними все в порядке? А дети? — Прекрасно. С ними со всеми все хорошо. — Рив, казалось, на мгновение оцепенел. — Господи, Джеми, что она тут делает? Как вы все тут оказались? — Это долгая история. Может быть... — Схожу-ка я туда, — сказал вдруг Рив. Он схватил пальто и огляделся. — Ребята, устраивайтесь как дома. Эсад, пригляди за ними, хорошо? Я вернусь. — Здравствуй, Нена, — сказал отец, когда дети наконец предоставили такую возможность. «А он постарел, — подумала Нена, — а мать почти не изменилась». По профессии он был учителем, но, партизаня во время второй мировой войны, а затем долгие годы будучи мэром Завика, жизненное призвание нашел в идее служения партии и Югославии. И крушение всего, за что он боролся и на что работал, явилось для него катастрофой, поняла Нена. Перечеркнутая жизнь. — Здравствуйте, — сказала она. Года два назад она еще могла бы рассказать родителям о том, что с ней произошло, но только не теперь. Это может оказаться бессмысленным. — Ну, что здесь происходит, папа? — спросила она отчасти для того, чтобы увести тему разговора от себя. — Мы сражаемся с ними, вот что происходит, — сказал отец. — Твой Рив просто великолепен, Нена. Если бы не он, страшно и подумать, что бы здесь произошло. Должно быть, на ее лице отразилась ирония, поскольку отец бросил на нее обиженный взгляд. — Это хороший человек, — упрямо сказал он. — Я знаю, — сказала она. — Так почему же... Ее спасло прибытие самого этого хорошего человека. «Редко мне приходилось видеть такую растерянность в его глазах», — подумала Нена, вставая и через силу обнимая его. — Ну как ты? — спросил он.