– Семь, – почти беззвучно произношу я. – Восемь… Все замирает на девяти. Индикатор вспыхивает и выключается. Чернеет. Перед глазами мелькают зеленые огоньки. – Она не простит нам, Карл. На запястье и плече Дэнни появляются гематомы. Рыжие локоны теряют цвет. Меня вновь начинает трясти. Девочка тает. Ей слишком жарко этим холодным летом. А ведь она верила нам. Не боялась. Что она скажет, проснувшись сущностью? – Чего ты ждешь? Ее сердце может не выдержать, – выводит меня из оцепенения Карл. – Я прослежу за приборами. План «Б». Я бегу к Утешителям. – Базу данных! – вскрикиваю я. – Открывайте ее базу! Один из помощников протягивает мне планшет. На экране светится фото Дэнни. Вот где она точно будет рыжей. Я провожу пальцем влево. Вспыхивает программный код. Хранилище поступков. Место, где решилась ее судьба. Место, где сейчас она решится повторно. Я медлю. Карл замер у монитора – следит за кардиограммой. Бесполезно. Уже бесполезно. Важно, что я предприму. И как это подействует. Шесть лет назад я клялась, что никогда не воспользуюсь его исследованиями. Я презирала этого человека. А сейчас презираю себя. Шкала форматирования окрашивается в зеленый. Я мчусь к Дэнни. Еще чуть-чуть, и ее тело привыкнет к пустоте. К тому, что в базе данных – ни строчки. А затем – следующая замена индикатора. Так написано в тех инструкциях. – Глория! – Карл подзывает меня к монитору. Но мне незачем всматриваться в кардиограмму, чтобы понять: что-то не так. Писк приборов усиливается. – Дай ей минуту, – умоляю я. – Она справится. – Нам больше некуда торопиться. Он прав. Плана «В» у нас нет. – Дэнни очнется. Как же я завидую Эмили, надеющейся, что поезд затормозит. Я блуждаю взглядом по полу, но что-то резкое, неестественное заставляет меня поднять глаза. Девочка вздрагивает. Так, что падает ширма. Частота сердечных сокращений нарастает, приборы начинают непрерывно пищать. Кардиограмма вытягивается в прямую. Высокий звук превращает меня в робота. Нота «си», определенно. – Дефибриллятор. Дефибриллятор, срочно! – воплю я. Утешители, Карл, приборы – все отдаляется. Остаемся лишь мы. Вдвоем. Хотя, нет, втроем. С проклятой «си». – Четыре тысячи. – Слышу, как дефибриллятор заряжается. – Разряд! Еще! Давай, девочка, помоги мне спасти тебя. Толчок. Снова. Она не отзывается. Должно быть, больше не верит мне. Да я и сама себе не верю. – Еще, Карл! Еще! – визжу я, но он хватает меня за плечи и заключает в объятия. Легкая пощечина. Голоса нанизываются на «си», как на шампур. Пахнет кровью. Я зажимаю уши. – Прекратите это… – Глория, мы сделали все возможное, – рычит Карл. – Все. Возможное. – Почему ты меня держишь? Ей нужен массаж сердца! – Она мертва, Глория. Мой маленький мирок разбивается. Мы боялись обнуления, проклятого недуга, обесцвечивающего волосы. Какая глупость. Гематомы, белые зрачки… Да какая разница, если это не смертельно? – Что же мы натворили… Я выполнила обещание: Дэнни обнулилась в неведении. И умерла – тоже. Но этого мало, чтобы я не презирала себя. «Си» оглушает меня. Пикник на рельсах не удался. А жаль. * * * Я снова и снова повторяю речь. Ругаю себя за слабость. Шейра позвала меня – хочет докопаться до правды. Рене не сказала ей, что произошло ночью. Это моя забота. Карл пишет отчет Семерке. Он отпустил меня поспать и запретил идти к дочери без него. Но… не он был главным – я. И мне отвечать. Я умерла вместе с Дэнни, услышав пронзительный писк. Умерла, когда Эмили вломилась в операционную. А сейчас умру, признавшись во всем дочери. Я стучу и толкаю дверь. Шейра сидит на кровати. Кусает ногти, бесцельно листает журнал с кроссвордами. На щеке краснеет гематома. – Доброе утро. – Я устраиваюсь рядом, не в силах отделаться от ощущения, что Утешители начинают осмотр точно так же. – Ее оперировала ты, – говорит Шейра, даже не посмотрев на меня. – Да, я в курсе. Ты работаешь с добровольцами. Но Дэнни… За нее решили родители. Это нечестно. – Девочка была несовершеннолетняя… – Была? – выдавливает она. Нет, приготовленные слова не сработают. Ничто не оправдает меня. Я потеряла больного. Добровольца, так легко согласившегося умереть. – Она… – запинаюсь я. Ком в горле не дает мне закончить. – Молчи, – шепчет Шейра. Как ни странно, в ее голосе нет льда и ненависти. В нем вообще ничего нет. – Мне жаль, – всхлипываю я. – У нас с папой не было выбора, правда. Мы бы отказались, но Семерка… – Ради этого эксперимента вы уехали в командировку? – Да. Но мы не планировали все сделать так быстро. – Я закрываю лицо ладонями. – Я знаю, Шейра, ты не простишь нас. Она не отвечает. Ее глаза пусты, а руки по-прежнему листают кроссворды. – С тобой что-то происходит, детка? Глупый вопрос, Глория. Очень глупый. Мы с Шейрой никогда не были близки. А сейчас и вовсе на разных планетах. – Мне правда жаль, – хриплю я. – Ты не представляешь, как паршиво я себя чувствую. Я поднимаюсь, но дочь заставляет меня замереть. – Не представляю? Ты ошибаешься, мама. Два предложения, и во мне все переворачивается. Мы не обсуждаем тот случай. Негласное правило нашей семьи. Каждый борется с воспоминаниями молча. Но я клянусь, ни Карл, ни я, ни Шейра не забыли мальчишку по имени Ник. Не забыли его заразительный смех, любимый мультик, время, когда он приходил к нам в гости. Он существует. До сих пор. Я не оглядываясь бегу прочь. Нормальная мать задержалась бы и поговорила, но, как бы я ни старалась, мне далеко до этой характеристики. Особенно сейчас, когда моя синусоида стремительно несется вниз. Глава 19