Тайлер пожал плечами и показал мне, что пять стоящих досок были шире у основания. Тайлер показал мне линию, которую он начертил на песке, и как при помощи линии направлял тень, отбрасываемую каждой доской. Просыпаешься — и вынужден спрашивать, где. Тайлер создал тень огромной руки. Только теперь пальцы были длинными как у Носферату[36], а большой палец был слишком коротким. Но он сказал, что ровно в 16:30 рука была совершенной. Гигантская тень руки была совершенной одну минуту. Одну совершенную минуту Тайлер сидел в центре, на ладони совершенства, созданного им самим. Просыпаешься нигде. Одной минуты достаточно, сказал Тайлер. Он тяжело работал, но мгновение совершенства стоило того. Мгновение — максимум, чего можно ждать от совершенства. Просыпаешься… и — хватит! Его зовут Тайлер Дёрден. Он был киномехаником, в профсоюзе киномехаников. И он был официантом, обслуживающим банкеты в отеле в центре города. И он дал мне свой телефон. Так я встретил Тайлера Дёрдена. Глава 4 ВСЕ ОБЫЧНЫЕ ПАРАЗИТЫ МОЗГА ЗДЕСЬ. В ГРУППЕ «ВПЕРЕДИ вверх» всегда новые лица. Это Питер, это Элдо, это Марси. Привет. Познакомьтесь все, это Марла Сингер, она сегодня с нами в первый раз. Здравствуй, Марла. В группе «Вперёд и вверх» мы начинаем с «цепочки». Группа не называется «Паразитические паразиты мозга». Вы никогда не услышите слова «паразиты». Все всегда идут на поправку. О, это новое лекарство. Все только что прошли переломный момент. И всё равно у каждого в лице — намек на пятидневную головную боль. Женщина утирает невольные слезы. У каждого есть табличка с именем. Люди, с которыми ты встречаешься каждый вторник в течение года, подходят к тебе с протянутой рукой и глазами на табличке. Не верю, что мы встретились. Никто не говорит «паразит». Все говорят «агент». Никто не говорит «лечение». Все говорят «процедуры». В «цепочке» кто-то расскажет, что агент распространился в его спинном мозге, и теперь он внезапно потерял контроль над левой рукой. Кто-то подхватит: агент иссушил оболочку его мозга, так что теперь мозг прикасается к внутренней стороне черепа, вызывая судороги. В прошлый раз женщина по имени Хлоя поделилась единственной хорошей новостью, которая у нее была. Хлоя с трудом поднялась на ноги, держась за подлокотники кресла, и сказала, что она больше не боится смерти. Сегодня, после знакомства и «цепочки», незнакомая девушка с табличкой, где написано, что ее зовут Гленда, сказала, что она — сестра Хлои. И что в два часа утра в прошлый вторник Хлоя, наконец, умерла. О, как это должно быть мило. Два года Хлоя плакала у меня в руках во время «объятий». А теперь она мертва. Мертва и в земле. Мертва и в урне[37], в мавзолее[38], в колумбарии[39]. Доказательство того, что сегодня ты думаешь и ходишь, а завтра ты — остывающее удобрение, пища для червей. Поразительное чудо смерти. О, как это было бы мило, если бы не… да, она. Марла. О, Марла смотрит на меня снова, на меня одного среди всех паразитов мозга. Ложь. Обман. Марла — обманщица. Ты — обманщик. Когда люди вокруг вздрагивают или морщатся от боли. Когда они захлёбываются кашлем. Когда промежность чьих-то джинсов наливается тёмно-синим — всё это сплошной театр. И внезапно, направленная медитация меня сегодня никуда не привела. За каждой из семи дверей дворца — зелёной дверью, оранжевой дверью — Марла. За голубой дверью стоит Марла. Ложь. Направленная медитация, пещера зверя моей силы. Мой зверь — Марла. Марла, курящая сигарету. Марла, закатывающая глаза. Ложь. Чёрные волосы и пухлые французские губы. Лгунья. Губы из итальянской темной диванной кожи. Некуда бежать. Хлоя была настоящей. Хлоя была похожа на скелет Joni Mitchell, если бы заставить его улыбаться и ходить по вечеринке, любезничая со всеми. Представь скелетик Хлои размером с насекомое, бегущий через залы и галереи собственных внутренностей в два часа утра. Её пульс — как ревущая сирена, как голос из рупоров, объявляющий: приготовиться к смерти через десять, девять, восемь секунд… Смерть наступит через семь, шесть… Ночью Хлоя бежит через лабиринт собственных сужающихся вен и сосудов, брызжущих горячей лимфой[40]. Нервы вокруг как жгуты кабелей. Абсцессы[41] в тканях как горячие белые жемчужины. Над головой объявляют: приготовиться к опорожнению кишечника через десять, девять, восемь, семь… Приготовиться к освобождению души через десять, девять, восемь… Хлоя бредет по колено в жидкости из отказавших почек. Смерть наступит через пять. Пять, четыре. Четыре. Вокруг нее — следы жизнедеятельности паразитов как аэрозольные граффити[42] на поверхности сердца. Четыре, три. Три, два. Хлоя карабкается по собственному содрогающемуся горлу. Смерть наступит через три, два… Лунный свет проникает сквозь открытый рот. Приготовиться к последнему вздоху… сейчас… Освободить. Сейчас. Душа отделена от тела. Сейчас. Наступает смерть. Сейчас. Ой, как это должно быть мило — помнить теплую вздрагивающую Хлою в моих руках, в то время как Хлоя — где-то, мертва. Нет. За мной наблюдает Марла. В направленной медитации я раскрываю объятия навстречу своему внутреннему ребенку. И ребенок — Марла, курящая сигарету. Никакого шара исцеляющего света. Ложь. Никаких чакр. Представьте свои чакры раскрывающимися, как цветы, и в центре каждого, как в замедленной съемке, взрыв света. Ложь. Мои чакры остаются закрытыми. Когда медитация заканчивается, все потягиваются, вращают головами, помогают друг другу встать. Терапевтический физический контакт. Для «объятий» я делаю три шага и становлюсь напротив Марлы. Она смотрит мне в лицо, а я смотрю на остальных в ожидании команды. Давайте обнимем того, кто рядом с нами. Мои руки смыкаются вокруг Марлы. Выберите кого-нибудь особого сегодня вечером. Рука Марлы с сигаретой прижата к боку. Скажите этому человеку, что вы чувствуете. У Марлы нет рака яичек. У Марлы нет туберкулеза. Она не умирает. Ладно, в этой заумной философии мы все потихоньку умираем с самого рождения. Но Марла не умирает так, как Хлоя. Разделите себя. Что, Марла, нравится их дурачить?