Разделите себя без остатка. Убирайся, Марла. Убирайся. Убирайся вон. Плачьте, если чувствуете, что вам это нужно. Марла смотрит на меня. У неё карие глаза. Мочки ушей припухли около дырок, в которых нет серёжек. На её потрескавшихся губах шелушится отмершая кожа. Плачьте. Ты тоже не умираешь, говорит Марла. Вокруг нас парочки всхлипывают, опираясь друг на друга. Выдашь меня и я выдам тебя, говорит Марла. Тогда мы можем разделить неделю, говорю я. Марла может забирать болезни костей, паразитов мозга и туберкулез. Я заберу рак яичек, паразитов крови и органические отклонения мозга. Марла говорит: а как на счет восходящего рака кишечника? Да, девочка выучила урок. Мы поделим рак кишечника. Она получает первое и третье воскресенье каждого месяца. Нет, говорит Марла. Нет, ей нужно всё. Раки, паразиты, всё. Глаза Марлы сужаются. Она никогда даже не мечтала, чтобы чувствовать себя так здорово. Она действительно чувствует себя живой. У неё даже кожа стала чище. За всю жизнь она никогда не видела мертвеца. Не было настоящего ощущения жизни, потому что не с чем было сравнить. Но сейчас вокруг были болезни и смерть, горе и утрата. Дрожь и рыдания, страх и сожаления. Теперь, когда она знает, к чему мы все идём, она ощущает каждое мгновение своей жизни. Нет, она не уйдёт ни из одной группы. Нет, я не вернусь к прежней жизни, говорит Марла. Я работала в похоронной конторе, чтобы чувствовать себя лучше, хотя бы ощущать, что я дышу. А что, если я не могу найти работу по специальности? Вот и возвращайся в свою похоронную контору, говорю я. Похороны — ничто по сравнению с этим, говорит Марла. Похороны — всего лишь абстрактная церемония. А здесь — здесь настоящее ощущение смерти. Пары вокруг нас утирают слёзы, сморкаются, похлопывают друг друга по спине и расходятся. Мы не можем ходить оба, говорю я ей. Тогда не ходи. Но мне нужно это! Тогда ходи на похороны. Все вокруг разошлись и теперь соединяют руки для заключительной молитвы. Я отпускаю Марлу. Как долго ты сюда ходишь? Заключительная молитва. Два года. Мужчина в молитвенном круге берёт мою руку. Другой мужчина берёт руку Марлы. Обычно при начале молитвы у меня сдавливает горло от волнения. О, благослови нас. О, благослови нас во гневе и в страхе. Два года? — Марла шепчет, склонив голову в мою сторону. О, благослови нас и не оставь нас. Все, кто могли заметить меня, за два года либо умерли, либо выздоровели и никогда не приходят назад. Помоги нам, о, помоги нам. Ладно, говорит Марла. Ладно, ладно, можешь забирать рак яичек. Боб. Большой Боб, плачущий вокруг меня. Спасибо. Дай нам нашу судьбу. Дай нам мир и покой. Да пожалуйста. Так я встретил Марлу. Глава 5 ОХРАННИК МНЕ ВСЁ ОБЪЯСНИЛ. Багажные рабочие могут не обращать внимания на тикающий багаж. Этот парень из охраны называл багажных рабочих «кидалами». Современные бомбы не тикают. Но если багаж вибрирует, багажные рабочие, «кидалы», должны вызвать полицию. Так я стал жить у Тайлера. Из-за политики авиалиний касательно вибрирующего багажа. Когда я летел обратно из Вашингтона, у меня всё было в одной сумке. Когда много путешествуешь, привыкаешь брать с собой одни и те же вещи в каждую поездку. Шесть белых рубашек. Две пары чёрных брюк. Абсолютный минимум для выживания. Переносной будильник. Беспроводная электробритва. Зубная щётка. Шесть пар нижнего белья. Шесть пар чёрных носков. По словам парня из охраны, мой багаж вибрировал на вылете из Вашингтона, так что полиция сняла его с рейса. У меня всё было в этой сумке. Мой набор для ухода за контактными линзами. Один красный галстук с синими полосами. Один синий галстук с красными полосами. Это деловые полосы, а не как на клубном галстуке. Один чисто красный галстук. Список всех этих вещей обычно висел у меня дома на внутренней стороне двери спальни. Дом был квартирой на пятнадцатом этаже высотного дома, похожего на картотечный шкаф для вдов и молодых специалистов. Рекламная брошюра обещала бетонные пол, потолок и стены в фут толщиной между мной и соседской стереосистемой или телевизором. Фут бетона и кондиционирование воздуха, так что нельзя открыть окна. Так что даже кленовый паркет и выключатели с контролем яркости освещения, и все остальные тысячу семьсот квадратных футов пахли как последнее, что ты готовил, или как твой последний поход в сортир. Да, ещё там были на кухне столешницы из натурального дерева и низковольтная проводка для освещения. Фут бетона очень важен, когда твой сосед забыл сменить батарейку в слуховом аппарате и включает футбол на полную громкость. Или когда вулканический взрыв газа и осколков того, что было твоим гостиным гарнитуром и личными вещами, выносит окна от пола до потолка и выплескивает огонь в ночь, чтобы превратить твою — и только твою — квартиру в зияющую чёрную дыру в стене здания. Такие дела. Даже мой набор тарелок зелёного стекла ручной работы с небольшими пузырьками и наплывами. С крохотными песчинками, доказывавшими, что они сделаны руками честных простых прилежных тружеников живущих хрен-знает-где. Так вот, даже этот набор тарелок уничтожен взрывом. Шторы от потолка до пола разорваны на клочки и сгорели, разносимые ветром. С высоты пятнадцати этажей всё это падало, сгорая и разбиваясь, на соседские машины. В это время я двигался на запад, спал со скоростью 0,83 Маха[43] или 455 миль[44] в час. ФБР пыталось разминировать мой багаж в Вашингтоне. Девять из десяти, сказал охранник, что вибрировала электробритва. Это была моя беспроводная электробритва. В других случаях — это вибратор. Мне это сказал охранник. Это было в моём пункте прибытия. Без багажа, который я должен был бы на такси привезти домой, чтобы обнаружить обгоревшие обрывки своих фланелевых рубашек на земле. Представь, сказал охранник, что такое по прибытии сказать пассажирке, что её вибратор задержал багаж на восточном берегу. Иногда это — мужчина. Политика авиакомпании — не упоминать собственника в случаях с вибратором. Использовать безличные фразы. «Вибратор». Никогда — «ваш вибратор». Никогда не говорить, что «ваш вибратор включился». Вибратор спонтанно активировался и создал чрезвычайную ситуацию, которая потребовала эвакуации вашего багажа. Шёл дождь, когда я проснулся перед встречей в Стэплтоне. Шёл дождь, когда я проснулся при подлёте к дому. Стюардесса попросила нас проверить, не оставили ли мы личных вещей на сиденьях. Затем назвала моё имя. Мне следовало встретиться с представителем авиакомпании у ворот. Я перевёл часы на три часа назад, и было по-прежнему заполночь.